Анализ стихотворения Ночи безумные ночи бессонные Апухтина
Алексей Апухтин (ноябрь 1840) вошел в русскую культуру классическими романсами , но не только: его именем Александр Блок назвал целую эпоху – глухие апухтинские времена, имея в виду не только восьмидесятые годы XIX века русской истории, но и предшествовавшие им шестидесятые – время больших надежд и общественного подъема, сменившегося глухой реакцией восьмидесятых.
Согласимся, что не всякое время ассоциируется с именем поэта, отказывавшимся печататься в крутые шестидесятые-семидесятые и вдруг ставшим востребованным в реакционные восьмидесятые. Что-то в шестидесятые пошло не так, не срослось, не случилось, раз общество отреагировало на них апухтинской тоской и душевной болью.
Ночи безумные, ночи бессонные,
Речи несвязные, взоры усталые…
Ночи, последним огнем озаренные,
Осени мертвой цветы запоздалые!
Пусть даже время рукой беспощадною
Мне указало, что было в вас ложного,
Всё же лечу я к вам памятью жадною,
В прошлом ответа ищу невозможного…
Вкрадчивым шепотом вы заглушаете
Звуки дневные, несносные, шумные…
В тихую ночь вы мой сон отгоняете,
Ночи бессонные, ночи безумные!
Шестидесятые годы, отмеченные именами Чернышевского, Писарева, Добролюбова, были временем, когда всё общество вдруг пришло в движение и начало метаться, по словам одного из современников, словно в любовном чаду и свадебном угаре.
С одной стороны – Александровские реформы, религиозно-философские искания, творческий взлет в искусстве (Чайковский, Толстой , Достоевский, Тютчев, Фет, В. Соловьев), с другой – засилье в литературе бывших семинаристов-разночинцев, диктовавших обществу как жить, о чем писать и чем жертвовать.
Нигилисты-отрицатели отказывались не от чего-то конкретного, а вообще – от всего, от всякого прошлого, от всей прежней культуры и всей русской истории вообще. При этом они не утруждали себя полемикой, заменив ее сведением счетов и навешиванием ярлыков.
Душевной боли – противопоставляли пользу, философским размышлениям – плоский морализм, живой действительности – простые схемы. В семинариях их нещадно ломали, в академиях – гнули, и раз усвоенные ими взгляды и схемы стали определяющими: под них они хотели прогнуть и подогнать русскую реальность, «преобразовать» ее и очистить от «прежнего мусора», в том числе и религиозного.
Из семинарий разночинцы-интеллигенты вышли озлобленными, надорванными, с нечувствием к русской истории и российской действительности. Вот в такое время вступил в литературную жизнь Алексей Николаевич Апухтин, дворянин по матери и отцу, выпускник привилегированного Училища Правоведения, готовившего элиту для Минюста.
Училище пользовалось репутацией рассадника смуты, Николай I решил раз и навсегда покончить с этим вольнодумством: сменил директора училища и ввел военную дисциплину. Основанное как противовес царско-сельскому лицею, Училище гордилось своими выпускниками.
Из его стен вышли не только известные правоведы и юристы, но и культурная элита России: Алексей Апухтин, Иван Аксаков, Петр и Модест Чайковские, Александр Алехин (чемпион мира по шахматам), Алексей Жемчужников и другие.
«У них – Пушкин , у нас – Апухтин», – так стали говорить, когда юное дарование обратило на себя внимание Тургенева, Фета и Тютчева, а первые стихи четырнадцатилетнего воспитанника по рекомендации директора Училища были напечатаны в газете «Русский инвалид». Все прочили Лёлику, как называли его друзья, карьеру Пушкин а, не меньше.
Уже в двенадцать, при поступлении в Училище, преподаватели удивлялись способностям мальчика и его знаниям русской поэзии: он часами мог декламировать Пушкин а, перед которым преклонялся всю жизнь. Его поэтическим способностям удивлялась даже мать, нежно любившая и баловавшая сына.
Её любовь и нежность сформировали душевный мир поэта: тонкий, меланхоличный, грустный, философский. Тот контраст, который подросток почувствовал, попав из традиционного дворянского поместья в военизированное Училище, вызвало у него стресс.
Интонация грусти и печали, появившаяся в первых стихах, так и останется главной характеристикой его поэзии. Вот отрывок из раннего стихотворения « Романс », написанного в двенадцать лет в подражание то ли Антону Дельвигу , то ли Алексею Мерзлякову . В нём он словно программирует свою судьбу на грусть-тоску:
Что мне делать одинокому?
Только всё грустить
Да по милой по сторонушке
Горьки слёзы лить.
Целый век мне лишь кручиниться
Дан удел судьбой.
Подростком Алексей Апухтин пишет много патриотических стихов, вспоминая свое детство, мать, родных, по которым всегда тосковал. Смерть его любимой матушки стала для поэта таким ударом, от которого он так и не мог оправиться. Потом все его сердечные привязанности, дружеские отношения и увлечения были лишь попытками восстановить из обломков разрушенный храм любви.
В девятнадцать лет (1859), в год смерти матери и окончания Училища, у него выходит цикл стихов «Деревенские очерки», открывающийся «Посвящением» с размышлениями над могилой любимой матери. В цикл поэт включает и ранее написанные стихи, очень мелодичные и тоже грустные.
Стихи с подачи И. Тургенева печатаются в престижном и популярном Некрасовском журнале «Современник». Они действительно попадали в унисон общей установке на демократические преобразования, и, казалось, журнал и поэт нашли друг друга, но это только казалось.
Очень быстро, буквально через несколько месяцев стало ясно, что они – разного поля ягоды: в конце 1860-го года в итоговой статье «Современника» Апухтин попал в число не оправдавших надежд, поэт ответил бывшим товарищам убийственным стихотворением:
Посреди гнетущих и послушных,
Посреди злодеев и рабов
Я устал от ваших фраз бездушных,
От дрожащих ненавистью слов!
Мне противно лгать и лицемерить,
Нестерпимо – отрицаньем жить.
Я хочу во что-нибудь да верить,
Что-нибудь всем сердцем полюбить!
(Современным витиям. 1861)
Мягкий, лиричный Апухтин действительно был чужд всякой злобе и ненависти, исходящей от демократического журнала. Он не был революционером, не понимал народовольцев, не стремился никого и ничего переделывать, тем более насильственно, ничего не хотел разрушать и никому – мстить.
Он был философ ом, интровертом, глубоко погруженным в собственный мир и только в узком кругу друзей открывавшийся другими сторонами своего таланта. Друзья знали его как шутника, балагура, писавшего острые эпиграммы, пародии и юмористические стихи, наподобие вот таких:
Сегодня мне скажите вы,
Что не берут в России взяток,
Что город есть скверней Москвы,
Что в “Пчелке” мало опечаток,
Что в свете мало дураков.
Вполне достигнете вы цели,
Всему поверить я готов:
Сегодня первое апреля.
(Первое апреля. Отрывок)
После случившегося скандала с “шестидесятниками” Апухтин замолчал на долгих двадцать лет, уединился в деревне, но писать не перестал: только теперь его стихи расходились в рукописях и среди знакомых. Вернулся он к читателям только в конце жизни и то потому что не хватало денежных средств. Пришлось прибегнуть к типографскому станку и напечатать первый и последний при жизни поэта сборник стихов.
Но Алексею Николаевичу очень повезло с друзьями: с однокашником Петром Ильичом Чайковским он был дружен всю жизнь. они вместе гуляли, вместе ездили на Валаам, останавливались друг у друга, когда кому-нибудь из них приходилось бывать в Москве или Санкт-Петербурге.
И вместе они попали в очень некрасивую гомосексуальную историю. Впрочем, ни тот, ни другой, особо и не скрывали своих гомосексуальных предпочтений. Чайковскому Апухтин посвятил несколько стихотворений, а Петр Ильич, рано почувствовав красоту и мелодичность поэзии друга, написал на его стихи несколько замечательных романсов, ставших образцовыми:
«Ни отзыва, ни слова, ни привета»; «День ли царит, тишина ли ночная. »; «Ночи безумные, ночи бессонные» и другие.
Певучие, легкие, надрывные с четкими формулами о любви-старсти, не нуждающейся во взаимности, стихи Алексея Николаевича как нельзя лучше соответствуют русскому романсу. Поэтому, кроме Чайковского, еще восемь десятков композиторов обращались к поэзии Апухтина, написав классические:
«Пара гнедых…», «Разбитая ваза», «Забыть так скоро. », «Он так меня любил. », «Минуты счастья. », «Люби, всегда люби. », «Отчалила лодка. » и другие.
Когда без страсти и без дела
Бесцветно дни мои текли,
Она как буря налетела
И унесла меня с земли.
Она меня лишила веры
И вдохновение зажгла,
Дала мне счастие без меры
И слезы, слезы без числа…
Сухими, жесткими словами
Терзала сердце мне порой,
И хохотала над слезами,
И издевалась над тоской;
А иногда горячим словом
И взором ласковых очей
Гнала печаль, — и в блеске новом
В душе светилася моей!
Я всё забыл, дышу лишь ею,
Всю жизнь я отдал ей во власть,
Благословить ее не смею
И не могу ее проклясть.
(Любовь. 1872)
Анализ стихотворения Ночи безумные ночи бессонные Апухтина
Алексей Апухтин. Ночи безумные, ночи бессонные,
Алексей Апухтин (ноябрь 1840) вошел в русскую культуру классическими романсами, но не только: его именем Александр Блок назвал целую эпоху – глухие апухтинские времена, имея в виду не только восьмидесятые годы XIX века русской истории, но и предшествовавшие им шестидесятые – время больших надежд и общественного подъема, сменившегося глухой реакцией восьмидесятых.
Согласимся, что не всякое время ассоциируется с именем поэта, отказывавшимся печататься в крутые шестидесятые-семидесятые и вдруг ставшим востребованным в реакционные восьмидесятые. Что-то в шестидесятые пошло не так, не срослось, не случилось, раз общество отреагировало на них апухтинской тоской и душевной болью.
Ночи безумные, ночи бессонные,
Речи несвязные, взоры усталые…
Ночи, последним огнем озаренные,
Осени мертвой цветы запоздалые!
Пусть даже время рукой беспощадною
Мне указало, что было в вас ложного,
Всё же лечу я к вам памятью жадною,
В прошлом ответа ищу невозможного…
Вкрадчивым шепотом вы заглушаете
Звуки дневные, несносные, шумные…
В тихую ночь вы мой сон отгоняете,
Ночи бессонные, ночи безумные!
Шестидесятые годы, отмеченные именами Чернышевского, Писарева, Добролюбова, были временем, когда всё общество вдруг пришло в движение и начало метаться, по словам одного из современников, словно в любовном чаду и свадебном угаре.
С одной стороны – Александровские реформы, религиозно-философские искания, творческий взлет в искусстве (Чайковский, Толстой, Достоевский, Тютчев, Фет, В. Соловьев), с другой – засилье в литературе бывших семинаристов-разночинцев, диктовавших обществу как жить, о чем писать и чем жертвовать.
Нигилисты-отрицатели отказывались не от чего-то конкретного, а вообще – от всего, от всякого прошлого, от всей прежней культуры и всей русской истории вообще. При этом они не утруждали себя полемикой, заменив ее сведением счетов и навешиванием ярлыков.
Душевной боли – противопоставляли пользу, философским размышлениям – плоский морализм, живой действительности – простые схемы. В семинариях их нещадно ломали, в академиях – гнули, и раз усвоенные ими взгляды и схемы стали определяющими: под них они хотели прогнуть и подогнать русскую реальность, «преобразовать» ее и очистить от «прежнего мусора», в том числе и религиозного.
Из семинарий разночинцы-интеллигенты вышли озлобленными, надорванными, с нечувствием к русской истории и российской действительности. Вот в такое время вступил в литературную жизнь Алексей Николаевич Апухтин, дворянин по матери и отцу, выпускник привилегированного Училища Правоведения, готовившего элиту для Минюста.
Училище пользовалось репутацией рассадника смуты, Николай I решил раз и навсегда покончить с этим вольнодумством: сменил директора училища и ввел военную дисциплину. Основанное как противовес царско-сельскому лицею, Училище гордилось своими выпускниками.
Из его стен вышли не только известные правоведы и юристы, но и культурная элита России: Алексей Апухтин, Иван Аксаков, Петр и Модест Чайковские, Александр Алехин (чемпион мира по шахматам), Алексей Жемчужников и другие.
«У них – Пушкин, у нас – Апухтин», – так стали говорить, когда юное дарование обратило на себя внимание Тургенева, Фета и Тютчева, а первые стихи четырнадцатилетнего воспитанника по рекомендации директора Училища были напечатаны в газете «Русский инвалид». Все прочили Лёлику, как называли его друзья, карьеру Пушкина, не меньше.
Уже в двенадцать, при поступлении в Училище, преподаватели удивлялись способностям мальчика и его знаниям русской поэзии: он часами мог декламировать Пушкина, перед которым преклонялся всю жизнь. Его поэтическим способностям удивлялась даже мать, нежно любившая и баловавшая сына.
Её любовь и нежность сформировали душевный мир поэта: тонкий, меланхоличный, грустный, философский. Тот контраст, который подросток почувствовал, попав из традиционного дворянского поместья в военизированное Училище, вызвало у него стресс.
Интонация грусти и печали, появившаяся в первых стихах, так и останется главной характеристикой его поэзии. Вот отрывок из раннего стихотворения «Романс», написанного в двенадцать лет в подражание то ли Антону Дельвигу, то ли Алексею Мерзлякову. В нём он словно программирует свою судьбу на грусть-тоску:
Что мне делать одинокому?
Только всё грустить
Да по милой по сторонушке
Горьки слёзы лить.
Целый век мне лишь кручиниться
Дан удел судьбой.
Подростком Алексей Апухтин пишет много патриотических стихов, вспоминая свое детство, мать, родных, по которым всегда тосковал. Смерть его любимой матушки стала для поэта таким ударом, от которого он так и не мог оправиться. Потом все его сердечные привязанности, дружеские отношения и увлечения были лишь попытками восстановить из обломков разрушенный храм любви.
В девятнадцать лет (1859), в год смерти матери и окончания Училища, у него выходит цикл стихов «Деревенские очерки», открывающийся «Посвящением» с размышлениями над могилой любимой матери. В цикл поэт включает и ранее написанные стихи, очень мелодичные и тоже грустные.
Стихи с подачи И. Тургенева печатаются в престижном и популярном Некрасовском журнале «Современник». Они действительно попадали в унисон общей установке на демократические преобразования, и, казалось, журнал и поэт нашли друг друга, но это только казалось.
Очень быстро, буквально через несколько месяцев стало ясно, что они – разного поля ягоды: в конце 1860-го года в итоговой статье «Современника» Апухтин попал в число не оправдавших надежд, поэт ответил бывшим товарищам убийственным стихотворением:
Посреди гнетущих и послушных,
Посреди злодеев и рабов
Я устал от ваших фраз бездушных,
От дрожащих ненавистью слов!
Мне противно лгать и лицемерить,
Нестерпимо – отрицаньем жить.
Я хочу во что-нибудь да верить,
Что-нибудь всем сердцем полюбить!
( Современным витиям. 1861 )
Мягкий, лиричный Апухтин действительно был чужд всякой злобе и ненависти, исходящей от демократического журнала. Он не был революционером, не понимал народовольцев, не стремился никого и ничего переделывать, тем более насильственно, ничего не хотел разрушать и никому – мстить.
Он был философом, интровертом, глубоко погруженным в собственный мир и только в узком кругу друзей открывавшийся другими сторонами своего таланта. Друзья знали его как шутника, балагура, писавшего острые эпиграммы, пародии и юмористические стихи, наподобие вот таких:
Сегодня мне скажите вы,
Что не берут в России взяток,
Что город есть скверней Москвы,
Что в “Пчелке” мало опечаток,
Что в свете мало дураков.
Вполне достигнете вы цели,
Всему поверить я готов:
Сегодня первое апреля.
( Первое апреля. Отрывок )
После случившегося скандала с “шестидесятниками” Апухтин замолчал на долгих двадцать лет, уединился в деревне, но писать не перестал: только теперь его стихи расходились в рукописях и среди знакомых. Вернулся он к читателям только в конце жизни и то потому что не хватало денежных средств. Пришлось прибегнуть к типографскому станку и напечатать первый и последний при жизни поэта сборник стихов.
Но Алексею Николаевичу очень повезло с друзьями: с однокашником Петром Ильичом Чайковским он был дружен всю жизнь. они вместе гуляли, вместе ездили на Валаам, останавливались друг у друга, когда кому-нибудь из них приходилось бывать в Москве или Санкт-Петербурге.
И вместе они попали в очень некрасивую гомосексуальную историю. Впрочем, ни тот, ни другой, особо и не скрывали своих гомосексуальных предпочтений. Чайковскому Апухтин посвятил несколько стихотворений, а Петр Ильич, рано почувствовав красоту и мелодичность поэзии друга, написал на его стихи несколько замечательных романсов, ставших образцовыми:
«Ни отзыва, ни слова, ни привета»; «День ли царит, тишина ли ночная. »; «Ночи безумные, ночи бессонные» и другие.
Певучие, легкие, надрывные с четкими формулами о любви-старсти, не нуждающейся во взаимности, стихи Алексея Николаевича как нельзя лучше соответствуют русскому романсу. Поэтому, кроме Чайковского, еще восемь десятков композиторов обращались к поэзии Апухтина, написав классические:
«Пара гнедых…», «Разбитая ваза», «Забыть так скоро. », «Он так меня любил. », «Минуты счастья. », «Люби, всегда люби. », «Отчалила лодка. » и другие.
Когда без страсти и без дела
Бесцветно дни мои текли,
Она как буря налетела
И унесла меня с земли.
Она меня лишила веры
И вдохновение зажгла,
Дала мне счастие без меры
И слезы, слезы без числа…
Сухими, жесткими словами
Терзала сердце мне порой,
И хохотала над слезами,
И издевалась над тоской;
А иногда горячим словом
И взором ласковых очей
Гнала печаль, — и в блеске новом
В душе светилася моей!
Я всё забыл, дышу лишь ею,
Всю жизнь я отдал ей во власть,
Благословить ее не смею
И не могу ее проклясть.
(Любовь. 1872)
Полное собрание стихотворений (6 стр.)
Все поняли они, как тяжко и обидно
Страдает человек в родимом их краю,
И каждому из них вдруг сделалось так стыдно
За жизнь счастливую свою!
Но современный человек так погружен в суетные интересы дня, что даже великое искусство может возродить его душу лишь на “миг один”:
Конечно, завтра же, по-прежнему бездушны,
Начнут они давить всех близких и чужих.
Но хоть на миг один ты, гению послушный,
Нашел остатки сердца в них!
Мир театра был близок и дорог Апухтину. Об Апухтине – страстном театрале – рассказывали мемуаристы. В этих воспоминаниях он предстает не только как внимательный, квалифицированный зритель, но и как человек, реагирующий на представление очень эмоционально, способный буквально разрыдаться на потрясшем его спектакле. Дружба с актерами, участие в любительских спектаклях – все это не могло не отразиться в его творчестве.
Театр – постоянная тема Апухтина, ей посвящен целый ряд его стихотворений: “В театре” (“Часто, наскучив игрой бесталанною…”), “М-me Вольнис”, “Мы на сцене играли с тобой…”, “Мне было весело вчера на сцене шумной…”, “Актеры”, “В театре” (“Покинутый тобой, один в толпе бездушной…”), “Публика (Во время представления Росси)”. В решении этой темы Апухтин использует традиционное сравнение: жизнь есть театр. Мотив лицедейства, маски, театральной игры объединяет поэзию и прозу Апухтина. Стихотворение “Актеры” построено на уподоблении жизни театру. Но не тому театру, где, как потом скажет Блок, от “истины ходячей” всем станет “больно и светло” (“Балаган”), а театру как лицедейству, когда за внешней праздничностью скрывают убогую и безнравственную суть жизни. Дело для Апухтина не только в том, что маска, игра какой-то роли – признак лицемерия, неискренности. Для писателя не менее важен другой смысл мотива: человек в маске проживает не свою, чужую жизнь.
Вот вышли молча и дрожим,
Но оправляемся мы скоро
И с чувством роли говорим,
Украдкой глядя на суфлёра.
Лирический герой Апухтина больше всего мучается одним – загадкой любви. В лирическом мире Апухтина – это главный вопрос жизни. Недаром известный критик рубежа веков А. Л. Волынский назвал свою статью об Апухтине “Певец любви”.
Любовь у Апухтина таинственна, стихийна и дисгармонична.
Она меня лишила веры
И вдохновение зажгла,
Дала мне счастие без меры
И слезы, слезы без числа.
Очень часто любовь у Апухтина это – говоря тютчевским языком – “поединок роковой”. Точнее, Апухтин очень подробно, психологически убедительно раскрывает отношения, которые можно назвать завершившимся поединком, потому что один из двоих (чаще “он”, реже “она”) оказался в роли побежденного, подчиненного, зависимого:
Не званная, любовь войдет в твой тихий дом,
Наполнит дни твои блаженством и слезами
И сделает тебя героем и… рабом.
(“Когда в объятиях продажных замирая…”)
Апухтин охотно прослеживает развитие чувства, когда зависимость от другого человека оборачивается утратой воли, рабским подчинением. Но даже в этих мучительных и для постороннего глаза унизительных отношениях герой Апухтина может находить и находит радость. Вот удивительное по своей емкости и убедительности выражение этого чувства (на сей раз речь идет о женщине):
Она отдаст последний грош,
Чтоб быть твоей рабой, служанкой,
Иль верным псом твоим – Дианкой,
Которую ласкаешь ты и бьешь!
Может быть, самое существенное в том, что и такая любовь в мире Апухтина не может унизить человека. Любовь у него всегда – знак живой души, души, поднятой над обыденностью. В поэзии Апухтина, как позже у Блока, “только влюбленный имеет право на звание человека” (“Когда вы стоите на моем пути…”). Герой Апухтина, словно чеховская Раневская, всегда “ниже любви”, находится в ее власти, беззащитен перед чувством любви, и в этом необходимая мера его человечности. Ни победить, ни избыть такого чувства герой Апухтина не может: “Недуг неизлечим”. Одно стихотворение его начинается словами: “Я ее победил, роковую любовь”, а заканчивается так:
Против воли моей, против воли твоей
Ты со мною везде и всегда!
Это любовь-страсть, если вспомнить известную классификацию Стендаля. Чувство, которое живет как бы независимо от человека, от его воли, нравственного чувства. Такую любовь имеет в виду герой повести “Дневник Павлика Дольского”, когда говорит: “Если бы действительно существовало царство любви, какое бы это было странное и жестокое царство! Какими бы законами оно управлялось, да и могут ли быть какие-нибудь законы для такой капризной царицы?”
В поэме “Год в монастыре” (1883) пунктиром намечена традиционная для апухтинских героев канва поступков и переживаний: короткое счастье взаимной любви, потом “обидный мелочный разлад”, его рабская зависимость от нее, попытка его освободиться от этого чувства, найти смысл жизни в религии, тщетность этой попытки, бегство из монастыря по первому зову обожаемой женщины – накануне пострижения в монахи. В свое время С. А. Венгеров назвал эту поэму “апофеозом бессилия”. Думается, что это односторонняя оценка; зависимость героя от “мирской” жизни, его земная любовь – свидетельство неугасших сил души.
А. Л. Волынский справедливо заметил: “Как поэт любви Апухтин проще, искреннее и задушевнее многих других поэтов современности”. В лучших своих вещах он умел сказать о любви – в том числе и о любви гибельной, опустошающей – просто и сильно:
Не стучись ко мне в ночь бессонную,
Не буди любовь схороненную,
Мне твой образ чужд и язык твой нем,
Я в гробу лежу, я затих совсем…
Апухтинскому герою ведомо эгоистическое, даже злое начало в любви – в любви, которая сродни ненависти, – но тем ценнее, что его любовь может подняться, возвыситься (через муки и страдание) до любви-поклонения, любви нравственно просветленной:
Порою злая мысль, подкравшись в тишине,
Змеиным языком нашептывает мне:
“Как ты смешон с твоим участием глубоким!
Умрешь ты, как и жил, скитальцем одиноким,
Ведь это счастие чужое, не твое!”
Горька мне эта мысль, но я гоню ее
И радуюсь тому, что счастие чужое
Мне счастья моего милей, дороже вдвое!
(“Два сердца любящих и чающих ответа…”)
Любовь – главная, ключевая тема апухтинских романсов. В сознании широкого читателя Апухтин живет прежде всего как автор романсов. П. И. Чайковский, Ц. А. Кюи, Р. М. Глиэр, Ф. А. Заикин, А. С. Аренский, А. А. Оленин, С. В. Рахманинов, А. В. Щербачев – десятки композиторов написали музыку на слова Апухтина.
Романс как особый литературный жанр был утвержден в нашей литературе Пушкиным и Баратынским. В середине прошлого века к нему особенно часто обращались А. А. Фет, Я. П. Полонский и А. К. Толстой. Романсная стихия очень заметна в поэзии Апухтина. Романс – жанр всем хорошо знакомый, но еще мало изученный. В его природе есть противоречие, загадка. Романс, в том числе и апухтинский, обычно наполнен традиционной поэтической лексикой, “поэтизмами”, бывшими не раз в ходу оборотами. То, что в других стихах воспринималось бы как непозволительная банальность, как явная слабость, в романсе принимается как норма. В романсе слово не только несет свой лексический или образный смысл, но и является опорой для эмоции, музыки чувств, которая возникает как бы поверх слов. Романс использует “готовый, в своем роде общезначимый язык страстей и эмоций”. Легко узнаваемые образы, привычная романсная лексика моментально настраивают нас на определенный строй эмоций и переживаний.
В житейском холоде дрожа и изнывая,
Я думал, что любви в усталом сердце нет,
И вдруг в меня пахнул теплом и солнцем мая
Нежданный твой привет.
(“В житейском холоде дрожа и изнывая…”)
Романс всегда наивен, точнее – как бы наивен. “Наивность, – писал один из критиков апухтинской поры, – сама по себе уже есть поэзия”. Романс ждет от читателя готовности довериться его эмоции. Иначе романс может показаться “голым”, иронически настроенное сознание “не слышит” музыки романса. Пример тому – мнение критика М. А. Протопопова, который писал, что ничего, кроме бессмыслицы, в знаменитом романсе Апухтина “Ночи безумные…” (“в этом наборе созвучий”) он не усматривает.
Ночи безумные, ночи бессонные,
Речи бессвязные, взоры усталые…
Ночи, последним огнем озаренные,
Осени мертвой цветы запоздалые.
ЛИТЕРАТУРА / АВТОРЫ
Чайковский гостил у Апухтина в имении Павлодар Козельского уезда Калужской губернии в 1863 году, в 1865 году жил в петербургской квартире Апухтина. Вместе совершили путешествие на Валаам в 1866 году. По приезде в Москву Апухтин останавливался у Чайковского. Алексей Николаевич посвятил композитору стихотворения «К отъезду музыканта-друга» (1880-е годы) и «Послание» (1857). Последнее было задумано как ответ на письмо Чайковского, отправленное без обратного адреса. К Чайковскому обращено и написанное в 1856 году стихотворение «Дорóгой».
В декабре 1877 года Апухтин также посвятил П. И. Чайковскому следующее стихотворение:
Ты помнишь, как, забившись в “музыкальной”,
Забыв училище и мир,
Мечтали мы о славе идеальной.
Искусство было наш кумир,
И жизнь для нас была обвеяна мечтами.
Увы, прошли года, и с ужасом в груди
Мы сознаем, что все уже за нами,
Что холод смерти впереди.
Мечты твои сбылись. Презрев тропой избитой,
Ты новый путь себе настойчиво пробил,
Ты с бою славу взял и жадно пил
Из этой чаши ядовитой.
О, знаю, знаю я, как жестко и давно
Тебе за это мстил какой-то рок суровый
И сколько в твой венец лавровый
Колючих терний вплетено.
Но туча разошлась. Душе твоей послушны,
Воскресли звуки дней былых,
И злобы лепет малодушный
Пред ними замер и затих.
А я, кончая путь «непризнанным» поэтом,
Горжусь, что угадал я искру божества
В тебе, тогда мерцавшую едва,
Горящую теперь таким могучим светом.
По поводу этого стихотворения Чайковский писал своему брату Анатолию из Сан-Ремо 21 декабря 1877 года: «Получил сегодня письмо от Лёли с чудным стихотворением, заставившим меня пролить много слёз».
Получив известие о кончине поэта, Чайковский в письме к своему племяннику В. Л. Давыдову писал: «В ту минуту, как я пишу это, Лёлю Апухтина отпевают. Хоть и не неожиданна его смерть, а всё жутко и больно. Когда-то это был мой ближайший приятель».
Всего Чайковский написал шесть романсов на стихи Апухтина:
- «Кто идёт» (1860, не сохранился)
- «Забыть так скоро» (1870)
- «Он так меня любил» (1875)
- «Ни отзыва, ни слова, ни привета» (1875)
- «День ли царит» (1880)
- «Ночи безумные» (1886)
Романс «Ночи безумные»
«Ночи безумные» являются классическим образцом русского романса.
Ночи безумные, ночи бессонные, Речи несвязные, взоры усталые… Ночи, последним огнём озарённые, Осени мёртвой цветы запоздалые!
Пусть даже время рукой беспощадною Мне указало, что было в вас ложного, Все же лечу я к вам памятью жадною, В прошлом ответа ищу невозможного…
Вкрадчивым шёпотом вы заглушаете Звуки дневные, несносные, шумные… В тихую ночь вы мой сон отгоняете, Ночи бессонные, ночи безумные!
Творчество
1854 — первые юношеские стихотворные опыты Апухтина («Эпаминонд», «Подражание арабскому») появились в «Русском Инвалиде» (1854—55 гг.).
1858 — 61 гг. стихотворения Алексея Николаевича («Деревенские очерки» и др.) печатаются в «Современнике», затем в течение 7 лет поэтическая деятельность Апухтина прерывается, но с 1868 г. появляется в рукописных экземплярах ряд стихотворений («Ниобея», «Реквием», «Год в монастыре», «Ночи безумные», «Моление о чаше», «Старая любовь» и др.).
1860 — 62 гг. публиковался в журналах демократического толка («Искра», «Гудок»), частенько давал пародии и эпиграммы под псевдонимом Сысой Сысоев.
1865 — выступил в Орле с двумя лекциями о жизни и творчестве А. С. Пушкина, что обозначило окончательно удаление Апухтина от какой бы то ни было политической борьбы.
1872 — в «Гражданине» без подписи напечатано стихотворение «Недостроенный памятник».
1884 — Апухтин стал помещать свои произведения в «Вестнике Европы», «Русской мысли» и «Северном Вестнике». К этому времени относятся поэмы («Письмо», «Старая цыганка», «С курьерским поездом») и лучшие его лирические произведения («Венеция», «В убогом рубище» и др.), многие из которых переложены на музыку.
1886 — вышел первый сборник стихотворений Апухтина
В последние годы жизни Алексеем Николаевичем написаны несколько повестей: «Дневник Павлика Дольского», «Из Архива графини Д.», фантастический рассказ «Между жизнью и смертью», драматическая сцена «Князь Таврический». Все эти произведения вышли в свет только после его смерти.
Проза Апухтина высоко ценилась Михаилом Булгаковым.
Издания
- Сочинения, 4 изд., т. 1—2, [Биография. Очерк М. Чайковского], Спб. 1895;
- Стихотворения. [Вступ. ст., подгот. текста, прим. Л. Афонина], Орёл, 1959;
- Стихотворения, Л., 1961.
Анализ стихотворения Ночи безумные ночи бессонные Апухтина
 |
Неведомому богу 
| 02:22 am – Алексей Николаевич Апухтин Написано smart50 Прочитать цитируемое сообщение |
Алексей Николаевич Апухтин (15 (27) ноября 1840 (1841), Болхов Орловской губернии, — 17 (29) августа 1893, Петербург) — русский поэт.
Родился в небогатой дворянской семье с древними корнями, восходящими к Франции. Детство прошло в родовом имении отца — деревне Павлодар. По мироощущению близок М. Ю. Лермонтову. Был весьма мнителен, легко раним, «поэт милостью божией», вместе с тем имел репутацию шутника, остроумного и блестящего импровизатора. Его монологи в стихах, романсы, альбомные посвящения, пародии, эпиграммы и экспромты входили в репертуар модных чтецов-декламаторов. Некоторые произведения Алексея Николаевича положены на музыку П. И. Чайковским («Ночи безумные» и др.), А. С. Аренским («Разбитая ваза»).
Ту вазу, где цветок ты сберегала нежный,
Ударом веера толкнула ты небрежно,
И трещина, едва заметная, на ней
Осталась. Но с тех пор прошло не много дней,
Небрежность детская твоя давно забыта,
А вазе уж грозит нежданная беда!
Увял ее цветок; ушла ее вода.
Не тронь ее: она разбита.
Так сердца моего коснулась ты рукой –
Рукою нежной и любимой,-
И с той поры на нем, как от обиды злой,
Остался след неизгладимый.
Оно как прежде бьется и живет,
От всех его страданье скрыто,
Но рана глубока и каждый день растет.
Не тронь его: оно разбито.
В 1859 году окончил Училище правоведения, где подружился с П. И. Чайковским. В Училище Апухтин был самым блестящим учеником в классе и имел только отличные оценки по всем предметам, также был одним из редакторов журнала «Училищный вестник». По окончании Училища служил в министерстве юстиции (в одном департаменте с Чайковским), службой не увлекался, вёл жизнь «золотой молодёжи»; в 1862 году Апухтин, Чайковский и ряд других правоведов попали в сексуальный скандал в ресторане «Шотан» и были «ославлены на весь город». С 1862 года жил в родовом имении в Орловской губернии; в 1863—1865 годах числился старшим чиновником особых поручений при губернаторе; затем в Петербурге числился чиновником министерства внутренних дел. По служебным надобностям несколько раз выезжал за границу. Уже в 1870-х годах у него началось болезненное ожирение, которое в последние десять лет его жизни приняло колоссальные размеры. За два года до смерти Апухтин заболел также водянкой.[1] Конец жизни он провёл практически дома, с трудом двигаясь. Алексей Николаевич был похоронен на Никольском кладбище Санкт-Петербурга. В 1956 году прах и памятник были перенесены на Волковское кладбище (Литераторские мостки).
Апухтин и Пётр Ильич Чайковский
Чайковский и поэт и после окончания училища правоведения долго поддерживали тесные дружеские отношения. Пётр Ильич гостил у него в имении Павлодар Козельского уезда Калужской губернии в 1863 году, в 1865 году жил в петербургской квартире Апухтина. Вместе совершили совместное путешествие на Валаам в 1866 году. По приезде в Москву Апухтин останавливался у Чайковского. Алексей Николаевич посвятил композитору стихотворение «К отъезду музыканта-друга» (1880-е годы).
В декабре 1877 года Апухтин также посвятил П. И. Чайковскому следующее стихотворение:
Ты помнишь, как, забившись в “музыкальной”,
Забыв училище и мир,
Мечтали мы о славе идеальной.
Искусство было наш кумир,
И жизнь для нас была обвеяна мечтами.
Увы, прошли года, и с ужасом в груди
Мы сознаем, что все уже за нами,
Что холод смерти впереди.
Мечты твои сбылись. Презрев тропой избитой,
Ты новый путь себе настойчиво пробил,
Ты с бою славу взял и жадно пил
Из этой чаши ядовитой.
О, знаю, знаю я, как жестко и давно
Тебе за это мстил какой-то рок суровый
И сколько в твой венец лавровый
Колючих терний вплетено.
Но туча разошлась. Душе твоей послушны,
Воскресли звуки дней былых,
И злобы лепет малодушный
Пред ними замер и затих.
А я, кончая путь «непризнанным» поэтом,
Горжусь, что угадал я искру божества
В тебе, тогда мерцавшую едва,
Горящую теперь таким могучим светом.
По поводу этого стихотворения Чайковский писал своему брату Анатолию из Сан-Ремо 21 декабря 1877 года: «Получил сегодня письмо от Лёли с чудным стихотворением, заставившим меня пролить много слёз».
Получив известие о кончине поэта, Чайковский в письме к своему племяннику В. Л. Давыдову писал: «В ту минуту, как я пишу это, Лёлю Апухтина отпевают. Хоть и не неожиданна его смерть, а всё жутко и больно. Когда-то это был мой ближайший приятель».
Всего Чайковский написал шесть романсов на стихи Апухтина:
«Кто идёт» (1860, не сохранился)
«Забыть так скоро» (1870)
Апухтин и Чайковский в юности учились вместе в Училище правоведения, и многие стихи Апухтина положил на музыку именно Чайковский. На это стихотворение есть также романсы Сергея Донаурова (1871) и А. Спиро (1877).
ЗАБЫТЬ ТАК СКОРО
Музыка Петра Чайковского
Слова Александра Апухтина
Забыть так скоро, Боже мой,
Все счастье жизни прожитой,
Все наши встречи, разговоры,
Забыть так скоро! Забыть так скоро!
Забыть волненья первых дней,
Свиданья час в тени ветвей,
Очей немые разговоры!
Забыть так скоро! Забыть так скоро!
Забыть, как полная луна
На нас глядела из окна,
Как колыхалась тихо штора,
Забыть так скоро! Забыть так скоро!
Так скоро!
Забыть любовь, забыть мечты,
Забыть те клятвы, помнишь ты,
Помнишь ты, помнишь ты,
В ночную пасмурную пору?
Забыть так скоро, так скоро.
Боже мой!
1867, слова
1873, музыка
«Он так меня любил» (1875)
ОН ТАК МЕНЯ ЛЮБИЛ
Музыка П. Чайковского
Слова А. Апухтина
Нет, не любила я! Но странная забота
Теснила грудь мою, когда он приходил;
То вся краснела я, боялася чего-то, –
Он так меня любил, он так меня любил!
Чтоб нравиться ему тогда, цветы и те наряды
Я берегла, что он по сердцу находил;
С ним говорила я, его ловила взгляды…
Он так меня любил, он так меня любил!
Но раз он мне сказал: «В ту рощу в час заката
Придешь ли?» – «Да, приду…» Но не хватило сил;
Я в рощу не пошла, он ждал меня напрасно!
Он так меня любил, он так меня любил!
Тогда уехал он, сердясь на неудачу;
Несчастный, как меня проклясть он должен был!
Я не увижусь с ним, мне тяжело, я плачу…
Он так меня любил! Он так меня любил!
Он так меня любил! Он так меня любил!
«Ни отзыва, ни слова, ни привета» (1875)
Ни отзыва, ни слова, ни привета,
Пустынею меж нами мир лежит,
И мысль моя с вопросом без ответа
Испуганно над сердцем тяготит:
Ужель среди часов тоски и гнева
Прошедшее исчезнет без следа,
Как легкий звук забытого напева,
Как в мрак ночной упавшая звезда?
«День ли царит» (1880)
День ли царит, тишина ли ночная,
В снах ли тревожных, в житейской борьбе,
Всюду со мной, мою жизнь наполняя,
Дума все та же, одна, роковая,-
Все о тебе!
С нею не страшен мне призрак былого,
Сердце воспрянуло, снова любя.
Вера, мечта, вдохновенное слово,
Все, что в душе дорогого, святого,-
Все от тебя!
Будут ли дни мои ясны, унылы,
Скоро ли сгину я, жизнь загубя,-
Знаю одно: что до самой могилы
Помыслы, чувства, и песни, и силы,-
Все для тебя!
1880
«Ночи безумные» (1886)
Романс «Ночи безумные»
«Ночи безумные» являются классическим образцом русского романса.
Ночи безумные, ночи бессонные,
Речи несвязные, взоры усталые…
Ночи, последним огнём озарённые,
Осени мёртвой цветы запоздалые!
Пусть даже время рукой беспощадною
Мне указало, что было в вас ложного,
Все же лечу я к вам памятью жадною,
В прошлом ответа ищу невозможного…
Вкрадчивым шёпотом вы заглушаете
Звуки дневные, несносные, шумные…
В тихую ночь вы мой сон отгоняете,
Ночи бессонные, ночи безумные!
(пока оценок нет)
Загрузка...