09.01.2021

Анализ стихотворения Батюшкова К другу

Анализ стихотворения «К другу» К. Н. Батюшкова

Константин Батюшков — К другу: Стих

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли? Где постоянно жизни счастье? Мы область призраков обманчивых прошли, Мы пили чашу сладострастья.

Но где минутный шум веселья и пиров? В вине потопленные чаши? Где мудрость светская сияющих умов? Где твой фалерн и розы наши?

Где дом твой, счастья дом. Он в буре бед исчез, И место поросло крапивой; Но я узнал его; я сердца дань принес На прах его красноречивый.

На нем, когда окрест замолкнет шум градской И яркий Веспер засияет На темном севере, твой друг в тиши ночной В душе задумчивость питает.

От самой юности служитель алтарей Богини неги и прохлады, От пресыщения, от пламенных страстей Я сердцу в ней ищу отрады.

Поверишь ли? Я здесь, на пепле храмин сих, Венок веселия слагаю И часто в горести, в волненьи чувств моих, Потупя взоры, восклицаю:

Минуты странники, мы ходим по гробам, Все дни утратами считаем, На крыльях радости летим к своим друзьям — И что ж. их урны обнимаем.

Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей, Сияла Лила красотою? Благие небеса, казалось, дали ей Всё счастье смертной под луною:

Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус, Любви и очи, и ланиты, Чело открытое одной из важных муз И прелесть девственной хариты.

Ты сам, забыв и свет, и тщетный шум пиров, Ее беседой наслаждался И в тихой радости, как путник средь песков, Прелестным цветом любовался.

Цветок, увы! исчез, как сладкая мечта! Она в страданиях почила И, с миром в страшный час прощаясь навсегда, На друге взор остановила.

Но, дружба, может быть, ее забыла ты. Веселье слезы осушило, И тень чистейшую дыханье клеветы На лоне мира возмутило.

Так всё здесь суетно в обители сует! Приязнь и дружество непрочно! Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет? Что вечно чисто, непорочно?

Напрасно вопрошал я опытность веков И Клии мрачные скрижали, Напрасно вопрошал всех мира мудрецов: Они безмолвьем отвечали.

Как в воздухе перо кружится здесь и там, Как в вихре тонкий прах летает, Как судно без руля стремится по волнам И вечно пристани не знает, —

Так ум мой посреди сомнений погибал. Все жизни прелести затмились: Мой гений в горести светильник погашал, И музы светлые сокрылись.

Я с страхом вопросил глас совести моей… И мрак исчез, прозрели вежды: И вера пролила спасительный елей В лампаду чистую надежды.

Ко гробу путь мой весь как солнцем озарен: Ногой надежною ступаю И, с ризы странника свергая прах и тлен, В мир лучший духом возлетаю.

Совет друзьям

Faut-il etre tant volage, Ai-je dit au doux plaisir…

Подайте мне свирель простую, Друзья! и сядьте вкруг меня Под эту вяза тень густую, Где свежесть дышит среди дня; Приближьтесь, сядьте и внемлите Совету музы вы моей: Когда счастливо жить хотите Среди весенних кратких дней, Друзья! оставьте призрак славы, Любите в юности забавы И сейте розы на пути. О юность красная! цвети! И, током чистым окропленна, Цвети хотя немного дней, Как роза, миртом осененна, Среди смеющихся полей; Но дай нам жизнью насладиться, Цветы на тернах находить! Жизнь — миг! не долго веселиться, Не долго нам и в счастьи жить! Не долго — но печаль забудем, Мечтать во сладкой неге будем: Мечта — прямая счастья мать! Ах! должно ли всегда вздыхать И в майский день не улыбаться? Нет, станем лучше наслаждаться, Плясать под тению густой С прекрасной нимфой молодой, Потом, обняв ее рукою, Дыша любовию одною, Тихонько будем воздыхать И сердце к сердцу прижимать.

Какое счастье! Вакх веселый Густое здесь вино нам льет, А тут в одежде тонкой, белой Эрата нежная поет: Часы крылаты! не летите, Ах! счастье мигом хоть продлите! Но нет! бегут счастливы дни, Бегут, летят стрелой они; Ни лень, ни сердца наслажденья Не могут их сдержать стремленья, И время сильною рукой Губит и радость, и покой!

Луга веселые, зелены! Ручьи прозрачны, милый сад! Ветвисты ивы, дубы, клены, Под тенью вашею прохлад Ужель вкушать не буду боле? Ужели скоро в тихом поле Под серым камнем стану спать? И лира, и свирель простая На гробе будут там лежать! Покроет их трава густая, Покроет, и ничьей слезой Прах хладный мой не окропится! Ах! должно ль мне о том крушиться? Умру, друзья! — и всё со мной! Но парки темною рукою Прядут, прядут дней тонку нить… Коринна и друзья со мною, — О чем же мне теперь грустить?

Когда жизнь наша скоротечна, Когда и радость здесь не вечна, То лучше в жизни петь, плясать, Искать веселья и забавы И мудрость с шутками мешать, Чем, бегая за дымом славы, От скуки и забот зевать.

Жанр, направление и размер

Как уже было сказано, сам Батюшков определил жанр своего лирического произведения, как элегия – стихотворение грустного содержания. Константин Николаевич предопределил настроение стихотворения жанром.

Говоря о направлении, в котором трудился поэт, стоит отдельно отметить, что Батюшков в некотором роде первооткрыватель романтизма в России. Конечно, манифест романтизма принадлежит не ему, но именно его труды стали неким стандартом романтических жанров.

Стихотворение написано ямбом, стихотворным размером, который спустя время Бахтин провозгласит самым патриотичным для русского стихосложения. Элегия динамична и сильна, в ней мало лирических отступлений и снижений темпа, поэтому использование именно ямба весьма аргументировано и мотивировано.

Основная идея

Основная мысль стихотворения весьма логична и проста – совет искать мир и спокойствие в вере, в религии. Отказавшись от сует и мирских страданий, можно найти утешение и спокойствие души. Французы принесли только кровь и разруху в Россию. Батюшков не находит поначалу в себе силы писать об этом, ибо душа опустела от вида трупов и пепелища там, где еще «мгновение» назад красовалось царство и величие природы.

Смысл рецепта, который поэт выписывает другу, заключается в том, что автор на собственном примере показывает, что, отрекаясь от мирских проблем, закрывая свою душу от подобной черноты, открывая ее вере, человек может полностью насладиться всей радостью мира и утешиться.

Примечания[ | ]

↑ 1234Благой Д. Д.
Батюшков // Краткая литературная энциклопедия — М.: Советская энциклопедия, 1962. — Т. 1.
↑ 123
идентификатор BNF: платформа открытых данных — 2011.
↑ 1234Модзалевский Б. Л.
Батюшков, Константин Николаевич //
Русский биографический словарь
— СПб.: 1900. — Т. 2. — С. 575–591.
↑ 12Благой Д. Д.
Батюшков Константин Николаевич // Большая советская энциклопедия: [в 30 т.] / под ред. А. М. Прохорова — 3-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1970. — Т. 3 : Бари — Браслет. — С. 47.
Р. Лазарчук.
Родословная Бердяевых: Новые материалы к биографии К. Н. Батюшкова // Череповец: Краеведческий альманах. — Вологда, 1996.
Дед К. Н. Батюшкова, Лев Андреевич Батюшков, был женат на Анне Петровне Ижориной, а отец М. Н. Муравьёва, Никита Артамонович Муравьёв был женат на её сестре, Софье Петрове Ижориной (1732—1768).
К.Н. Батюшков в Хантаново
В 1807 году его отец вторично женился, его взрослые дочери не захотели жить вместе с мачехой и переселились в деревню, которая им досталась по наследству от матери. От второго брака родился брат К. Н. Батюшкова, Помпей Николаевич.
Екатерина Фёдоровна Муравьёва (1771—1848) — жена Михаила Никитича Муравьёва.
По сведениям Сандомирской отставку он получил к 1 июля 1809 года.
У Венгерова — хранителем рукописного отделения.
И. Андреев.
Оом, Анна Федоровна // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Кошелев В. А.
Батюшков К. Н. // Русские писатели. XIX в: Биобиблиографический словарь: В 2 ч. / Под ред. П. А. Николаева. — 2-е изд., дораб. — М.: Просвещение, 1996. — Ч. 1. — С. 54—57.
Батюшков К. Н. // Венгеров С. А.
Критико-биографический словарь русских писателей и учёных.
Плаксин В. Т.
Батюшков К. Н. // Энциклопедический лексикон. — СПб.: Изд-во А. А. Плюшара, 1836. — Т. 5. — С. 96—97.
Дом-музей К. Н. Батюшкова в Вологде
Н. Смирнов-Сокольский.
Рассказы о книгах. — Москва: Издательство всесоюзной книжной палаты, 1959. — С. 438-439.

Образы и символы

Исходя из самого названия элегии, становится ясно, что главным образом лирического стихотворения является образ друга. Другом в данном стихотворении выступает не кто иной, как сам Вяземский.

Кроме того, стихотворение «К другу» изобилует лексикой, которую нельзя назвать типичной или широко узнаваемой. Рисуя картину античного мира, автор использует много имен собственных и названий, которые знают далеко не все. Так, во второй строфе мы встречаем слово «Фалерн». Автор намеренно использует данное слово, отсылая нас в античную Грецию, ведь именно так древние греки называли красное вино. Возможно, неискушенный читатель и не поймет отсылки, но Батюшков интригует человека, заставляет его обратить особое внимание на отдельные символы. Также стоит упомянуть не совсем понятное для многих слово «Веспер» — древнее название ярчайшей звезды небосвода – Венеры. Автор мастерски играет словом, он не говорит прямо о том, что обращается к античной истории, а элегантно намекает читателю. Таким же словом-намеком можно считать «храмины», на пепле которых слагается венок веселья. Храмины – древнее название сооружения с высокими сводами. Использование историзмов – слов, создающих оттенок эпохи, только подогревает интерес читателя лучше разобраться в лирическом произведении. В стихотворении мы встречаем два имени: Лила и Харита. Это два божественных имени неслучайно следует рассмотреть в паре. Автор, желая рассказать о мирской идиллии, называет Лиру – символ свободы и свободной воли и Хариту – символ мирской красоты и радости.

Лирический герой – проекция сознания автора. Это восторженный и романтичный человек, умный и начитанный собеседник. В его послании к другу угадывается феноменальная эрудиция Батюшкова. Конечно, такому интеллектуально развитому поэту трудно найти достойных друзей, и тем ценнее для него такой близкий товарищ, как Вяземский.

Также стоит отметить важный символ — символ веры. Вера – все, что осталось у автора на момент написания стихотворения. У него до сих пор перед глазами страшные и кровавые картины войны, сотни трупов, изуродованные тела тех, кто вопреки всему остался жить, плач и крики женщин и детей. Все, что остается Батюшкову – надеяться на то, что все будет хорошо. Лирический герой акцентирует внимание на том, что до войны все было прекрасно и радостно.

LiveInternetLiveInternet

Александр Сергеевич Пушкин

Философ резвый и пиит, Парнасский счастливый ленивец, Харит изнеженный любимец, Наперсник милых аонид, Почто на арфе златострунной Умолкнул, радости певец? Ужель и ты, мечтатель юный, Расстался с Фебом наконец?

Уже с венком из роз душистых, Меж кудрей вьющихся, златых, Под тенью тополов ветвистых, В кругу красавиц молодых, Заздравным не стучишь фиалом, Любовь и Вакха не поешь, Довольный счастливым началом, Цветов парнасских вновь не рвешь; Не слышен наш Парни российский. Пой, юноша, — певец тиисский В тебя влиял свой нежный дух. С тобою твой прелестный друг, Лилета, красных дней отрада: Певцу любви любовь награда. Настрой же лиру. По струнам Летай игривыми перстами, Как вешний зефир по цветам, И сладострастными стихами, И тихим шепотом любви Лилету в свой шалаш зови. И звезд ночных при бледном свете, Плывущих в дальней вышине, В уединенном кабинете, Волшебной внемля тишине, Слезами счастья грудь прекрасной, Счастливец милый, орошай; Но, упоен любовью страстной, И нежных муз не забывай; Любви нет боле счастья в мире: Люби — и пой ее на лире.

Когда ж к тебе в досужный час Друзья, знакомые сберутся, И вины пенные польются, От плена с треском свободясь — Описывай в стихах игривых Веселье, шум гостей болтливых Вокруг накрытого стола, Стакан, кипящий пеной белой, И стук блестящего стекла. И гости дружно стих веселый, Бокал в бокал ударя в лад, Нестройным хором повторят.

Поэт! в твоей предметы воле, Во звучны струны смело грянь, С Жуковским пой кроваву брань И грозну смерть на ратном поле. И ты в строях ее встречал, И ты, постигнутый судьбою, Как росс, питомцем славы пал! Ты пал, и хладною косою Едва скошенный, не увял.

Иль, вдохновенный Ювеналом, Вооружись сатиры жалом, Подчас прими ее свисток, Рази, осмеивай порок, Шутя, показывай смешное И, если можно, нас исправь. Но Тредьяковского оставь В столь часто рушимом покое. Увы! довольно без него Найдем бессмысленных поэтов, Довольно в мире есть предметов, Пера достойных твоего!

Но что. цевницею моею, Безвестный в мире сем поэт, Я песни продолжать не смею. Прости — но помни мой совет: Доколе, музами любимый, Ты пиэрид горишь огнем, Доколь, сражен стрелой незримой, В подземный ты не снидешь дом, Мирские забывай печали, Играй: тебя младой Назон, Эрот и грации венчали, А лиру строил Аполлон.

Константин Николаевич Батюшков

Батюшковские темы жизнерадостной молодости и любви не могли оставить равнодушным Пушкина-лицеиста. Юношу беспокоило затянувшееся молчание именитого современника. Стихотворным выражением тревог стало послание 1814 г., опубликованное в журнале примерно через полгода после написания. Оно послужило поводом для личного знакомства известного и начинающего авторов, а также дало начало поэтическому обмену мнениями.

Развитие анакреонтической темы, близкой юному Пушкину, обусловлено влиянием батюшковской поэтики. Интертекстуальные переклички с «Моими пенатами» прозрачны и многочисленны: высокая природа «поэзии святой», радость дружеского общения в пиршественном кругу, блаженная праздность, противопоставленная светским порокам. Мечты о счастье земной любви связаны с женским образом, который в обоих текстах наделяется условным именем Лилета.

Зачин произведения открывается обращением к «радости певцу». Автор щедр на похвальные характеристики адресату, которые отражены комплексом перифраз. Раздав комплименты, субъект речи указывает на главную проблему, сформулированную с помощью риторического вопроса, — озабоченность молчанием прозорливого философа и «счастливого ленивца».

Пушкинский герой, позиционирующий себя как «безвестный», но отважный поэт, задается целью побудить прославленного собрата к творчеству и жизненным наслаждениям. Многочисленные призывы, разбросанные по тексту, выражены глаголами повелительного наклонения.

Что следует из наставлений лирического «я»? Любимцу муз нельзя пренебрегать высоким даром: его стихия — творчество, сложение «стихов игривых» или страстных. Любовное переживание связано с образом Лилеты, упоминавшимся выше, а темы дружбы и наслаждения жизнью — с традиционной сценой пира, участники которого повторяют веселую песнь адресата-председателя.

Не ограничиваясь эпикурейскими мотивами, субъект речи призывает «питомца славы» воспеть ратные подвиги: героическая тема близка поэту-воину. Еще одной сферой, позволяющей реализовать талант стихотворца, становится сатирическое изображение пороков, призванное «исправить» общество. В этом случае рекомендации касаются и стилистики: попутно задев трудный слог Тредиаковского, дерзкий герой советует отказаться от наследия многословных предшественников.

В. К. Тредиаковский, портрет Федора Рокотова

О своем статусе новичка советчик вспоминает лишь в финале. Сомнения не мешают смельчаку закончить речь. Он повторяет призыв, соответствующий эпикурейской концепции: таланту надлежит творить под патронатом благосклонных богов, забыв о «мирских печалях».

Адреса[ | ]

Адреса в Санкт-Петербурге Мемориальная доска в Санкт-Петербурге на доме Е. Ф. Муравьёвой — наб. реки Фонтанки, 25; открыта 29 мая 2001 года. Скульптор В. Э. Горевой.

Лето 1812 года — доходный дом Балабина (Большая Садовая ул., 18);
весна 1813 года — дом Баташова (Владимирская ул., 4);
май — июль 1813 года — дом Сиверса (Почтамтская ул., 10);
конец 1814 — февраль 1815 года — дом Е. Ф. Муравьёвой (наб. реки Фонтанки, 25);
1818 года — дом Е. Ф. Муравьёвой (наб. реки Фонтанки, 25);
весна 1822 года — гостиница «Демут» (наб. реки Мойки, 40);
май — июнь 1823 года — дом Е. Ф. Муравьёвой (наб. реки Фонтанки, 25);
ноябрь 1823 — май 1824 года — доходный дом Имзена (наб. Екатерининского канала, 15).

Адреса в Вологде

1833—1844 — Советский пр., 20 — Дом Соковикова;
ул. Батюшкова, 2 — Дом (построен в 1810 году) Г. А. Гревенса, племянника и опекуна К. Н. Батюшкова. Здесь Батюшков прожил в угловой комнате на верхнем (втором) этаже последние 22 года жизни[16].
Усадьба Батюшковых

Анализ стихотворений К. Н. Батюшкова «Совет друзьям» и «К другу» (Анализ стихотворения, стиха)

Анализ стихотворений К. Н. Батюшкова «Совет друзьям» (1806) и «К другу» (1815)

Творческий путь Батюшкова отчётливо делится на два периода; рубежом между ними является 1812 год. В первые десять лет своей поэтической деятельности поэт воспевает житейские радости, счастье дружбы и счастье разделённой любви. Лирический герой воспринимает жизнь как миг, который уносит всё с собою и уже не повторится, поэтому в стихотворениях Батюшкова раннего периода содержится призыв «искать веселья и забавы и мудрость с шутками мешать».

Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ
ОТПРАВИТЬ НА ПРОВЕРКУ

Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.

В его настойчивом призыве упиться земными восторгами по-своему сказался вольнолюбивый идеал независимости человека, достигаемый хотя бы в личной жизни. Батюшков доводит до совершенства жанр дружеского послания.

Отечественная война 1812 года глубоко потрясла поэта и подвергла жесточайшему испытанию всё жизнеощущение поэта. Теперь в привычную для него форму дружеского послания он вкладывает совершенно непривычное для этого поэтического жанра содержание. Например, в послании «К Дашкову» создаётся картина народных бедствий. В этот период характерными для мироощущения поэта являются мысли о тщете всего земного, надежда на «мир лучший» – за гробом.

Рассмотрим два дружеских послания, написанные в разные периоды творчества Батюшкова.

Стихотворение «Совет друзьям» написано в 1806 году и имеет эпиграф, который в переводе с французского на русский звучит так: «Нужно ли быть столь мимолётным?» – сказал я сладостному наслаждению…» Эпиграф помогает понять идею послания- мимолётность наслаждения.

Лирический герой, обращаясь к своим друзьям, призывает их оставить призрак славы и наслаждаться мгновениями жизни. Он зовёт к естественной жизни на лоне природы. Свирель, густая тень вяза – всё это атрибуты пастушеской, сельской идиллии. Весенние дни юности так коротки, цвести недолго, поэтому нужно наслаждаться мигом, любить «в юности забавы». Нужно забыть печаль и мечтать, потому что «мечта – прямая счастья мать!»

Воспевая земные радости, поэт использует мифологизмы. Под образом нимфы – божества, олицетворяющего те или иные силы природы, – подразумевается прекрасная девушка и воспевается взаимная любовь. Вакх – бог виноделия – льёт густое вино. Эрата – муза любовной поэзии – «в одежде тонкой, белой» поёт.

Если жизнь скоротечна, а радость не вечна, «то лучше в жизни петь, плясать, // Искать веселья и забавы…»

Стихотворение написано лёгким четырёхстопным ямбом, строфы по количеству строк разные, самые маленькие имеют шесть – семь строк, самая большая – 25 строк.

Эмоциональность, приподнятость настроения создаётся и на синтаксическом уровне: поэт использует много обращений – «друзья», «о юность красная», «луга весёлые, зелёны! // Ручьи прозрачны, милый сад! // Ветвисты ивы, дубы, клёны…» В стихотворении много побудительных предложений («Подайте мне свирель простую…»), восклицательных («Жизнь – миг! Не долго веселиться, // Не долго нам и в счастье жить!»), риторических вопросов («Ах! Должно ли всегда вздыхать // И в майский день не улыбаться?»)

Теперь обратимся к посланию «К другу», написанному в 1815 году. Если раннее послание обращено к отвлечённым друзьям, то позднее послание обращено к одному конкретному другу- поэту П. А. Вяземскому, дом которого сгорел во время пожара в Москве в 1812 году, и поэт упоминает этот факт:

Где дом твой, счастья дом. Он в буре бед исчез,

И место поросло крапивой…

В отличие от первого послания, стихотворение делится на восемнадцать катренов и написано более утяжелённым, замедленным шестистопным ямбом, ведь здесь уже не воспевается радость бытия, а содержатся философские размышления о бренности и непрочности жизни, оно полно пессимизма и разочарования.

Здесь уже нет восклицательных предложений, зато много риторических вопросов:

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?

Где постоянно жизни счастье?

Лирический герой словно подводит итоги своей жизни, а об юности говорит, используя перифраз: «Мы область призраков обманчивых прошли…» «Чаша сладострастья» испита до конца, оставив на душе лишь горечь утрат и потерь:

…На крыльях радости летим к своим друзьям –

И что ж. их урны обнимаем.

Лирический герой считает утраты не только в дружбе, но и в любви. Здесь вместо нимфы упоминается Лила (имя условное, поэтическое), которая сияла красотой, но «она в страданиях почила». С сожалением лирический герой отмечает, что всё вокруг «суета сует», и нет ничего вечного и прочного на земле, только «вера пролила спасительный елей // В лампаду чистую надежды». А надежда у лирического героя, разочаровавшегося в земной жизни, только на мир иной, лучший, куда он «духом возлетает».

Таким образом, мировоззрение, мироощущение поэта после войны 1812 года резко изменилось, он уже не вернулся к прежним темам довоенной лирики, воспевавшей радости земной жизни. Вместо ликующего тона и жизнелюбивого пафоса первого периода творчества его лирика наполняется мотивами разочарования, уныния и грусти, философскими мыслями о тщете и напрасности мечтаний и надежд.

Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем

Чтобы вывести это сочинение введите команду /id35439

Константин Батюшков

К другу (Скажи, мудрец младой…)

«К другу» Константин Батюшков

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?
Где постоянно жизни счастье?
Мы область призраков обманчивых прошли,
Мы пили чашу сладострастья.

Но где минутный шум веселья и пиров?
В вине потопленные чаши?
Где мудрость светская сияющих умов?
Где твой фалерн и розы наши?

Где дом твой, счастья дом. Он в буре бед исчез,
И место поросло крапивой;
Но я узнал его; я сердца дань принес
На прах его красноречивый.

На нем, когда окрест замолкнет шум градской
И яркий Веспер засияет
На темном севере, твой друг в тиши ночной
В душе задумчивость питает.

От самой юности служитель алтарей
Богини неги и прохлады,
От пресыщения, от пламенных страстей
Я сердцу в ней ищу отрады.

Поверишь ли? Я здесь, на пепле храмин сих,
Венок веселия слагаю
И часто в горести, в волненьи чувств моих,
Потупя взоры, восклицаю:

Минутны странники, мы ходим по гробам,
Все дни утратами считаем,
На крыльях радости летим к своим друзьям —
И что ж. их урны обнимаем.

Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей,
Сияла Лила красотою?
Благие небеса, казалось, дали ей
Всё счастье смертной под луною:

Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус,
Любви и очи, и ланиты,
Чело открытое одной из важных муз
И прелесть девственной хариты.

Ты сам, забыв и свет, и тщетный шум пиров,
Ее беседой наслаждался
И в тихой радости, как путник средь песков,
Прелестным цветом любовался.

Цветок, увы! исчез, как сладкая мечта!
Она в страданиях почила
И, с миром в страшный час прощаясь навсегда,
На друге взор остановила.

Но, дружба, может быть, ее забыла ты.
Веселье слезы осушило,
И тень чистейшую дыханье клеветы
На лоне мира возмутило.

Так всё здесь суетно в обители сует!
Приязнь и дружество непрочно!
Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет?
Что вечно чисто, непорочно?

Напрасно вопрошал я опытность веков
И Клии мрачные скрижали,
Напрасно вопрошал всех мира мудрецов:
Они безмолвьем отвечали.

Как в воздухе перо кружится здесь и там,
Как в вихре тонкий прах летает,
Как судно без руля стремится по волнам
И вечно пристани не знает, —

Так ум мой посреди сомнений погибал.
Все жизни прелести затмились:
Мой гений в горести светильник погашал,
И музы светлые сокрылись.

Я с страхом вопросил глас совести моей…
И мрак исчез, прозрели вежды:
И вера пролила спасительный елей
В лампаду чистую надежды.

Ко гробу путь мой весь как солнцем озарен:
Ногой надежною ступаю
И, с ризы странника свергая прах и тлен,
В мир лучший духом возлетаю.

Стихотворение
Стихи русских поэтов
Стихи о душе
Стихи в школу
Стихи о жизни
Стихотворения
Поэзия
Стихи великих поэтов
Лирика
Константин Батюшков стихи

Анализ стихотворения Батюшкова «К другу»

Отечественная война 1812 года послужила причиной сильнейших изменений в сознании Батюшкова. С одной стороны, поэт испытывал прилив патриотических сил. С другой – его повергали в шок те ужасы, что принесли с собой на русскую землю французы, поражали мрачные картины полей, усеянных трупами после битв. Здесь стоит отметить, что даже в ранние эпикурейские стихотворения Константина Николаевича не раз попадала тема смерти. После Отечественной войны Батюшков окончательно отверг философию, призывающую человека наслаждаться земными радостями. По мнению поэта, ей противоречил сам ход истории. По сути, за короткий период времени порушились многолетние идеалы. Стихотворец-эпикуреец, спрятавшийся от реальности в мире мечты, все-таки столкнулся с действительностью. В письме к Вяземскому Батюшков признавался, что шестнадцать месяцев войны породили в его душе пустоту, которую нечем заполнить.

В 1817 году свет увидело собрание сочинений Константина Николаевича, получившее название «Опыты в стихах и прозе». В него вошла и элегия «К другу», написанная в 1815-ом. В ней читатель видит желание лирического героя найти ответы на вечные философские вопросы. Тема заявлена уже в первых строках:

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?

Где постоянно жизни счастье?

К 1815 году душевный кризис Батюшкова только усилился из-за личных невзгод и разочарований. В итоге он сблизился с Жуковским, начал искать успокоения в религии. Это отразилось на многих произведениях, созданных в 1815-ом. В частности, речь идет о рассматриваемом нами тексте. На его примере прекрасно видно, как Константин Николаевич пытается разрешить внутренние конфликты в религиозном духе. Кроме того, он использует мистические мотивы, характерные для лирики Жуковского. Отсылки к творчеству Василия Андреевича встречаются и на уровне образов. Обратите внимание – земное существование человека в элегии «К другу» Батюшков называет «ризой странника» (аллюзия на стихотворение «Путешественник» 1809 года).

Лирический герой утверждает сиюминутность жизненных радостей. Дом, когда-то приносивший счастье, исчез в буре бед. Место, где он стоял, поросло крапивой. Далее говорится об угасании женской красоты. Мысль раскрывается на примере некой Лилы, которая вызывала у мужчин восхищение, а потом «в страданиях почила». Спасение лирический герой находит в религии. В финале он обретает веру, отказывается от жизни земной, «возлетая духом в мир лучший».

Константин Батюшков — Скажи, мудрец младой, что прочно на земли ( К другу )

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли?
Где постоянно жизни счастье?
Мы область призраков обманчивых прошли,
№ 4 Мы пили чашу сладострастья:

Но где минутный шум веселья и пиров?
В вине потопленные чаши?
Где мудрость светская сияющих умов?
№ 8 Где твой Фалерн и розы наши?

Где дом твой, счастья дом. Он в буре бед исчез,
И место поросло крапивой.
Но я узнал его: я сердца дань принес
№ 12 На прах его красноречивой.

На нем, когда окрест замолкнет шум градской
И яркий Веспер засияет
На темном севере, — твой друг в тиши ночной
№ 16 В душе задумчивость питает.

От самой юности служитель олтарей
Богини неги и прохлады,
От пресыщения, от пламенных страстей
№ 20 Я сердцу в ней ищу отрады.

Поверишь ли? Я здесь, на пепле храмин сих,
Венок веселия слагаю
И часто в горести, в волненьи чувств моих,
№ 24 Потупя взоры, восклицаю:

Минутны странники, мы ходим по гробам,
Все дни утратами считаем;
На крыльях радости летим к своим друзьям, —
№ 28 И что ж? их урны обнимаем.

Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей,
Сияла Лила красотою?
Благие небеса, казалось, дали ей
№ 32 Все счастье смертной под луною:

Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус,
Любви и очи и ланиты;
Чело открытое одной из важных Муз
№ 36 И прелесть — девственной Хариты.

Ты сам, забыв и свет и тщетный шум пиров,
Ее беседой наслаждался
И в тихой радости, как путник средь песков,
№ 40 Прелестным цветом любовался.

Цветок (увы!) исчез, как сладкая мечта!
Она в страданиях почила
И, с миром в страшный час прощаясь навсегда,
№ 44 На друге взор остановила.

Но, дружба, может быть, ее забыла ты.
Веселье слезы осушило,
И тень чистейшую дыханье клеветы
№ 48 На лоне мира возмутило.

Так все здесь суетно в обители сует!
Приязнь и дружество непрочно! —
Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет?
№ 52 Что вечно, чисто, непорочно?

Напрасно вопрошал я опытность веков
И Клии мрачные скрижали,
Напрасно вопрошал всех мира мудрецов:
№ 56 Они безмолвьем отвечали.

Как в воздухе перо кружится здесь и там,
Как в вихре тонкий прах летает,
Как судно без руля стремится по волнам
№ 60 И вечно пристани не знает, —

Так ум мой посреди сомнений погибал.
Все жизни прелести затмились:
Мой Гений в горести светильник погашал,
№ 64 И Музы светлые сокрылись.

Я с страхом вопросил глас совести моей.
И мрак исчез, прозрели вежды:
И вера пролила спасительный елей
№ 68 В лампаду чистую Надежды.

Ко гробу путь мой весь как солнцем озарен:
Ногой надежною ступаю
И, с ризы странника свергая прах и тлен,
№ 72 В мир лучший духом возлетаю.

Skazhi, mudrets mladoy, chto prochno na zemli?
Gde postoyanno zhizni schastye?
My oblast prizrakov obmanchivykh proshli,
My pili chashu sladostrastya:

No gde minutny shum veselya i pirov?
V vine potoplennye chashi?
Gde mudrost svetskaya siayushchikh umov?
Gde tvoy Falern i rozy nashi?

Gde dom tvoy, schastya dom. On v bure bed ischez,
I mesto poroslo krapivoy.
No ya uznal yego: ya serdtsa dan prines
Na prakh yego krasnorechivoy.

Na nem, kogda okrest zamolknet shum gradskoy
I yarky Vesper zasiaet
Na temnom severe, — tvoy drug v tishi nochnoy
V dushe zadumchivost pitayet.

Ot samoy yunosti sluzhitel oltarey
Bogini negi i prokhlady,
Ot presyshchenia, ot plamennykh strastey
Ya serdtsu v ney ishchu otrady.

Poverish li? Ya zdes, na peple khramin sikh,
Venok veselia slagayu
I chasto v goresti, v volnenyi chuvstv moikh,
Potupya vzory, vosklitsayu:

Minutny stranniki, my khodim po grobam,
Vse dni utratami schitayem;
Na krylyakh radosti letim k svoim druzyam, —
I chto zh? ikh urny obnimayem.

Skazhi, davno li zdes, v krugu tvoikh druzey,
Siala Lila krasotoyu?
Blagiye nebesa, kazalos, dali yey
Vse schastye smertnoy pod lunoyu:

Nrav tikhy angela, dar slova, tonky vkus,
Lyubvi i ochi i lanity;
Chelo otkrytoye odnoy iz vazhnykh Muz
I prelest — devstvennoy Kharity.

Ty sam, zabyv i svet i tshchetny shum pirov,
Yee besedoy naslazhdalsya
I v tikhoy radosti, kak putnik sred peskov,
Prelestnym tsvetom lyubovalsya.

Tsvetok (uvy!) ischez, kak sladkaya mechta!
Ona v stradaniakh pochila
I, s mirom v strashny chas proshchayas navsegda,
Na druge vzor ostanovila.

No, druzhba, mozhet byt, yee zabyla ty.
Veselye slezy osushilo,
I ten chisteyshuyu dykhanye klevety
Na lone mira vozmutilo.

Tak vse zdes suyetno v obiteli suyet!
Priazn i druzhestvo neprochno! —
No gde, skazhi, moy drug, pryamoy siaet svet?
Chto vechno, chisto, neporochno?

Naprasno voproshal ya opytnost vekov
I Klii mrachnye skrizhali,
Naprasno voproshal vsekh mira mudretsov:
Oni bezmolvyem otvechali.

Kak v vozdukhe pero kruzhitsya zdes i tam,
Kak v vikhre tonky prakh letayet,
Kak sudno bez rulya stremitsya po volnam
I vechno pristani ne znayet, —

Tak um moy posredi somneny pogibal.
Vse zhizni prelesti zatmilis:
Moy Geny v goresti svetilnik pogashal,
I Muzy svetlye sokrylis.

Ya s strakhom voprosil glas sovesti moyey.
I mrak ischez, prozreli vezhdy:
I vera prolila spasitelny yeley
V lampadu chistuyu Nadezhdy.

Ko grobu put moy ves kak solntsem ozaren:
Nogoy nadezhnoyu stupayu
I, s rizy strannika svergaya prakh i tlen,
V mir luchshy dukhom vozletayu.

Crf;b, velhtw vkfljq, xnj ghjxyj yf ptvkb?
Ult gjcnjzyyj ;bpyb cxfcnmt?
Vs j,kfcnm ghbphfrjd j,vfyxbds[ ghjikb,
Vs gbkb xfie ckfljcnhfcnmz:

Yj ult vbyenysq iev dtctkmz b gbhjd?
D dbyt gjnjgktyyst xfib?
Ult velhjcnm cdtncrfz cbz/ob[ evjd?
Ult ndjq Afkthy b hjps yfib?

Ult ljv ndjq, cxfcnmz ljv?// Jy d ,eht ,tl bcxtp,
B vtcnj gjhjckj rhfgbdjq/
Yj z epyfk tuj: z cthlwf lfym ghbytc
Yf ghf[ tuj rhfcyjhtxbdjq/

Yf ytv, rjulf jrhtcn pfvjkrytn iev uhflcrjq
B zhrbq Dtcgth pfcbztn
Yf ntvyjv ctdtht, — ndjq lheu d nbib yjxyjq
D leit pflevxbdjcnm gbnftn/

Jn cfvjq /yjcnb cke;bntkm jknfhtq
,jubyb ytub b ghj[kfls,
Jn ghtcsotybz, jn gkfvtyys[ cnhfcntq
Z cthlwe d ytq boe jnhfls/

Gjdthbim kb? Z pltcm, yf gtgkt [hfvby cb[,
Dtyjr dtctkbz ckfuf/
B xfcnj d ujhtcnb, d djkytymb xedcnd vjb[,
Gjnegz dpjhs, djcrkbwf/:

Vbyenys cnhfyybrb, vs [jlbv gj uhj,fv,
Dct lyb enhfnfvb cxbnftv;
Yf rhskmz[ hfljcnb ktnbv r cdjbv lhepmzv, —
B xnj ;? b[ ehys j,ybvftv/

Crf;b, lfdyj kb pltcm, d rheue ndjb[ lheptq,
Cbzkf Kbkf rhfcjnj/?
,kfubt yt,tcf, rfpfkjcm, lfkb tq
Dct cxfcnmt cvthnyjq gjl keyj/:

Yhfd nb[bq fyutkf, lfh ckjdf, njyrbq drec,
K/,db b jxb b kfybns;
Xtkj jnrhsnjt jlyjq bp df;ys[ Vep
B ghtktcnm — ltdcndtyyjq [fhbns/

Ns cfv, pf,sd b cdtn b notnysq iev gbhjd,
Tt ,tctljq yfckf;lfkcz
B d nb[jq hfljcnb, rfr genybr chtlm gtcrjd,
Ghtktcnysv wdtnjv k/,jdfkcz/

Wdtnjr (eds!) bcxtp, rfr ckflrfz vtxnf!
Jyf d cnhflfybz[ gjxbkf
B, c vbhjv d cnhfiysq xfc ghjofzcm yfdctulf,
Yf lheut dpjh jcnfyjdbkf/

Yj, lhe;,f, vj;tn ,snm, tt pf,skf ns!//
Dtctkmt cktps jceibkj,
B ntym xbcntqie/ ls[fymt rktdtns
Yf kjyt vbhf djpvenbkj/

Nfr dct pltcm cetnyj d j,bntkb cetn!
Ghbzpym b lhe;tcndj ytghjxyj! —
Yj ult, crf;b, vjq lheu, ghzvjq cbztn cdtn?
Xnj dtxyj, xbcnj, ytgjhjxyj?

Yfghfcyj djghjifk z jgsnyjcnm dtrjd
B Rkbb vhfxyst crhb;fkb,
Yfghfcyj djghjifk dct[ vbhf velhtwjd:
Jyb ,tpvjkdmtv jndtxfkb/

Rfr d djple[t gthj rhe;bncz pltcm b nfv,
Rfr d db[ht njyrbq ghf[ ktnftn,
Rfr celyj ,tp hekz cnhtvbncz gj djkyfv
B dtxyj ghbcnfyb yt pyftn, —

Nfr ev vjq gjchtlb cjvytybq gjub,fk/
Dct ;bpyb ghtktcnb pfnvbkbcm:
Vjq Utybq d ujhtcnb cdtnbkmybr gjufifk,
B Veps cdtnkst cjrhskbcm/

Z c cnhf[jv djghjcbk ukfc cjdtcnb vjtq///
B vhfr bcxtp, ghjphtkb dt;ls:
B dthf ghjkbkf cgfcbntkmysq tktq
D kfvgfle xbcne/ Yflt;ls/

Rj uhj,e genm vjq dtcm rfr cjkywtv jpfhty:
Yjujq yflt;yj/ cnegf/
B, c hbps cnhfyybrf cdthufz ghf[ b nkty,
D vbh kexibq le[jv djpktnf//

Тень друга батюшков история создания. Анализ стихотворения Батюшкова «Тень друга

История создания

В 1817 году свет увидело собрание сочинений Константина Николаевича, получившее название «Опыты в стихах и прозе». В него вошла и элегия «К другу», написанная в 1815-ом. Именно в это время автор сближается с величайшей поэтической фигурой того времени, с Вяземским, именно ему Батюшков и посвящает работу «К другу». В стихотворении очень явны некоторые отсылки и аллюзии на произведения Вяземского, поэтому нет никаких сомнений, к какому «другу» пишет Константин Николаевич.

Говоря о состоянии автора в этот период, стоит отметить, что начало 10-ых годов 19 столетия характеризуется началом Отечественной войны с французами. С одной стороны, Батюшков преисполнен чувствами патриотизма и желанием воспевать силу и мощь русского солдата. С другой стороны, поэт сожалеет о последствиях военных действий, о разорении богатств природы и многовековой культуры России.

Стоит так же отметить, что еще в самом начале своего творческого пути Константин Николаевич выявил некоторые проблемы литературы начала 19 века, конечно же, русской. Первой проблемой он считал закостенелость поэтического русского языка, отсутствие динамики, как в лексическом плане, так и в фонетическом. Именно Батюшков предложил так называемую «беглую поэтическую» рифму. Его стихотворения стали более мелодичными, хоть иногда отдельные лексические единицы и противоречили фонетическим нормам. Второй проблемой автор считал чрезмерную помпезность языка. «Писать, как живешь», — говорил великий поэт. Он старался избегать всего натянутого и надуманного.

Вариант №2

Стихотворение (элегия) «К Другу» была написана Константином Николаевичем Батюшковым в 1815 году, а свет увидела вместе со сборником «Опыты в стихах и прозе» в 1817 году. Поэма посвящена другу Батюшкова – Петру Вяземскому (в стихотворении есть весьма явные отсылки на его произведения). Написанная в направлении «раннего русского романтизма». Произведение было написано под впечатлением Батюшкова от увиденных им ужасов Отечественной войны, при этом ещё не погаснувшем патриотическом порыве.

Тема: Основной темой стихотворения является война. Батюшков описывает, как война к худшему изменила окружающую среду, во всей красе описана послевоенная разруха, хаос и уныние. Война как бы забрала из этого мира всё хорошее и прекрасное, заменив его лишь на мерзкие и не приятные вещи. Довольно весомо так же поднимается тема религии, к которой лирический герой (который является воплощением самого поета) приходит ради успокоения. Несмотря на грусть и тоску произведения именно вера является светлым пятном, связанным с надеждой на что-то лучшее в будущем, несмотря на утерянное прошлое.

Белой нитью через повествование проходит и тема дружбы, ведь именно к другу в трудную (как для себя так и для страны время) обращается лирический герой, что бы помочь тому обрести что-то светлое (в данном случае веру).

В целом поет создаёт в поэме яркие картины послевоенной разрухи, как бы показывает им всю хрупкость и тонкость привычного нам мира, который в любую секунду может разрушится.

Идея: Основная идея произведения это искать спасение и успокоение в религии, ведь только абстрагировавшись и отрёкшись от земного, можно найти истинное умиротворение. Именно это и советует своему другу персонаж (А вместе с ним и сам автор).

Итог: Произведение на писано на фоне патриотического порыва Батюшкова вызванного Отечественной войной, в то же время и его личностным душевным кризисом. На произведение так же повлияло то что автор в тот период жизни пытался найти душевного умиротворения в религии. К тому же в произведении можно заметить и оттенок сближения с Жуковским, и использовании характерных ему мотивов в своём творчестве. Литературные приёмы: Метафоры: «Буря бед», «шум веселья и пиров», «Чаша сладострастья» Эпитеты: «тщетный шум», «темный север», «страшный час».

Жанр, направление и размер

Образы и символы

Из элегий, в которых отразилась личная жизнь К. Н. Батюшкова, особенно удачна «Тень друга» (см. полный текст). Поэт создал её в 1814 году после заграничных военных походов и посвятил памяти погибшего в битве под Лейпцигом И.А. Петина – «незабвенного друга», «лучшего из друзей», «милого брата», «товарища лучших дней», «воина вечно милого».

К. Н. Батюшков — Тень друга

Лирический герой покидает берега Англии и на корабле возвращается в Россию с мыслями о родине:

Я берег покидал туманный Альбиона: Казалось, он в волнах свинцовых утопал. За кораблем вилася Гальциона, И тихий глас ее пловцов увеселял. Вечерний ветр, валов плесканье, Однообразный шум и трепет парусов, И кормчего на палубе взыванье Ко страже дремлющей под говором валов; Все сладкую задумчивость питало. Как очарованный у мачты я стоял, И сквозь туман и ночи покрывало Светила Севера любезного искал. Вся мысль моя была в воспоминанье, Под небом сладостным отеческой земли. Но ветров шум и моря колыханье На вежды томное забвенье навели.

И в этом полусне герой стихотворения вдруг видит перед собой тень погибшего друга, явившуюся из «небесной отчизны» –

«Ты ль это, милый друг, товарищ лучших дней! Ты ль это? – я вскричал, – о воин вечно милый! Не я ли над твоей безвременной могилой, При страшном зареве Беллониных огней, Не я ли с верными друзьями Мечом на дереве твой подвиг начертал, И тень в небесную отчизну провождал С мольбой, рыданьем и слезами?»

Поэт вопрошает видение, но ответа не получает. Затем:

…горний дух исчез В бездонной синеве безоблачных небес, Как дым, как метеор, как призрак полуночи, Исчез, – и сон покинул очи. – Все спало вкруг меня под кровом тишины. Стихии грозные казалися безмолвны. При свете облаком подернутой луны, Чуть веял ветерок, едва сверкали волны, Но сладостный покой бежал моих очей, И все душа за призраком летела, Все гостя горнего остановить хотела: Тебя, о милый брат! о лучший из друзей!

Батюшков глубоко, по-христиански, ощущает реальность встречи с бессмертной душой погибшего на поле брани друга.

В этом стихотворении сильно сказалось влияние на русского поэта песен Оссиана, – «шотландский бард» любил такие туманные пейзажи и видения, призраки умерших героев. Оссиановским характером отличается также элегия Батюшкова «На развалинах замка в Швеции».

Однако отчётливее всего в «Тени друга» звучат христианские мотивы. Стихотворению предпослан эпиграф из элегии Проперция: «Души усопших не призрак: не всё кончается смертью;/ Бледная тень ускользает, скорбный костёр победив». Древнеримский стихотворец выразил в поэтическом предчувствии одну из главных христианских заповедей – о жизни вечной: «дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 6: 23). Батюшков осознал, что его любимые античные авторы стояли на пути к христианству. «Лучшие из древнейших писателей приближились к сим вечным истинам, которые Святое Откровение явило нам в полном сиянии», – писал он в статье «Нечто о морали, основанной на философии и религии».

Темы и настроение

Создавая яркую картину послевоенной разрухи, акцентируя внимание на некоторой незащищенности мира и мирного времени, Батюшков наполняет свое стихотворение не обычной грустью, а философской. Одним из важных вопросов, поставленных в произведении, становится вопрос о хрупкости мироздания и о скоротечности жизни – вечные философские вопросы для творцов.
Но основная тема стихотворения – война. Автор создает целую панораму образов того, что изменилось в худшую сторону. Дом, когда-то приносивший счастье, исчез в буре бед. Место, где он стоял, поросло крапивой. Далее говорится об угасании женской красоты. Мысль раскрывается на примере Лилы, которая вызывала у мужчин восхищение, а потом «в страданиях почила».
Тема веры играет большую роль в произведении. Спасение лирический герой находит в религии. В финале он обретает веру, отказывается от жизни земной, «возлетая духом в мир лучший». Стоит повториться, что преимущественно настроение стихотворения грустное. Грусть представлена где-то с ностальгическими нотками, где-то с оттенками надежды и веры.
Тема дружбы также присутствует в стихотворении. Автор пишет другу, чтобы поддержать его в смутные времена для России. Он спешит поделиться с ним своим рецептом избавления от тоски.

Основная идея

Анализ стихотворения «Тень друга» Батюшкова

Одним из лучших стихотворений Константина Николаевича Батюшкова считается элегия «Тень друга». Созданное в эпоху Наполеоновских войн, оно является образцом классической русской поэзии.

Стихотворение написано в 1814 году. Его автору 27 лет, он принимает участие в военной кампании в Европе против войск Наполеона. Год назад он лишился друга, с которым был знаком с 1807 года — Ивана Александровича Петина. И. Петин был убит в Битве народов под Лейпцигом.

По жанру — элегия, по размеру — разностопный ямб с перекрестной и смешанной рифмой (открытой, закрытой, мужской и женской). Лирический герой — сам автор в маске путника, композиция условно делится на 3 части: в первой путешественник тоскует по «отеческой земле», во второй видит призрака, в третьей — горюет о том, что видение рассеялось, размышляет о тайнах бытия.

Открывается произведение эпиграфом из римского поэта Проперция. Суть его в том, что душа — бессмертна. Лексика возвышенная, много прямой речи, многоточий, риторических вопросов и восклицаний, обращений: то был ли сон? О воин вечно милый! Тень незабвенного! О лучший из друзей! Стихотворение создано в духе европейского романтизма. Впрочем, в нем принято усматривать и особенности классицизма еще времен поэзии М. Ломоносова и Г. Державина. Туманный Альбион — перифраз Британских островов. «Небесная отчизна»: подобное выражение доказывает, что автор — христианин, мыслящий, как и апостол Павел, что «наше жительство — на небесах». Альбион (Англия), Беллона (божество войны у римлян), Гальциона (в мифологии — царская дочь, покончившая с собой после смерти мужа, ставшая птицей — зимородком), Плейсс (река под Лейпцигом).

Видение описано в духе европейского фольклора, литературной традиции. Интересно, что явившийся призрак никак не проявляет себя, не хочет что-то передать, напротив, само видение слишком коротко. Для автора очевидно одно: чело веселием цвело. Значит, вечная жизнь существует и И. Петин удостоился рая. Эпитеты: сладостном, томное, страшном, бездонное. Олицетворение: глас увеселял. Метафора: тень провождал, и я летел к нему. Сравнение: как дым, метеор, призрак. Неусеченные формы глаголов: вилася, сменялися.

Посвящение умершему другу, посмертно награжденному участнику Заграничного похода И. Петину, появилось спустя год после трагического события. Молодой поэт К. Батюшков сумел создать высокий образец печали и раздумий над тайнами жизни и смерти.

Средства художественной выразительности

Элегия достаточна большая по объему, в ней огромное количество изобразительно-выразительных средств. Хочется обратить особое внимание на высокую образность метафор. «Чаша сладострастья», «шум веселья и пиров», «счастья дом» — эти метафоры иллюстрируют счастливый довоенный мир. «Буря бед», «обитель сует» — кардинально иные по настроению метафоры.

Явную картину упадка и разрухи помогают изобразить многочисленные эпитеты: «темный север», «пламенные страсти», «тщетный шум», «страшный час».

Стихотворение довольно объемное, и автор использовал много средств художественной выразительности, поэтому если вам интересны конкретные примеры других тропов, напишите об этом в комментариях, добавим.

Автор: Игорь Васильев
Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Константин Батюшков — Скажи, мудрец младой, что прочно на земли (К другу)

Скажи, мудрец младой, что прочно на земли? Где постоянно жизни счастье? Мы область призраков обманчивых прошли, №4 Мы пили чашу сладострастья:

Но где минутный шум веселья и пиров? В вине потопленные чаши? Где мудрость светская сияющих умов? №8 Где твой Фалерн и розы наши?

Где дом твой, счастья дом. Он в буре бед исчез, И место поросло крапивой. Но я узнал его: я сердца дань принес №12 На прах его красноречивой.

На нем, когда окрест замолкнет шум градской И яркий Веспер засияет На темном севере, — твой друг в тиши ночной №16 В душе задумчивость питает.

От самой юности служитель олтарей Богини неги и прохлады, От пресыщения, от пламенных страстей №20 Я сердцу в ней ищу отрады.

Поверишь ли? Я здесь, на пепле храмин сих, Венок веселия слагаю И часто в горести, в волненьи чувств моих, №24 Потупя взоры, восклицаю:

Минутны странники, мы ходим по гробам, Все дни утратами считаем; На крыльях радости летим к своим друзьям, — №28 И что ж? их урны обнимаем.

Скажи, давно ли здесь, в кругу твоих друзей, Сияла Лила красотою? Благие небеса, казалось, дали ей №32 Все счастье смертной под луною:

Нрав тихий ангела, дар слова, тонкий вкус, Любви и очи и ланиты; Чело открытое одной из важных Муз №36 И прелесть — девственной Хариты.

Ты сам, забыв и свет и тщетный шум пиров, Ее беседой наслаждался И в тихой радости, как путник средь песков, №40 Прелестным цветом любовался.

Цветок (увы!) исчез, как сладкая мечта! Она в страданиях почила И, с миром в страшный час прощаясь навсегда, №44 На друге взор остановила.

Но, дружба, может быть, ее забыла ты. Веселье слезы осушило, И тень чистейшую дыханье клеветы №48 На лоне мира возмутило.

Так все здесь суетно в обители сует! Приязнь и дружество непрочно! — Но где, скажи, мой друг, прямой сияет свет? №52 Что вечно, чисто, непорочно?

Напрасно вопрошал я опытность веков И Клии мрачные скрижали, Напрасно вопрошал всех мира мудрецов: №56 Они безмолвьем отвечали.

Как в воздухе перо кружится здесь и там, Как в вихре тонкий прах летает, Как судно без руля стремится по волнам №60 И вечно пристани не знает, —

Так ум мой посреди сомнений погибал. Все жизни прелести затмились: Мой Гений в горести светильник погашал, №64 И Музы светлые сокрылись.

Я с страхом вопросил глас совести моей… И мрак исчез, прозрели вежды: И вера пролила спасительный елей №68 В лампаду чистую Надежды.

Ко гробу путь мой весь как солнцем озарен: Ногой надежною ступаю И, с ризы странника свергая прах и тлен, №72 В мир лучший духом возлетаю.

Краткое содержание «Плотницкие рассказы»

Читать «Плотницкие рассказы» в кратком содержании

Март 1966 г. Тридцатичетырехлетний инженер Константин Платонович Зорин вспоминает, как его, выходца из деревни, унижали городские бюрократы и как когда-то возненавидел он все деревенское. А теперь тянет назад, в родную деревню, вот и приехал он сюда в отпуск, на двадцать четыре дня, и хочется баню топить каждый день, но его баня слишком стара, а восстановить её в одиночку, несмотря на плотницкую закваску, приобретенную в школе ФЗО, Зорин не может и поэтому обращается за помощью к соседу-старику Олеше Смолину, да только тот не спешит приниматься за дело, а вместо этого рассказывает Зорину о своем детстве.

Родился Олеша, как Христос, в телячьем хлеву и как раз на самое Рождество. А грешить его заставил поп: не верил, что у Олеши нет грехов, и больно драл за уши, вот и решил тот согрешить — украл отцовский табак и стал курить. И тут же покаялся. А как начал Олеша грешить, жить стало легче, стегать враз перестали, но только пошла в его жизни с тех пор всякая путанка.

На следующий день Зорин и Смолин, взяв инструменты, идут ремонтировать баню. Мимо них проходит сосед, Авинер Павлович Козонков, сухожильный старик с бойкими глазами. Олеша разыгрывает Авинера, говоря, что у того корова якобы нестельная и что он останется без молока. Козонков, не понимая юмора, злится и угрожает Олеше, что напишет куда следует про сено, накошенное Смолиным без разрешения, и что сено у него отберут. В ответ Олеша говорит, что Авинер с разрешения сельсовета косит на кладбище — покойников грабит. Смолин и Козонков окончательно ссорятся, но когда Авинер уходит, Олеша замечает: всю жизнь у них с Авинером споры. С малолетства так. А жить друг без дружки не могут.

И начинает Смолин рассказывать. Олеша и Авинер — одногодки. Как-то ребята делали птичек из глины и фуркали — кто дальше. А Авинер (тогда еще Виня) набрал глины больше всех, насадил на ивовый прут да прямехонько в Федуленково окно, стекло так и брызнуло. Все, конечно, бежать. Федуленок — из избы, а Виня один на месте остался и только приговаривал: «Вон оне в поле побежали!» Ну, Федуленок и ринулся за ними, и Олешу настиг. Да и прикончил бы, если б не Олешин отец.

В двенадцать лет Винька и Олеша приходскую школу кончили, так Винька на своем гумне все ворота матюгами исписал — почерк у него был, как у земского начальника, а от работы Винька старался увильнуть, даже плуг отцовский портил, лишь бы навоз в борозду не кидать. И когда его отца пороли за неуплату податей, Виня бегал глядеть, да еще и хвастался: видел, дескать, как тятьку пороли и он на бревнах привязанный дергался. А потом отправился Олеша в Питер. Там мастера-плотники били его сильно, но работать научили.

После стычки с Олешей Авинер в бане не показывается. Зорин, услышав, что к Козонкову приехала дочь Анфея, отправляется в гости. Авинер поит своего шести- или семилетнего внука водкой, а сам, пьяный, рассказывает Зорину о том, как ловок он был в молодости — обманывал всех вокруг и даже из-под углов только что заложенной церкви деньги вытащил.

На следующее утро Олеша на баню не является. Зорин идет к нему сам и узнает, что от Олеши требуют идти в лес — рубить ветошный корм (это результат козней Козонкова: он ведь и про работу магазина каждую неделю жалобу строчит). Только после обеда Зорин приходит ремонтировать баню и снова начинает рассказывать. На этот раз про то, как Козонков захотел жениться, да невестин отец отказал ему: на Авинеровых розвальнях завертки веревочные, так на первой же горушке, глядишь, завертка-то и лопнет.

Потом Олеша рассказывает про свою любовь. У Таньки, Федуленковой дочки, коса густая была, ниже пояса. уши белые. А глаза — даже и не глаза, а два омутка, то синие, то черные. Ну, а Олеша робок был. И как-то в Успеньев день после праздника мужики напились, а парни спали на повети неподалеку от девок. Винька тогда пьяным прикинулся, а Олеша стал проситься под полог, где собирались спать Олешина двоюродная да Танька. Тут двоюродная-то и шмыгнула в избу: самовар, дескать, забыла закрыть. И назад не вышла — догадливая она была. А Олеша, весь от страха дрожа, — к Таньке, да та стала уговаривать его уйти. Олеша сдуру и пошел на улицу. Проплясался, а когда уже под утро зашел на поветь, услышал, как Винька под пологом его Таньку жамкает. И как целуются. А двоюродная, обсмеяв Олешу, сказала, что Танька велела его найти, да только где сыскать-то? Будто век не плясывал.

Олеша заканчивает свой рассказ. Мимо проезжает грузовик, водитель оскорбляет Смолина, однако Олеша лишь восхищается им: молодец, сразу видно — нездешний. Зорин, злясь и на водителя и на беззлобие Смолина, уходит не попрощавшись.

Козонков, придя к Смолину, рассказывает, как с восемнадцатого года стал он правой рукой Табакова, уполномоченного финотдела РИКа. И сам с колокольни колокол спехивал, да еще и маленькую нужду оттуда справил, с колокольни-то. И в группке бедноты, созданной, чтоб вывести кулаков на чистую воду и открыть в деревне классовую войну, Авинер тоже участвовал. Так теперь товарищ Табаков, говорят, на персональной живет, и Козонков интересуется, нельзя ли и ему тоже персональную? Вот и документы все собраны. Зорин смотрит документы, но их явно недостаточно. Авинер жалуется, что посылал, дескать, заявление на персональную в район, да затеряли там: кругом одна плутня да бюрократство. А ведь Козонков, считай, с восемнадцатого года на руководящих работах — и секретарем в сельсовете, и бригадиром, два года «зав. мэтээф работал, а потом в сельпе» всю войну займы распространял. И наган у него был. Как-то повздорил Козонков с Федуленком — наганом грозил, а потом добился, чтоб того в колхоз не приняли: две коровы, два самовара, дом двоежилой. И тут Федуленка, как единоличника, таким налогом обложили. Авинер уходит. Дом Федуленка, где была контора колхоза, глядит пустыми, без рам, окошками. А на князьке сидит и мерзнет нахохленная ворона. Ей ничего не хочется делать.

Отпуск Зорина подходит к концу. Олеша работает на совесть и потому медленно. И рассказывает он Зорину, как направляли их, бывало, на трудгужповинность — дороги строить, как гнали то на лесозаготовку, то на сплав, а потом еще надо было в колхозе хлеб посеять, да только получалось на четыре недели позже нужного. Вспоминает Олеша, как пришли описывать имущество Федуленка. Дом — с молотка. Всю семью — в ссылку. Когда прощались, Танька к Олеше при всем народе подошла. Да как заплачет. Увезли их в Печору, было от них в первое время два или три письма, а потом — ни слуху ни духу. Олеше тогда Винька Козонков кулацкую агитацию приписал, и мучили Смолина сильно. Да и теперь Олеша не решается рассказать Зорину все до конца — тот ведь «партейный».

Баня оказывается готовой. Зорин хочет рассчитаться с Олешей, но тот будто не слышит. Потом они вместе парятся. Зорин специально для Олеши включает транзистор, оба слушают «Прекрасную мельничиху» Шуберта, а затем Зорин дарит транзистор Олеше.

Перед отъездом к Зорину приходят Олеша и Авинер. Выпив, они начинают спорить о коллективизации. Олеша говорит, что в деревне было не три слоя — кулак, бедняк и середняк, — а тридцать три, вспоминает, как в кулаки записали Кузю Перьева (у него и коровы-то не было, да только Табакова обматерил в праздник). А по словам Авинера, Смолина самого следовало бы вместе с Федуленком — под корень: «Ты контра была, контра и есть». Доходит до драки. Авинер стучит о стену Олешиной головой. Появляется Настасья, жена Олеши, и уводит его домой. уходит и Авинер, приговаривая: «Я за дисциплинку родному брату. головы не пожалею. Отлетит в сторону!».

У Зорина начинается грипп. Он засыпает, потом встает и, пошатываясь, идет к Смолину. А там сидят и мирно беседуют. Авинер и Олеша. Смолин говорит, что оба они в одну землю уйдут, и просит Авинера, если Олеша умрет раньше, сделать ему гроб честь по чести — на шипах. И Козонков просит Смолина о том же, если Олеша его переживет. А потом оба, клоня сивые головы, тихо, стройно запевают старинную протяжную песню.

Зорин не может им подтянуть — он не знает ни слова из этой песни.

Краткое содержание Плотницкие рассказы Белов

Константин Платонович – человек, который когда-то жил в деревне, обитал там, и детство его прошло именно там. Но прошло время, вырос, стал молодым, и расхотелось там жить. А именно поэтому, он уехал из своего села, и стал жить в городе. Ведь он помнил еще очень хорошо, как его обижали и насмехались над ним бюрократы городские, говоря, что все деревенское – это униженность. Так он и перестал любить свое село и все деревенское, что с этим связано.

Но все-таки прошло время, и уже в 1966 году, а точнее – в марте того года, уже взрослый, достаточно еще молодой, Константин Платонович по фамилии Зорин, решил все-таки поехать в деревню свою, родную и неповторимую.

Ему уже тогда было тридцать четыре года, и по профессии он стал инженером. Это очень выгодная профессия, отличное хобби, и приносит хороший достаток. Когда же приехал, он решил, что весь отпуск свой, который составлял двадцать четыре дня, будет проводить в баньке. Но когда он ее нашел, оказалось, что она вся насквозь прогнила. А именно потому ее невозможно было даже починить самому.

Он решил позвать соседа на помощь, но тот вместо этого, начал рассказывать свое детство. Детство было такое, что и не позавидуешь. Когда Смолин родился, поп не мог поверить, что у того нет никаких грехов, а потому тягал его за уши, что было очень неприятно. А потому парень решил согрешить, и своровал у отца табак, и стал курить. Тогда его перестали бить, и даже все вроде наладилось, но только с виду, а по-настоящему — стало как-то не по себе жить.

Но потом они стали ремонтировать вместе баню. Проходит сосед, и начинают они ссориться со Смолином. Зорин спросил потом, что это за человек. И Смолин рассказал про их знакомство, и почему ссорятся.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Плотницкие рассказы, в сокращении. Краткое содержание.

Список произведений в сокращении этого автора Такая война Привычное дело Плотницкие рассказы
Март 1966 г; Тридцатичетырехлетний инженер Константин Платонович Зорин вспоминает, как его, выходца из деревни, унижали городские бюрократы и как когда-то возненавидел он все деревенское. А теперь тянет назад, в родную деревню, вот и приехал он сюда в отпуск, на двадцать четыре дня, и хочется баню топить каждый день, но его баня слишком стара, а восстановить ее в одиночку, несмотря на плотницкую закваску, приобретенную в школе ФЗО, Зорин не может и поэтому обращается за помощью к соседу-старику Олеше Смолину, да только тот не спешит приниматься за дело, а вместо этого рассказывает Зорину о своем детстве.

В двенадцать лет Винька и Олеша приходскую школу кончили, так Винька на своем гумне все ворота матюгами исписал — почерк у него был, как у земского начальника, а от работы Винька старался увильнуть, даже плуг отцовский портил, лишь бы навоз в борозду не кидать. И когда его отца пороли за неуплату податей, Виня бегал глядеть, да еще и хвастался: видел, дескать, как тятьку пороли и он на бревнах привязанный дергался… А потом отправился Олеша в Питер. Там мастера-плотники били его сильно, но работать научили.

Потом Олеша рассказывает про свою любовь. У Таньки, Федуленковой дочки, коса густая была, ниже пояса. уши белые. А глаза — даже и не глаза, а два омутка, то синие, то черные. Ну, а Олеша робок был. И как-то в Успеньев день после праздника мужики напились, а парни спали на повети неподалеку от девок. Винька тогда пьяным прикинулся, а Олеша стал проситься под полог, где собирались спать Олешина двоюродная да Танька. Тут двоюродная-то и шмыгнула в избу: самовар, дескать, забыла закрыть. И назад не вышла — догадливая она была. А Олеша, весь от страха дрожа, — к Таньке, да та стала уговаривать его уйти… Олеша сдуру и пошел на улицу. Проплясался, а когда уже под утро зашел на поветь, услышал, как Винька под пологом его Таньку жамкает. И как целуются. А двоюродная, обсмеяв Олешу, сказала, что Танька велела его найти, да только где сыскать-то? Будто век не плясывал.

Козонков, придя к Смолину, рассказывает, как с восемнадцатого года стал он правой рукой Табакова, уполномоченного финотдела РИКа. И сам с колокольни колокол спехивал, да еще и маленькую нужду оттуда справил, с колокольни-то. И в группке бедноты, созданной, чтоб вывести кулаков на чистую воду и открыть в деревне классовую войну, Авинер тоже участвовал. Так теперь товарищ Табаков, говорят, на персональной живет, и Козонков интересуется, нельзя ли и ему тоже персональную? Вот и документы все собраны… Зорин смотрит документы, но их явно недостаточно. Авинер жалуется, что посылал, дескать, заявление на персональную в район, да затеряли там: кругом одна плутня да бюрократство. А ведь Козонков, считай, с восемнадцатого года на руководящих работах — и секретарем в сельсовете, и бригадиром, два года «зав. мэтээф работал, а потом в сельпе» всю войну займы распространял. И наган у него был. Как-то повздорил Козонков с Федуленком — наганом грозил, а потом добился, чтоб того в колхоз не приняли: две коровы, два самовара, дом двоежилой. И тут Федуленка, как единоличника, таким налогом обложили… Авинер уходит. Дом Федуленка, где была контора колхоза, глядит пустыми, без рам, окошками. А на князьке сидит и мерзнет нахохленная ворона. Ей ничего не хочется делать.

Отпуск Зорина подходит к концу. Олеша работает на совесть и потому медленно. И рассказывает он Зорину, как направляли их, бывало, на трудгужповинность — дороги строить, как гнали то на лесозаготовку, то на сплав, а потом еще надо было в колхозе хлеб посеять, да только получалось на четыре недели позже нужного. Вспоминает Олеша, как пришли описывать имущество Федуленка. Дом — с молотка. Всю семью — в ссылку. Когда прощались, Танька к Олеше при всем народе подошла. Да как заплачет… Увезли их в Печору, было от них в первое время два или три письма, а потом — ни слуху ни духу. Олеше тогда Винька Козонков кулацкую агитацию приписал, и мучили Смолина сильно. Да и теперь Олеша не решается рассказать Зорину все до конца — тот ведь «партейный».

Перед отъездом к Зорину приходят Олеша и Авинер. Выпив, они начинают спорить о коллективизации. Олеша говорит, что в деревне было не три слоя — кулак, бедняк и середняк, — а тридцать три, вспоминает, как в кулаки записали Кузю Перьева (у него и коровы-то не было, да только Табакова обматерил в праздник). А по словам Авинера, Смолина самого следовало бы вместе с Федуленком — под корень: «Ты контра была, контра и есть». Доходит до драки. Авинер стучит о стену Олешиной головой. Появляется Настасья, жена Олеши, и уводит его домой. уходит и Авинер, приговаривая: «Я за дисциплинку родному брату… головы не пожалею… Отлетит в сторону!»

У Зорина начинается грипп. Он засыпает, потом встает и, пошатываясь, идет к Смолину. А там сидят и мирно беседуют… Авинер и Олеша. Смолин говорит, что оба они в одну землю уйдут, и просит Авинера, если Олеша умрет раньше, сделать ему гроб честь по чести — на шипах. И Козонков просит Смолина о том же, если Олеша его переживет. А потом оба, клоня сивые головы, тихо, стройно запевают старинную протяжную песню.

Зорин не может им подтянуть — он не знает ни слова из этой песни…

Все русские произведения в сокращении по алфавиту:

Оценка статьи:

(пока оценок нет)

Загрузка...