На ножах – краткое содержание рассказа Лескова

На ножах.

Краткое содержание романа

В уездный город возвращается Иосаф Платонович Висленев, осуждённый в прошлом по политическому делу. Его встречают сестра Лариса, бывшая невеста Александра Ивановна, впоследствии неожиданно вышедшая замуж за генерала Синтянина, о котором идёт «ужасная слава». Среди встречающих также майор Форов, объявляющий, что никогда не женился бы ни на ком, кроме своей «умной дуры» Катерины Астафьевны. Незадолго до приезда брата Ларисе делает предложение «испанский дворянин» помещик Подозеров. Висленев приезжает с Павлом Гордановым. На вечере у Бахаревых Горданов объявляет себя противником восхваления женского ума и эмансипации, а после встречается с бывшей любовницей Глафирой Акатовой, вышедшей замуж за богача Бодростина, чтобы помогать деньгами «общему делу», но всех перехитрившая Глафира требует у «каторжной совести» Горданова убийства её «зажившегося» мужа. Ночью Висленев вскрывает портфель с деньгами, который передаёт ему на хранение Горданов, но видит в саду женскую фигуру в зелёном платье. Наутро Висленев пытается выяснить, кому принадлежит привидевшееся ему зелёное платье, и, не найдя хозяйки, уезжает к Форовым. Форова встречает генеральшу с падчерицей Верой, отъезжающих на хутор, и узнает, что ночью Вера с криком «Кровь!» указала на висленевский флигель. Висленев знакомится со священником Еван-гелом Минервиным, писавшим в прошлом статьи, и увязывается с ним и Форовым на рыбалку. Они рассуждают о сущности христианства, но Висленев ни барона фон Фейербаха, ни Ренана, ни Златоуста не читал и заявляет превосходство пользы над знаниями. Он признается, что не любит России, где «ни природы, ни людей». После разразившейся грозы путники встречают старика Бодростина, который увозит Висленева в гости, оставляя Форова считать Иосафа «межеумком». Глафира Васильевна получает письмо от Подозерова, прочтя которое делает вывод, что тот «бежит ее». Генрих Ропшин, «нескверный и неблазный» молодой человек, приносит ей другое письмо, Глафира читает и, объявляя себя нищей, падает в обморок. Рассказчик «откочёвывает» в Петербург, где в уксусе «сорока разбойников» выбираются в свет новые «межеумки».

Горданов — сын московской цыганки и старшего брата Михаила Бодростина — быстро понимает, что из «бреда» молодых людей можно извлечь много пользы. Он провозглашает среди товарищей «иезутизм», сменившийся «нигилизмом». Против последнего восстают «староверы» во главе с Анной Скоковой по прозвищу Ванскок, и Горданов объясняет новое учение «дарвинизмом»: «глотай других, чтобы тебя не проглотили». Ванскок, которую, по мнению Форова, не портят её убеждения, экспериментирует, но ей не удаётся даже задушить кошку. Подобно Акатовой, многие девушки из «новых», как полька Казимира или Цыпри-Кипри, выходят замуж за богачей, обкрадывают их и устраивают личную судьбу. Вернувшись в Петербург после трёхлетнего отсутствия, Горданов узнает от Ванскок, что мелкий газетчик Тихон Кишенский сильно разбогател, получив деньги, украденные его любовницей Алиной Фигуриной у отца. Ванскок подсказывает Горданову теорию «свежих ран», которые нельзя трогать. Висленев занимается «продолжительным кривляньем», то есть пишет статьи, строящиеся на лжи и передержках, но Ванскок приносит ему «польские переписки», переданные Гордановым для возможной статьи. К нему заходит «дремучий семинарист» сосед Меридианов и предлагает за определённую мзду жениться на княжеской фаворитке, но оскорблённый Висленев ему отказывает.

Горданов между тем отправляется к Кишенскому и предлагает ему «купить» мужа для Алины и отца для их детей. Поторговавшись, они сговариваются и только потом узнают, что продан был Висленев. Горданов просит работающего в полиции Кишенского ненадолго арестовать Горданова и передаёт ему копию висленевского «польского» сочинения. Ванскок, Висленева и Горданова обыскивают, и Горданов говорит Висленеву, что передал его сочинение на хранение Кишенскому. Висленева сажают в тюрьму, и Алина под страхом выдачи статьи заставляет его жениться. Свадьба напоминает картину «Неравный брак», только наоборот. Висленев попадает «на барщину»: записывает всех детей на своё имя, а в конце года ему представляют счёт на несколько тысяч. Эта цифра с каждым годом должна увеличиваться, и не желающий растить долг Горданов пытается взбунтоваться, жалуясь на судьбу. Горданов пробует договориться с Кишенским, а сам мечтает о таинственном и грандиозном плане. Но Кишенский с Алиной выделывают «штуку» и сжигают квартиру, где хранятся документы Горданова, занимающегося на пару с Алиной ростовщичеством. Оставшись без денег, он получает от Бодростиной вызов и уезжает вместе с Висленевым. В письме к старому другу, брату Глафиры Грегуару, Подозеров описывает Горданова и Висленева, из-за которых его объявляют неблагонадёжным и «опасным» человеком. Висленев отбирает у сестры подаренную ей ранее половину имения, Горданов обманывает своих мужиков и обвиняет Форова и отца Евангела в подстрекательстве. Глафира видит призрак Бодростина в разрезанном кирасирском мундире. Кишенский строчит статьи в обвинение Подозерова, а Ванскок пишет заметку о краже Подозеровым гордановских денег.

В это время в губернии Лариса переезжает жить к Бодростиной, которая считает её «пустышкой», но поощряет ухаживания за девушкой со стороны всерьёз заинтересовавшегося ею Горданова, Форова злится на Ларису, а генеральша уговаривает Подозерова бороться за свою любовь и добиваться чувств Ларисы. Вера радостно крестит их и сводит. Бодростин перестаёт доверять жене, и та приручает Иосафа, а Горданова принимают все в городе. При помощи Ропшина Бодростина подменяет завещание, которое муж везёт в Петербург. К Глафире приезжает помещик Водопьянов или «сумасшедший бедуин», который рассказывает таинственную историю о студенте Спиридонове, напоминающую некоторые сведения из жизни матери Подозерова. Подозеров передаёт Глафире письмо, из которого она узнает, что Бодростина завлёк в свои сети Кишенский с компанией и пытается его разорить. Подозеров застаёт Горданова, пытающегося поцеловать Ларису, и вызывает его на дуэль. Но Лариса объявляет, что прошлое «погребено», хотя он остаётся её другом. Перед дуэлью Подозеров получает благословение от Александры Ивановны, а Горданов приходит ночью к Ларисе, и их объятия замечает Форова. Александра Ивановна пишет исповедь, рассказывающую, что вышла она замуж для того, чтобы спасти невинных людей, которых Висленев — «безнатурный» человек — повлёк за собой после ареста. Там же она упоминает о случае, когда генерал хотел её застрелить, но Вера не дала этому свершиться. Синтянина признается, что любит Подозерова, а Висленева, променявшего её на «свободу», только жалеет. Покойная жена Синтянина Флора, мать Веры, сходит с портрета и дарит генеральше кольцо. На следующее утро Форова рассказывает, что Подозеров тяжело ранен, а с генералом, получившим известие об отставке из-за доноса Горданова на Форова и отца Евангела, случился удар. По словам арестованного, дуэль оказалась «убийством»: Горданов стрелял раньше положенного, а когда убегал с места преступления, Форов прострелил ему пятку. Бодростина отправляет Горданова, по-прежнему уверенного во вседозволенности, в Петербург, наказывая окончательно завлечь мужа в сети мошенников.

Синтянина, Форова и Лиза не отходят от Подозерова, но, когда его дому угрожает пожар, Лариса забирает больного к себе, не допускает к нему генеральшу, просит защиты и склоняет к женитьбе. Висленев сбегает из города в неизвестном направлении, Горданов, замяв скандал, уезжает в Петербург. По пути он встречается в Москве с Глафирой, демонстрирующей своё «первенство и господство». Она указывает ему взглянуть на образ, но Горданов видит зелёное платье. Глафира объявляет это платье, в которое одета Флора на портрете, «совестью», и с ней случается нервный припадок. Получив от Бодростиной указание свести Михаила Андреевича с полькой Казимирой и представить его отцом её ребёнка, Горданов уезжает в Петербург. Глафира встречается с Висленевым и отправляется в Париж, где посещает спиритические сеансы и выдаёт Иосафа Платоновича за медиума. Лариса доказывает, что существует ревность без любви, и перестаёт общаться с Синтяниной, продолжающей её защищать, Форова, обвенчавшаяся с майором лишь через семь лет их совместной жизни, употребляет все силы на то, чтобы привести вышедшего из тюрьмы мужа к Богу. Обиженный доносом Синтянин подозревает, что старика Бодростина хотят извести.

Глафира следит за всем творящимся в Петербурге из Парижа. Висленев уже свыкается с ролью лакея, Бодростина манит его своею любовью, желает «испытать» и подводит к мысли о возможной смерти мужа, после которой она будет в состоянии вновь выйти замуж. Глафира уже два года страстно любит Подозерова и мечтает забыть обо всех прошлых грехах. По дороге в Петербург опасающийся ареста за долги Висленев изменяет внешность, а приехав в город, запирается в ванной и устраивает потоп. Его объявляют сумасшедшим, а Алину и Кишенского отпускают «на свободу». По протекции Грегуара Глафира встречается с важным лицом, рассказывает ему о своих «несчастьях» с мужем и Казимирой, но не находит поддержки: Синтянин уже предупредил этого генерала о возможном злодействе. Генерал наказывает своему подчинённому Перушкину «изловить» Глафиру. Между тем Глафира «освобождает» мужа от требующей денег за сданного в воспитательный дом ребёнка Казимиры, и в благодарность он пишет новое завещание, по которому все наследует жена. Подозеровы живут несчастливо, а после возвращения Глафиры Лариса переезжает к Бодростиным, Висленев выманивает деньги у Горданова от её имени и окончательно продаёт сестру. Подозеров пытается вразумить жену и указать ей на истинных друзей, но та отвечает, что «ненавидит все», что любит он, и убегает с Гордановым. Форова ищет их в Москве и Петербурге, где встречает Подозерова, но безрезультатно.

Горданов и замужняя Лара венчаются и живут в Молдавии, где Лариса остаётся даже тогда, когда Горданов уезжает в Россию. Неожидание Лариса возвращается и вскоре, ко всеобщему удивлению, поселяется в квартире Горданова. Генеральша получает от неё записку и, приехав, застаёт больной. Лариса рассказывает, что в доме вскоре собираются кого-то убить, и просит Синтянину не спускать глаз с Иосафа. Она показывает генеральше трубку печного отдушника, по которой слышно все, о чем говорят в доме. Трагически погибает упавший с моста Водопьянов, лошадей которого, как потом выясняется, напугал решившийся на убийство Висленев, перепутавший их с бодростинскими.

К Синтяниным под видом землемера приезжает Перушкин. Собравшиеся на именинах Бодростина гости, среди которых Горданов, Висленев и Синтянины, отправляются смотреть на огненный крестьянский обряд, который совершают невдалеке от усадьбы, чтобы, по народному поверью, «попалить коровью смерть». Незадолго до этого Бодростина случайно заливает рубашку мужа похожим на кровь вином. Лиза признается оставшейся Синтяниной в двоемужестве, но в это время появляется Висленев, в ажиотаже объявляющий об убийстве старика Бодростина и требующий немедленной свадьбы с Глафирой. Висленева забирают в участок, но убийство приписывают мужицкому бунту. Ропшин рассказывает Глафире, что на теле старика обнаружен след от её испанского стилета, и шантажирует женитьбой, обещая скрыть первое, поддельное завещание Бодростина. Иосаф признается, что на самом деле не убивал старика, а лишь ожёг его сигаретой, и винит Бодростину и Горданова в подстрекательстве к злодеянию. Лара исчезает, но её, зарезавшуюся, находят Форов и отец Евангел. Их забирают в участок и обвиняют в подстрекательстве народного бунта. Горданов замечает, что в доме начинает распоряжаться Ропшин, а за ним, поранившим во время убийства руку, начинают следить. На похоронах у мертвеца развязываются и раскидываются руки, и это настолько пугает Глафиру, что она выдаёт Горданова. Вера кидает к его ногам найденный в лесу и уже давно, по словам Бодростиной, принадлежащий ему стилет.

Горданова арестовывают и ампутируют страдающую от «антонова огня» руку. Ропшин сулит денег, и он выгораживает Глафиру, а после этого его отравляют. Бодростина выходит замуж за оказавшегося жестоким и скупым Ропшина и живёт на деньги доброго Форова. Признанный виновным Висленев живёт в сумасшедшем доме и вполне счастлив своим положением. Вера и Катерина Афанасьевна, которая, по мнению генеральши, «совершила все «земное», умирают. Синтянин перед смертью завещает свою жену Подозерову. На их свадьбе присутствует Форов, неудачно пытавшийся жениться на «превосходнейшей особе» Ванскок. Год спустя Подозеровых посещает отец Евангел с сообщением о смерти Форова. Он уверен, что все происходящее «на ножах» — пролог чего-то большего, что неотразимо должно наступить.

Духовная распутица – роман Лескова – На ножах

Открываешь роман, написанный больше века назад, а закрыть уже не можешь. В самую сердцевину жития-бытия попадаешь. Больше ста лет прошло, но не отпускает прошлое от себя, всё звучит своей тревогой в новой жизни, не заглушить.

Роман Николая Семёновича Лескова «На ножах», появившийся в русской литературе в 1870-1871 годах, заводит свой живой разговор с читателем ХХI века.

Лесков устремляется в самую гущу духовной жизни современной ему России. Своим литературным пером он будто взрывает её скрытые пласты. Как садовник иногда не успевает разрыхлить все комья вскопанной почвы, так и Лесков не всегда останавливается над отделкой деталей.

Самое важное – ухватить картину во всей полноте, нанеся на художественный холст как можно больше свежих, живых мазков, соединив в одно целое раздробленные части. Даже полтора века спустя краски на его художественном полотне не поблекли, а также ярки.

Лесков не сглаживает, не прячет выпуклый, чуть грубоватый мазок своей литературной кисти. Видимые штрихи, подчас обрывочность письма придают особую остроту его изображению.

«Тяжко наше переходное время! То принципы не идут в согласие с выгодами, то… ах, да уж лучше и не поднимать этого! Вообще тяжело человеку в наше переходное время»1, – с такими словами Иосаф Платонович Висленев, один из главных персонажей романа, обращается к своей сестре Ларисе в начале первой части книги. И в ответ слышит: «Я его ненавижу».

Любопытно, что разговор происходит в дворянской усадьбе в губернском городе N между Иосафом, мужчиной тридцати пяти лет, и расцветающей двадцатилетней красавицей Ларой. Брат вступает в пору мужской зрелости, сестра стоит на пороге своей женской жизни. Иосаф только что приехал из Петербурга в родовое гнездо, где сейчас живёт сестра. До странности мрачный горизонт открывается перед ними в самой активной поре их жизни.

Человек в переходном времени – вот что поглощает Лескова-писателя.

Духовная распутица – испытание, которое переходное время посылает всем героям романа. Как её пережить? Как из неё выйти? Размыты вековечные колеи Добра и Зла, которые издавна вели человека. И трудно не запутаться. Не дать себя опутать.

Новая религия отрицания и разрушения духовного богатства предков вырвалась на просторы. И уже соблазны обмана, предательства, убийства крадутся за ней по пятам.

Нож – образ, вошедший в саму художественную сердцевину романа, его язык, его название. Эмоциональная, психологическая вражда неотделима в романе от вражды действительной, кровавой.

На разные голоса повторяют выражение «на ножах» герои в романе Лескова: «Нет, теперь нет союзов, а все на ножах!» , «Все этак друг с другом… на ножах, и во всем без удержу… разойдемся, и в конце друг друга перережем, что ли?». Как сверкающая стальная нить, пронзает оно весь текст. И красные отсветы неминуемо ложатся на холодный блеск стали.

В художественном мире Лескова нет героев, которых бы не коснулось «лезвие ножа». Все они пребывают в этом духовно разрезанном пространстве. Одни, бестрепетными руками держась за рукоятку реального ножа, вонзают его в ближнего. Другие с холодным расчётом направляют руку, взявшую нож. Третьи встают на пути преступления, на пути любого занесённого «ножа». Иные со смирением стремятся погасить вражду любовью и верят, что море любви поглотит острие ненависти.

Открытое лезвие ножа, всегда готовое вонзиться в человека, держит в своих руках – Павел Николаевич Горданов, своеобразный полюс Зла в романе.

Именно он первым произносит это страшное – «на ножах», которое потом разнесётся по страницам книги. Обращаясь к своему приятелю и одновременно жертве Висленеву, Горданов спрашивает о его отношениях с женою, которую сам же и навязал своему другу: «… вы теперь, я думаю, на ножах?»

Головокружительные кульбиты совершает Павел Николаевич Горданов на своей жизненной тропе: «Горданов не сразу сшил себе свой нынешний мундир: было время, когда он носил другую форму. Принадлежа не к новому, а к новейшему культу, он имел пред собою довольно большой выбор мод и фасонов: пред ним прошли во всем своем убранстве Базаров, Раскольников и Маркушка Волохов, и Горданов всех их смерил, свесил, разобрал и осудил: ни один из них не выдержал его критики».

Начав с идеалов общественного блага (весьма демагогических), он горячо уверовал в необходимость благоденствия на земле только одного человека – себя самого.

Идея личного обогащения, раньше лелеемая только в глубине, теперь высказывается им открыто и беззастенчиво: «Нет, милое дитя мое Иосаф Платонович, не надо от людей отбиваться, а надо к людям прибиваться. Денежка, мой друг, труд любит, а мы с тобой себе-то хотя, давай, не будем лгать: мы, когда надо было учиться, свистели; когда пора была грош на маленьком месте иметь, сами разными силами начальствовали… Кто идет в лес по малину спустя время, тому одно средство: встретил кого с кузовом и отсыпь себе в кузовок».

Горданов твердо следует нехитрой философии – обогащение любой ценой!

Он осудил героя романа Тургенева «Отцы и дети» – Базарова – за «слабость».

Раскольникова из «Преступления и наказания» Достоевского «сравнивал с курицей, которая не может не кудахтать о снесенном ею яйце, и глубоко презирал этого героя за его привычку беспрестанно чесать свои душевные мозоли».

Герой романа Лескова «На ножах» – Горданов «знал вживе» Марка Волохова (или «Маркушку») – героя романа Гончарова «Обрыв». Этот «был, по его мнению, и посильнее, и поумнее двух первых, но ему, этому алмазу, недоставало шлифовки, чтобы быть бриллиантом, а Горданов хотел быть бриллиантом и чувствовал, что к тому уже настало удобное время».

Павел Горданов занимает своё место в литературной цепочке героев русских романов Х1Х века – властителей дум русского общества. Лесков словно размывает границы художественной реальности своего произведения и отпускает персонажа в безграничное художественное пространство русской литературы.

По воле автора тот ведёт собственную независимую жизнь за страницами романа. И где-то там, в общей литературной реальности встречается с Марком Волоховым из «Обрыва» Гончарова.

Читателю хорошо знакома «игра в независимость персонажа» по роману в стихах «Евгений Онегин» Пушкина. Поэт-автор встречает своего героя в жизни. В Петербурге прогуливается вместе с Онегиным ночью по брегам Невы, уносится вместе с ним мечтой «к началу жизни молодой»2.

У Пушкина – это движение навстречу: автор делает шаг в литературную реальность и словно за руку выводит из неё Онегина в свою историческую.

У Лескова – Горданов сходит на страницы романа «На ножах», вдоволь нагулявшись по просторам русской литературы и даже познакомившись лично с некоторыми её персонажами. И через эту связь художественная реальность Лескова обретает своё особое историческое измерение.

Мир Лескова – это большой художественный цитатник. И не только потому, что его герои усердно штудируют литературу. Автор романа «На ножах» открыто отсылает читателя к истокам образов своего «читающего романа».

Если Павел Николаевич Горданов – герой с полюса разрушительного Зла, то генеральша Александра Ивановна Синтянина – героиня с полюса созидательного Добра.

В одну спокойную добрую силу соединяется в ней красота духовная и физическая: «Густые, светло-каштановые волосы слегка волнуются, образуя на всей голове три-четыре волны. Положены они всегда очень просто, без особых претензий. Все свежее лицо ее дышит здоровьем, а в больших серых глазах ясное спокойствие души. Она не блондинка, но всем кажется блондинкою: это тоже какой-то обман. В лице ее есть постоянно некоторая тень иронии, но ни одной черты, выражающей злобу. Походка ее плавна, все движения спокойны, тверды и решительны… Но чем же живет она, что занимает ее и что дает ей эту неодолимую силу души, крепость тела и спокойную ясность полусокрытого взора?»

Невольно тут приходит на ум образ пушкинской Татьяны из «Евгения Онегина»:

«Но вот толпа заколебалась,
По зале шепот пробежал…
К хозяйке дама приближалась,
За нею важный генерал.
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Все тихо, просто было в ней…»

В романе Лескова пушкинский идеал даёт свои всходы.

В ранней юности Сашенька Гриневич, дочь инспектора врачебной управы города N (будущая генеральша Александра Ивановна Синтянина), переживает тяжёлую драму. Она расстаётся навсегда со своим женихом Иосафом Платоновичем Висленевым и неожиданно для всех выходит за генерала Синтянина, человека опасного, жесткого, если не сказать жестокого.

Читайте также:  Привидение в Инженерном замке – краткое содержание рассказа Лескова

Саша идет на сделку и жертвует собою, спасая своего жениха и других молодых людей, которых он легкомысленно выдал, занимаясь авантюрными политическими прожектами. Влюблённый в Сашу генерал в обмен на брак с нею и её верность смягчит наказание, которое грозит её жениху и, главное, многим молодым людям, беспечно доверившимся Висленеву.

Как Татьяна Ларина, любя Онегина, духовными очами прозревает всю дисгармонию его внутреннего мира, так и Саша Гриневич ясно понимает «безнатурность» природы Иосафа:

«Но, увы! у того, о ком я говорю, не было никакой натуры. Это был первый видимый мною человек довольно распространенного нынче типа несчастных людей, считающих необходимостью быть причисленными к чему-нибудь новому, модному и не заключающих сами в себе ничего. Это люди, у которых беспокойное воображение одолело ум и заменило чувства. Помочь им, удерживать их и регулировать нельзя: они уносятся как дым, тают как облако, выскользают как мокрое мыло. Женщине нельзя быть ни их подругой, ни искать в них опоры…»

Так в конце третьей части романа, под названием «Кровь», Александра Ивановна Синтянина в исповеди своей жизни описывает отношения с Висленевым, тогда ещё студентом Петербургского университета.

В этом тайном документе она решается пролить истинный свет на роковые события прошлого: «Я, незаметная и неизвестная женщина, попала под колесо обстоятельств, накативших на мое отечество в начале шестидесятых годов, которым принадлежит моя первая молодость. Без всякого призвания к политике, я принуждена была сыграть роль в событиях политического характера…»

Эта юная женщина тайно и смиренно, ради спасения многих, берёт на себя жертвенный крест.

Только её неколебимая вера во Христа дает ей силы перенести испытания: «Я вдруг перестала быть девушкой, жившею в своих мечтах и думах, и почувствовала себя женщиной, которой нечто дано и с которой, по вере моей, нечто спросится за гробом. (Я всегда верила и верую в Бога просто, как велит церковь, и благословляю Провидение за эту веру)…Отец благословил меня на страдания ради избавления несчастных, выданных моим женихом».

Героиня Лескова, явившаяся в бурную распутицу шестидесятых, удивляет покоем и ясностью своей души. Никогда она не пожалеет о «загубленной» молодости с нелюбимым, грозным мужем. Никогда не испытает она чувства богооставленности, унылого одиночества. Словно она всегда под защитой невидимых крыл.

Именно в этой молодой женщине воплотилась в мире Лескова та сила, которая остановит заточенное людской злобой острие ножа.

И невольно вспоминается чудотворный образ Божией Матери «Умягчение злых сердец», на котором Богородица изображена с семью пронзающими сердце мечами. Прошло оружие и сердце рабы Божьей Александры, но чудом веры затянулись раны, утихла боль, и расцвела её душа пред Ликом Господа.

Силой и убеждением во время духовной распутицы звучат слова этой женщины, которые она обращает в будущее к русским девушкам: «Случай, устроивший странную судьбу мою, быть может, совершенно исключительный, но полоса смятений на Руси еще далеко не прошла: она, может быть, только едва в начале, и к тому времени, когда эти строки могут попасть в руки молодой русской девушки, готовящейся быть подругой и матерью, для нее могут потребоваться иные жертвы, более серьезные и тягостные, чем моя скромная и безвестная жертва: такой девушке я хотела бы сказать два слова, ободряющие и укрепляющие силой моего примера».

Это строки из исповеди Александры Ивановны Синтяниной, которую должны прочитать только после её смерти. На суд Божий и людской выносит она свои дела и мысли.

Кажется, она знает, что запечатанный ею конверт будут открывать не в ограниченном пространстве романа, а в исторической перспективе будущего. Осознанно через время, через границы романа обращается героиня Лескова к русским девушкам, к русским людям.

И слышится в ее словах пророческое предчувствие новых испытаний для Руси, которые могут отступить только перед лицом искренней веры.

Однако Лесков далёк от возвышающего душу обмана. В мире духовной распутицы преступление незаметно подкрадывается и затем оплетает сердце мятущегося человека. В эту пропасть без дна готовы сорваться многие его герои.

Если Павел Горданов и Глафира Бодростина рождают преступные замыслы, то другие герои становятся их слепым орудием, а потом сами тонут в пучине зла. Но даже для Глафиры, замышляющей из-за наследства убийство своего старого богатого мужа, Лесков приберегает многослойную чёрную краску, с просветами: «Она верила, что злодейство, к которому она стремилась, не пройдёт ей безнаказанно, по какому-то такому же неотразимому закону, по какому, например, она неудержимо довершила злодейство, утратив охоту к его довершению».

Люди духовного бездорожья – самая лёгкая добыча для одержимых тёмными страстями разрушения.

Брат и сестра Висленевы, Иосаф и Лариса, пропадают в распутице.

Страшна гибель Ларисы, тело которой находят священник Евангел и отставной майор Филетер Иванович Форов: «… в глубине окопа, вырисовывалась небольшая человеческая фигура, покрытая большим белым платком, один угол которого был обвязан вокруг головы и закрывал все лицо, между тем как остальная часть его закрывала грудь и колена, вся эта часть была залита коричневым потоком застывшей крови. Форов, недолго думая, спрыгнул в канаву и тотчас же оттуда выпрыгнул, держа в дрожащей руке окровавленную бритву с серебряною буквой Б на черном костяном черенке».

Внешней силой, которая губит юную красавицу Ларису, становится Павел Горданов. Но истинная причина самоубийства – её духовная неприкаянность: спутались у неё все пути-дороги и не знает в какую сторону идти и зачем.

Брат Ларисы, Иосаф Висленев, оканчивает свою жизнь в сумасшедшем доме. Полностью подчинившись воле Глафиры Бодростиной, он пытается убить её мужа в безумной надежде жениться на богатой вдове.

Неминуемо погибают в распутице все оказавшиеся в духовной тьме. Не выбраться им без Света.

В романе Лескова «На ножах» никто не избежит ухабов бездорожья. Окажется в тюрьме и священник Евангел со своим другом, спорщиком, последним «из нигилистических могикан» Филетером Форовым.

Но убеждения человека в романе Лескова – не похожи на нерушимую каменную стену, со всех сторон опоясывающую его. Скорее это подвижная, гибкая среда. Так, самые высокие идеалы могут завести в тупик, из которого нет выхода, а из цепких сетей заблуждений можно вырваться даже в свой смертный час.

Вот, что откроется отцу Евангелу о последних земных минутах его друга Форова: «А то ведь его окостенелая рука тоже была с крестным перстосложением. Никто же другой, а сам он ее этак сложил… Да, может, и враждовал-то он не по сему глаголемому нигилизму, а просто потому что… поладить хотел, да не умел, в обязанность считал со старою правдой на ножах быть».

Роман «На ножах» Лесков завершает пророчеством священника, отца Евангела: «Да, да, нелегко разобрать, куда мы подвигаемся, идучи этак на ножах, которыми кому-то все путное в клочья хочется порезать; но одно только покуда во всем этом ясно: все это пролог чего-то большого, что неотразимо должно наступить».

Как тут не вспомнить, что истинная мера всех пророчеств – это будущее, которое неотвратимо становится настоящим.

Апрель 2011 года, Москва

1. Здесь и далее цит по: Лесков Н. На ножах. Роман. Собр.соч. в 12 тт., Т.8, 9. М.: Изд-во «Правда», 1989.

2. Здесь и далее цит. по: Пушкин А. Сочинения в 3тт. Т. 2, «Евгений Онегин». М.: Изд-во «Художественная литература», 1986.

*Статья впервые опубликована в журнале «Вестник русского христианского движения» №199, I – 2012, Париж. С. 139-147.

** Статья опубликована в сборнике эссе – Елена Сударева “Открывая классику. Эссе о русской литературе” (“Издательские решения”, 2020).

Краткое содержание: На ножах

Весленев Иосаф Платонович, в прошлые годы осужденный за политические деяния, возвращаяется в провинциальный городок, где его встречает сестра Лариса и бывшая жена, которая неожиданно вышла замуж за генерал Синтянина, который имеет плохую репутацию в обществе. Также встретить Иосафа пришли майор Форов, которые заявил, что никогда не женится ни на кам, а останется со своей глупой женой Екатериной. Перед приездом брата, Ларисе было сделано предложение от испанского дворянина Подозеров. На вечере у Бахарева, Горданов объявил себя противником женского разума. После встречи со своей бывшей Глафирой Акатовой, которая вышла замуж за богатого Бодростина, для помощи общему делу, требует совестного признания про убийство её мужа.

При наступлении ночи, Висленев вскрыл сумку с деньгами, которую ему дал на сохранение Горданов. Тут он видит в саду силуэт женщины в зеленом платье, а на утро пытается узнать кто это был. Попытка была неудачной, и он уезжает к Форовым. Сама Форова встретила генеральшу с приемной дочерью Веркой, которые уезжают на хутор. Висленев познакомился со священнослужителем Евангелом Минервиным, который в прошлом был писателем статей. Он признался, что не очень любит Россию, что там нету ни природы, ни людей. В пик грозы путники встречают Бодростина, который везет к себе Висленева. Глафира получила письмо от Подозрелова, в котором узнает что тот остерегается её. Генрих Ропшин, был молодым и красивым парнем. Он принес Глафире Васильевное другое письмо, в котором шла реч о том, что она нищая. Глафира теряет сознание. Рассказчик переезжает в Петербург.

Сын цыгаки Горданов, быстро понял, что в молодом возрасте получает мало пользы для себя. В кругу друзей он поднимает “иетуизм” на смену нигилизму, потому что против последнего восстали староверы, вожаком которых выступила Анна Скокова. Горданов назвал новое движение дарвинизмом. Ванскок совсем не портят её взгляды, она проводит много экспериментов, но задушить кошку она не может. В это время большинство девушек выходят замуж за богатеньких, обворовывают их и страивают личную жизнь. После трех лет отсутствия Горданов вернулся в Петербург, и узнал от анны, что продавец газет Тихон Кишенский очень разбогател. Виселев опять начинает писать статьи, которые строятся на вранье. Ванскок дает ему возможность написать отличную статью, подарив ему Польские переписки. Со временем к нему зашел в гости его сосед Меридианов, и предложив за определенную оплату женится на княжне, но Виселев в строгой форме ему отказывает.

Горданов предлагает купить мужа и отца для детей Алины, Кишенскому. Они быстро торгуются и договариваются. Позже было известно, что продан был Виселев. Тут приходит просьба в милицию, что бы арестовать Горданова, к чему прилагается копия польских переписок. Вскоре приходит наряд с обыском. Ванскок, Горданов и Виселев были подданы полному обыску. Сам Горданом заявил, что передал польские переписки на хранение Кишенскому. Виселев садится в тюрьму, но Алина, боясь раскрытия тайны, заставляет его на себе жениться. Виселев нервно переписывает всех детей Алины на свое имя, а вконце года ему предоставляют счет с круглой суммой, которая из года в год растет. Горданов договаривается с Кишенским, но мечтает о исполнении тайного плана. Кишенский с Алиной, не выдержав шутки сожгли квартиру, где были все бумаг Горданова. Оставшись без единой копейки, он уезжает с Висленевым. Сам Виселев отобрал у сестрицы, ранее подаренную часть имущества. Горданов обманул своих мужиков и обвинил Форова, вместе с отцом Евангелом в подстрекательстве. Глафире явился призораз Бодростина в разрезанной шинели. Кишенский пишет статьи в которых идет речь о обвинении Подозерова, а Анна пишет заметки о кража денег Горданова.

Лариса переехала жить к Бодростиной. Она считает её пустой девушкой, но почитает ухаживания к ней со стороны Горданова, который всерьез заинтересовался ею. Подозеров просит руки у Ларисы, а Вера благословляет их и сводит в браке. Бодростин утратил доверие к своей жене, и та заинтересовался Иосафом. Глафира принимает в гости помещика Водопьянова, который рассказал увлекательную историю о студенте Спирилоновом. Эта история очень напомнила некоторые черты жизни матери Подозерова. Он пишет письмо Глафире, в котором идет речь о том, что Бодростин завлек в свои сети Кишенского и его друзей, и пытается разорить их. Подозеров застал Горданова с Ларисой и вызвал его на дуэль. Женщина заступается за своего любовника, и говорит, что хочет остаться с новым другом, получает благословение. Александра Ивановна написала исповедь, в которой идет речь о её правде, и о том, что она выходила замуж ради спасения невинных людей. Она пишет о том, что генерал хотел убить её, но Вера не дала этому случиться. Синтянина призналась, что очень влюблена в Подозерова. После дуэли Подозеров рассказал, что Горданов стрелял раньше, а когда он убегал с места проведения, Форов прострелил ему пятку. Горданов отправился в Петербург для окончательного завлечения мужа в ряды мошенников.

Женщины не уходят от Подозерова, но когда у него начался пожар, его приютила Лариса. Она не подпускает к нему никого, просит защиты и хочет выйти замуж за него. Висленев убегает из города в неизвестном направлении. Горданов, после скандалов уезжает в Петербург. В Москве он встретился с Глафорий, которая демонстрирует лидерские качества. Она показала ему образ, на котором он увидел Флору в тайном зеленом платье. Глафира встретилась с Висленевым и отправилась в Париж, где ходит на сеансы спиритизма и считает Иосафом медиума. Обиженный за донос Синтянин узнал, что Бодростина хотят свести с жизни.

Глафира активно смотрит за всеми событиями в Петербурге прямиком из Парижа. Выселев стал лакеем, а Бодростина манит его своими страстями, и подвела к мысли о смерти мужа, после которой она опять сможет выйти замуж. Она уже два года очень любит Подозерова, и мечтает навсегда забыть о предыдущих любовниках. По дороге в Петербург Висленев изменяет внешний вид. Приехав домой, он закрылся в ванной комнате и устроил потоп. Его объявили сумасшедшим. Глафира освободила мужа от оплаты долгов детскому дому, в который они отдали ребенка. Подозеровы живут не очень счастливой жизнью. Висленев, путем обмана, получает деньги у Горданова, скрываясь под именем Ларисы, и продает сестру. Подозеров хочет поставить на путь истинный свою жену и показать ей настоящих друзей, но она говорит, что ненавидит всех, и убегает с Гордановым.

Горданов и Лара обвенчались и проживают в Молдавии. Лариса также осталась там, несмотря на то, что Горданов уехал в Россию. В скорем времени Лариса также возвращается в Россию и поселяется в квартире у Горданова. Лариса рассказала, что в ее доме скоро кого-то убьют, и просит Синтянину внимательно смотреть за Иосафом. Трагической смертью погиб Водопьянов, который упал с моста. Как стало известно позднее. его лошадей напугал Висленев, который перепутал их с Бодростинскими.

На день рождения Бодростина пришел и Горданов с Висленевым. В стороне также не остались Синтянины. Они пошли смотреть на обряд огня от крестьянинов, которые проводили его невдалеке от усадьбы. перед этим рубашку Бодростина случайно залили красным вином Лиза в личном разговоре, призналась Синтянином что имеет два мужа. Висленев объявил о убийстве Бодростина, и требует, женится на Глафире. Висленева забрали в участок, но само убийство приписали мужицкому бунту. Ропшин донес Глафире известие о том, что на теле убитого старика обнаружили следы от её стилета, привезенного из Испании, и заставляет, в обмен на молчание женится. Иосаф признается, что не убивал старика, а лишь оставил ему ожог от сигареты. Горданов заметил, что Ропшин стал вести себя хозяином в его доме, и начинает следить за ним. На похоронах у покойника развязались руки, что очень испугало Глафиру. Посчитав, что это знак, она выдает Горданова.

Горданова стразу же арестовали и отрезали страдающую от ожогов руку. Бодростина вышла замуж за жадного Ропшина, и живет за деньги Форова. Висленева признали сумашедшим и отвезли на проживание в дом для сумасшедших, где он чувствует себя счастливым. Вера и Екатерина, которые прожили сложную жизнь умирают. Перед своей смертью, Синтянин завещает все имущество своей жене. Через год в гости к Подозеровым пришел отец Евангел и сообщил о кончине Форова. Он был полностью уверен в том, что все, что было сделано “на ножах” – это только начало, и в скором свершится что-то страшное.

Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «На ножах». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.

«На ножах»: что меня поразило, когда я перечитал этот роман Лескова

Не так давно перечитал я очередную русскую классику — роман Николая Сергеевича Лескова «На ножах». Он не слишком известен, в школьную программу никогда не входил, и неудивительно — ведь лесковские современники демократических убеждений тут же прокляли автора за эту книгу. Роман-то антинигилистический! Лескова даже обвиняли, что написал он «На ножах» по заказу жандармов.

Из нигилизма — в негилизм

Лескову вообще по жизни доставалось и «справа», и «слева». Для «прогрессивных людей» он был мракобесом и консерватором, для реакционеров — опасным вольнодумцем, чья вера вызывала большие сомнения, а политическая позиция явно отклонялась от официоза.

«На ножах», публиковавшийся в журнале «Русский вестник» с продолжениями в 1870–1871 годах, сразу причислили к литературному направлению, ныне малоизвестному, — антинигилистической прозе. Достоевский с «Преступлением и наказанием» и «Бесами» тоже сюда же относился. Да и «Отцы и дети» Тургенева, с определенными оговорками — тоже. И тот же Лесков еще раньше, в середине 1860-х годов, отметился с романом «Некуда». Были там и другие авторы, менее известные. Само по себе появление такой литературной тенденции вполне объяснимо: раз в обществе есть нигилисты, раз они представлены и в литературном пространстве, значит, неизбежна и реакция. Не всем же нравился нигилизм.

«На ножах» — это в определенной степени постмодернисткий роман, наполненный литературными аллюзиями. Так, например, о Горданове говорится, что был он знаком с Базаровым и Раскольниковым, но первого счел слишком глупым для использования в революционной борьбе, а второго — слишком нервным. То есть Лесков вставил в свой текст героев актуальной, современной ему литературы.

Так вот, «На ножах», как мне кажется, не совсем вписывается в этот ряд. Лесков, конечно, нигилизму ничуть не симпатизировал, но в этом романе основная тема несколько другая. Не обличение нигилистических, а точнее сказать, революционных идей, а разговор о том, что произошло с повзрослевшими нигилистами.

А собственно, что произошло? Молодые люди со взорами горящими, мечтавшие о революции на рубеже 1850–1860-х годов, выросли, поняли, что никакой революции не будет, что общество слишком инертно, а лучшие годы молодости потрачены впустую. А значит, шут с ними, высокими идеями о благе человечества, нужно срочно наверстывать упущенное. То есть строить карьеры, обогащаться, срывать все возможные цветы удовольствий и так далее. Один из главных (и самых мрачных) героев «На ножах», Павел Горданов, сам для себя назвал эту новую жизненную установку «негилизмом» (тут тонкая игра слов, «нигилизм», от латинского nihil, ничто — это отрицание всяческих авторитетов, а «гиль» на сленге разночинцев того времени — глупость, непрактичность, безрассудство… таким образом, «негилизм» — это возведенный в абсолют прагматизм).

И вот эти молодые люди — ну, не совсем уже молодые, уже за тридцать — ринулись устраивать свои судьбы. Но в отличие от «системных» карьеристов своего времени, эталонных «молчалиных», уважавших закон и готовых десятками лет выслуживаться, у этих экс-нигилистов, а ныне негилистов отсутствовали любые моральные барьеры. В этом смысле они остались нигилистами, ничто для них не значимо — ни религия, ни государственный закон, ни то, что сейчас бы мы назвали «общечеловеческими ценностями». Поэтому с легкостью необыкновенной негилисты стали бандитами. Не примитивными разбойниками с большой дороги, а скорее полукриминальными бизнесменами и чиновниками.

Паноптикум

Вот уже упомянутый Павел Горданов. Умный, расчетливый, рисковый. Аферист, заметно смахивающий на Остапа Бендера Ильфа и Петрова, но лишенный его обаяния. Растлитель, доносчик, шантажист, махинатор, а впоследствии и убийца. Интересен еще и тем, что прекрасно понял, как можно использовать оставшихся еще идейных нигилистов в своих целях, на какие манипуляции они ведутся.

Вот Тихон Кишенский, некогда пламенный поборник революции, а ныне — журналист в трех изданиях разных политических направлений, по совместительству — осведомитель жандармов, а главное — ростовщик. Стремительно разбогатевший (благодаря банальной краже, которую совершила его сожительница Алина). Бесчеловечный — во всех смыслах этого слова. Циник на 146 %.

Читайте также:  Запечатлённый ангел – краткое содержание рассказа Лескова

Вот Глафира Бодростина, в девичестве совращенная Гордановым, эмансипировавшаяся, вписавшаяся в революционно-демократическую тусовку Петербурга 1860-х — и вовремя сообразившая, что нужно соскочить, что фиг с ними, с идеалами, а жить нужно в свое удовольствие. И соскочила — удачно вышла замуж за богатого старика, уездного предводителя дворянства. Умная, хитрая — пожалуй, похитрее Горданова, поскольку нашла способ им манипулировать — Глафира стремится завладеть всем состоянием своего мужа.

На этом и закручен сюжет романа. Глафира задумала убить своего пожилого супруга Михаила Андреевича, но не своими руками, конечно, а подстроить несчастный случай, и с этой целью использует Горданова (который к тому моменту попался в ловушку Кишенского и крайне нуждался в деньгах). Горданов, конечно, тоже действует не своими руками, а использует своего приятеля со студенческих лет Иосафа Висленева.

Висленев — особый случай. В молодости — идейный лидер питерских нигилистов, автор зажигательных статей. При этом — наивный как ребенок (если не сказать попросту — дурак). В начале 60-х он был арестован, выдал всех единомышленников, отбыл ссылку, вернулся в Петербург — и обнаружил, что время ушло, что никакой он больше не «отец русской демократии» (есть в нем, кстати, несомненное сходство с Кисой Воробьяниновым из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова). Приходится ему перебиваться ничтожными гонорарами, влачить жалкое существование — пока его не подбирает Горданов и не использует в своей интриге (благодаря чему положение Висленева стало совсем уж нестерпимым: шантажом его принудили оформить брак с любовницей Кишенского, Алиной, после чего начали на совершенно законных основаниях вымогать деньги). Висленев тоже не отягощен моральными барьерами, но тут всё тоньше. Это человек, который врет и искренне верит своей лжи. Внушаемый и, главное, самовнушаемый. Он убежден в своей высочайшей моральности и духовности, он одновременно сентиментален и бессердечен. Например, с легкостью необыкновенной он (по наущению Горданова, конечно) отжимает у своей младшей сестры Ларисы принадлежащий ей дом. Глафира Бодростина использует его для своих махинаций, увозит во Францию, вынуждает изображать из себя медиума-спирита, и Висленев даже начинает в какой-то мере верить, что он таки спирит, что к нему действительно является дух выдуманного им же самим «святого Юстина». В общем, жалкое существо, идеальный объект для манипуляции. В итоге он-то и убивает старика Бодростина.

Что еще характерно — негилисты унаследовали из своего нигилистического прошлого нетерпение. Вот как раньше им хотелось немедленных и кардинальных общественных перемен, так и после — захотелось всего и сразу. Ждать десятки лет, чтобы получить чин повыше или отрастить некоторый капитал? Нет, это не для них! Та же Глафира, лет на сорок младше своего мужа, не готова была ждать его естественной кончины, поскольку тогда бы ей досталась лишь «вдовья часть». Павел Горданов разработал гениальную, как ему казалось, аферу с железнодорожными перевозками и нуждался в немедленных деньгах, чтобы ее осуществить. Тихон Кишенский со своей Алиной устроили у себя дома пожар, чтобы оправдать пропажу векселей (и таким образом избавились от своих платежных обязательств). Резкие, решительные люди, готовые идти до конца…

Интересно, что в этом романе, вышедшем в 1870 году, описана даже такая примета современности, как компромат с помощью высоких технологий. Попросту говоря, то, что сейчас называют «фотожабой» (то есть сделанным в фотошопе коллажем). Глафира Бодростина, стремясь скомпроментировать Александру Ивановну Синтянину, дает Горданову ее фотографию и поручает нанять специалиста, который сделает снимок какой-то женщины в объятиях какого-то мужчины, вырежет голову Синтяниной и наклеит на снимок, после чего переснимет — и получится карточка генеральши, изменяющей мужу. На тот момент (фотографии в России и десяти лет не исполнилось) — вершина технологии.

Лучи света

Но этот огромный (800 страниц!) роман — не только криминальная история, не только паноптикум духовных жертв нигилизма. Есть там герои противоположного плана, в которых Лесков вкладывал, как мне кажется, самые светлые стороны своей души.

Это прежде всего провинциальный священник Евангел, «поэтический поп», как называют его друзья, — человек солнечный, остроумный, неплохо образованный, но при том ни на кого не давящий авторитетом, старающийся всех понять.

Это пожилой отставной майор Форов, который относит себя к нигилистам старого образца — парадоксальный пример человека крайне совестливого, абсолютно честного, нелицеприятного, сострадательного, и при том позиционирующего себя как атеиста. Закадычный друг отца Евангела. В финале дается некий намек, что на смертном одре он уверовал.

Это жена Форова (и тетка Висленева) Катерина Астафьевна, глубоко верующая православная христианка — горячая, порывистая, не слишком образованная, но, что называется, с большим сердцем.

Это молодой чиновник Подозёров (некоторые литературоведы полагают, что в Подозерове Лесков напрямую описал себя), человек честный, принципиальный, совершенно бескомпромиссный, готовый жизнь отдать за други своя, и не только даже за други, но и вообще за любого человека, которого ему жалко. «Испанский дворянин», как его называют окружающие (тут подразумевается герой популярной в те годы пьесы французских драматургов-соавторов Адольфа Д’Эннери и Филиппа Дюмануара «Дон Сезар де Базан»).

И наконец, это молодая генеральша Александра Ивановна Синтянина, вся жизнь которой — подвиг. Ради того чтобы спасти от каторги людей, которых выдал на допросе ее бывший жених, Висленев, она соглашается выйти замуж за пожилого и крайне неприятного типа, генерала Синтянина, начальника тайной полиции того неназванного провинциального города, где происходит основное действие «На ножах». Старик Синтянин — типичный «домашний тиран», загнавший в гроб прежнюю жену, от которой у него осталась маленькая дочка Вера, глухонемая. Александра Ивановна становится для девочки любящей матерью, умудряется укротить бешеный нрав старого генерала, который постепенно проникается к ней если и не любовью, то искренней симпатией и уважением. Женщина она энергичная и умная, видящая людей насквозь. Глубоко верующая и при этом не ханжа и не фанатичка.

Собственно, весь роман и построен как противостояние, с одной стороны, компании ненавидящих друг друга «пауков в банке», нигилистов Горданова, Бодростиной, Висленева и Кишенского, и с другой — дружеской компании отца Евангела, Форовых, Синтяниной и Подозерова. Это противостояние не только на словах — дело доходит и до дуэли между Подозеровым и Гордановым, где тот подло, в нарушении всех дуэльных правил, убивает «испанского дворянина». Который остается жив лишь волею случая (и автора). Затем Горданов клевещет на отца Евангела и Форова, из-за чего их обвиняют в организации крестьянского бунта и сажают в тюрьму.

Чем это ценно сейчас?

Роман написал полтора столетия назад, но тем не менее выглядит вполне современным. Разве устарела его основная тема: превращение пылких идеалистов в беспринципных социальных хищников? Разве мы не знаем примеров, как юноши бледные, чьи взоры горели в 70-80-х годах прошлого века, в 90-е годы трансформировались в бандитов и полукриминальных бизнесменов (или чиновников и политиков, решающих личные проблемы за государственный счет)?

Да, возможно, бОльшая часть постсоветских хищников изначально, еще в комсомольской юности, была негилистами, без романтическо-нигилистических увлечений, но ведь были и те, кто период таких увлечений прошел, причем вполне искренне, и только суровая реальность 90-х переродила их, сменила им в слове «нигилизм» букву «и» на «е».

Но самое главное для Лескова (и, думаю, для нас тоже) — это само выражение «на ножах», давшее название роману. В тексте это подробно объясняется. «На ножах» означает, что общество расколото, поляризировано, что никто никому не доверяет — не только «чужим», «но и своим». Все ожидают от другого пакости и готовы дать отпор. Ну, при ближайшем рассмотрении не все, но очень многие. И прежде всего те, кого сейчас бы мы назвали медийными персонами, генераторами мнений.

И это взаимное озлобление, вооружение друг против друга оказывается неизбежным следствием нигилизма, то есть отказа от безусловных нравственных принципов. Если вначале этот отказ мотивируется тягой к справедливости и мечтой о всеобщем счастье, то после превращается в банальное «обогащайтесь». И тогда человек человеку становится волк. Не потому что капитализм к тому вынуждает, а потому что от превращения в волка нас удерживает лишь духовное начало. Соскреби его — и обнажатся клыки… то есть ножи.

Николай Лесков – На ножах

  • 100
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5

Николай Лесков – На ножах краткое содержание

Запрещенная в советскую эпоху ядовитая сатира на «быт и нравы» «новых людей» – социалистов, полемизирующих с «Отцами и детьми» Тургенева и «Что делать?» Чернышевского.

Книга, публикация которой вызвала в России оглушительный скандал – ведь в «антигероях» читатели узнавали реальных людей.

Социалистическая община глазами человека, не воспринимающего ее убеждений и сурово анализирующего ее образ жизни, – что может быть интереснее.

На ножах – читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Боль врача ищет

В губернском городе N есть довольно большой деревянный дом, принадлежащий господам Висленевым, Иосафу Платоновичу, человеку лет тридцати пяти, и сестре его, Ларисе Платоновне, девушке по двадцатому году. Дом этот, просторный и барский, был бы вовсе бездоходен, если б его владельцы захотели жить в нем, не стесняясь. В нем девять комнат, по старорусскому дворянскому обычаю расположенных так, что двум семействам в них никак разместиться невозможно. Родители нынешних владельцев строили дом для себя и не предвидели никакой нужды извлекать из него какие бы то ни было доходы, а потому и планировали его, что называется, по своей фантазии. Старикам не было и нужды стеснять себя, потому что у них по старине были хорошие доходы с доходного места. При известной беспечности, вообще свойственной русской натуре, доходам этим не предвиделось конца, а он вдруг и пришел: старик Платон Висленев, советник одной из губернских палат, лег однажды спать и не проснулся. Вдова его нашла в бюро мужа очень небольшую сумму денег и получила тоже очень небольшой пенсион. Всем этим прожить было невозможно, тем более, что приходилось воспитывать нынешних владельцев дома, Иосафа Платоновича, бывшего тогда в шестом классе гимназии, и Ларису Платоновну, оставшуюся в совершенном малолетстве. Дом надо было сделать из бездоходного доходным. С этою целью вдова Висленева построила во дворе, окнами в сад, флигелек в пять небольших комнат, и сама с детьми поселилась в этом флигельке, а большой дом начала отдавать внаймы. С этих пор доходы ее стали таковы, что она могла содержать сына в гимназии, а потом и в университете, а дочь добрые люди помогли устроить в институт на казенный счет. Вдова Висленева вела жизнь аккуратную и расчетливую, и с тяжкою нуждой не зналась, а отсюда в губернских кружках утвердилось мнение, что доходы ее отнюдь не ограничиваются домом да пенсией, а что у нее, кроме того, конечно, есть еще и капитал, который она тщательно скрывает, приберегая его на приданое Ларисе. Доходили такие слухи и до самой вдовы, и она их, по общему мнению, опровергала очень слабо: старушка имела в виду, что эти толки ей не повредят. Семь лет тому назад подозрения насчет таинственного ларца вдовы Висленевой получили еще новое и для местных прозорливцев неотразимое подтверждение. Иосаф Платонович Висленев тотчас, по окончании университетского курса, приехал домой, и только что было определился на службу, как вдруг его ночью внезапно арестовали, обыскали и увезли куда-то по политическому делу. Спасения и возврата его никто не чаял, его считали погибшим навеки, причем губернскому человечеству были явлены новые доказательства человеческого, или, собственно говоря, женского коварства и предательства, со стороны одной молодой, но, как все решили, крайне испорченной и корыстной девушки, Александры Ивановны Гриневич. Выручил же Иосафа Висленева материн заповедный ларец. Дело об этом предательстве требует подробного объяснения.

Иосаф Платонович Висленев еще чуть не с пятнадцати лет был влюблен в дочь нанимавшего их дом инспектора врачебной управы Гриневича. Близкие люди считали эту любовь большим несчастием для молодого человека, подававшего блестящие надежды. Считали это несчастием, конечно, не потому, чтобы кто-нибудь признавал Сашеньку Гриневич, тогда еще девочку, недостойною со временем хорошей партии, но потому, что взаимное тяготение детей обнаружилось слишком рано, так что предусмотрительные люди имели основание опасаться, чтобы такая ранняя любовь не помешала молодому человеку учиться, окончить курс и стать на хорошую дорогу.

Опасения, и понятные, и уместные, на этот раз, как редкое, быть может, исключение, оказались излишними. Любовь Иосафа Платоновича Висленева к Александре Ивановне Гриневич не помешала ему ни окончить с золотою медалью курс в гимназии, ни выйти одним из первых кандидатов из университета. Пока молодой Висленев был в гимназии, а Александра Ивановна ходила в пансион, родители не препятствовали их юной привязанности. Когда Висленев уехал в университет, между ним и Сашей Гриневич, оставившей в это время пансионские уроки, установилась правильная переписка, которой никто из родителей не заботился ни приостанавливать, ни проверять. Все это за обычай стало делом, имеющим правильное течение, которое, как все верили, должно завершиться венцом.

Родители Сашеньки имели про черный день состояньице, правда, очень небольшое, но во всяком случае обеспечивавшее их дочери безбедное существование. Таким образом Сашенька, которая была недурна собой, очень способна, училась хорошо, нрав имела веселый и кроткий, чем она не невеста? Иосаф Висленев молодец собой, имел дом, университетское образование: стало быть, чем же он не жених? Матери очень многих девиц, поставленных гораздо лучше, чем дочь доктора Гриневича, и гораздо положительнее ее обеспеченных, не пренебрегли бы таким женихом, как Висленев, а Сашеньке Гриневич партия с Висленевым, по всеобщему приговору, была просто клад, за который эта девушка должна была держаться крепче.

По общим замечаниям, Сашенька понимала свою пользу и держалась, за что ей следовало держаться, превосходно. Говорили, что надо было дивиться ее такту и уму, твердым и расчетливым даже не по летам. С Иосафом Платоновичем она не всегда была ровна, и даже подчас для самого ненаблюдательного взгляда было заметно, что между ними пробегали легкие тени.

– Наши дети дуются, – говорили друг другу их матушки, бывшие между собою друзьями.

Дети дулись, но их никто не мирил и никто не уговаривал; за ними, однако, наблюдали со вниманием и очень радовались, когда ссора прекращалась и между ними восстанавливалась дружба и согласие, а это случалось всегда немедленно после того, как Иосаф Висленев, переломив свою гордость и изыскав удобную минуту уединенного свидания с Сашей, просил у нее прощения.

В чем заключались те вины Иосафа Висленева, которые Александра Ивановна разрешала и отпускала ему не иначе как после покаяния? Это оставалось тайной, этого никто из родных и домашних не знал, да и не усиливался проникнуть. Однажды лишь одной досужей соседке вдовы Висленевой удалось подслушать, как Саша журила Иосафа Платоновича за его опыты в стихотворстве. Это многих возмутило и показалось капризом со стороны Саши, но Иосаф Платонович сам сознался матери, что он писал в стихах ужасный вздор, который, однако, отразился вредно на его учебных занятиях в классе, и что он даже очень благодарен Саше за то, что она вернула его к настоящему делу.

Краткое содержание Лесков Лев старца Герасима

Жил некогда, в давние времена, один очень богатый человек, был он уже в преклонном возрасте, и звали его Герасим. Было у него все, но однажды он очень сильно заболел, – почти до смерти. Испугался Герасим и начал задумываться о вопросах жизни и смерти, и о том, что никакое богатство не сможет спасти его от постоянно нападающих болезней и от неминуемой смерти. Тогда решил Герасим изменить свою жизнь, начал советоваться по этому вопросу с разными людьми.

Один христианин посоветовал ему поступить так, как велел Иисус Христос. Герасим распустил всех своих рабов на волю и отдал богатство бедным. Но, даже оставшись ни с чем, Герасим не смог удовлетворить своим поступком многих людей. Находились те, кто его критиковал. Расстроившись, Герасим решил покинуть людей и ушел в пустыню.

В пустыне старик нашел себе норку, где мог спрятаться от диких зверей, натаскал туда травы, начал ходить за водой. Жилось ему тяжело, потому что у старика не было ни еды, ни того, в чем можно было бы носить воду. Решил он идти к роднику и там умереть, но по дороге ему встретился мертвый растерзанный верблюд, и еще пока живой, но сильно раненый ослик. Герасим отнес ослика к воде, напоил того, и омыл его раны. Ослик ожил и пошел за старцем. На пути назад Герасим поднял шкуру верблюда, чтобы сделать мешок для воды. Рядом сидел сытый лев, который не стал нападать, и Герасим побрел с осликом к своей норке.

Ночью на ослика напал тот самый лев, но, не увидев колья, напоролся на них. Герасим увидел раненого льва и принялся за его лечение. Через какое-то время лев поправился и остался жить с Герасимом и осликом, защищая их от опасностей. Люди начали замечать необычный тандем, и молва о старике прошла по округе, – собирались любопытные. Люди проверяли Герасима, наблюдали, как тот живет, расспрашивали о том, как ему удается дружить с хищником.

Герасим не признавал своей необычности и не принимал подарков, он боялся вызвать зависть у окружающих, боялся снова начать быть кому-то неугодным, – он хотел быть свободным от всех своих страхов и людской бесполезной вражды.

Главная мысль

Автор повествования через старца Герасима пытается показать, как избавиться от страхов, насколько бесполезны материальные ценности в решении таких проблем, – как старость, бесчисленные болезни, и, в конце концов, смерть.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Лесков. Все произведения

  • Воительница
  • Дурачок
  • Железная воля
  • Жемчужное ожерелье
  • Запечатлённый ангел
  • Зверь
  • Кадетский монастырь
  • Лев старца Герасима
  • Левша
  • Леди Макбет Мценского уезда
  • На краю света
  • На ножах
  • Несмертельный Голован
  • Обман
  • Овцебык
  • Однодум
  • Очарованный странник
  • Пигмей
  • Привидение в Инженерном замке
  • Пугало
  • Соборяне
  • Старый гений
  • Тупейный художник
  • Христос в гостях у мужика
  • Человек на часах

Лев старца Герасима. Картинка к рассказу

Сейчас читают

Сильвия Баррет – молодая девушка, которая пришла преподавать литературу в школу. С первой минуты в классе она понимает, что с дисциплиной у детей серьезные проблемы. Ее назначают руководителем в самый сложный класс

В Москве в одном доме, проживала одна барыня почтенных лет. И было у не много прислуги. Но очень выделялся среди них ее дворник по имени Герасим. Это был крепкий, высокий мужчина, прямо богатырь

В рассказе «Дядя Ермолай», написанном Василием Макаровичем Шукшиным, описываются события, происходившие в Советском Союзе.

В роскошном двухэтажном доме жила богатая кошка. Шуба была её из персидского меха. Море перинок и простынок. Всё было у неё новое. Заморские всякие безделушки носила.

Когда настало время сенокоса, рабочие отправились смотреть, какая выросла трава. Работа их была – малахит добывать, отчего глаза стали плохо видеть и зелень везде казалась. Двое рабочих дойдя до полей, решили передохнуть и прилегли на траву, да заснули

Размышление над страницами рассказа «Лев старца Герасима» Лескова Н. С. — презентация

Жил некогда, в давние времена, один очень богатый человек, был он уже в преклонном возрасте, и звали его Герасим. Было у него все, но однажды он очень сильно заболел, — почти до смерти. Испугался Герасим и начал задумываться о вопросах жизни и смерти, и о том, что никакое богатство не сможет спасти его от постоянно нападающих болезней и от неминуемой смерти. Тогда решил Герасим изменить свою жизнь, начал советоваться по этому вопросу с разными людьми.

Один христианин посоветовал ему поступить так, как велел Иисус Христос. Герасим распустил всех своих рабов на волю и отдал богатство бедным. Но, даже оставшись ни с чем, Герасим не смог удовлетворить своим поступком многих людей. Находились те, кто его критиковал. Расстроившись, Герасим решил покинуть людей и ушел в пустыню.

В пустыне старик нашел себе норку, где мог спрятаться от диких зверей, натаскал туда травы, начал ходить за водой. Жилось ему тяжело, потому что у старика не было ни еды, ни того, в чем можно было бы носить воду. Решил он идти к роднику и там умереть, но по дороге ему встретился мертвый растерзанный верблюд, и еще пока живой, но сильно раненый ослик. Герасим отнес ослика к воде, напоил того, и омыл его раны. Ослик ожил и пошел за старцем. На пути назад Герасим поднял шкуру верблюда, чтобы сделать мешок для воды. Рядом сидел сытый лев, который не стал нападать, и Герасим побрел с осликом к своей норке.

Читайте также:  На краю света – краткое содержание рассказа Лескова

Ночью на ослика напал тот самый лев, но, не увидев колья, напоролся на них. Герасим увидел раненого льва и принялся за его лечение. Через какое-то время лев поправился и остался жить с Герасимом и осликом, защищая их от опасностей. Люди начали замечать необычный тандем, и молва о старике прошла по округе, — собирались любопытные. Люди проверяли Герасима, наблюдали, как тот живет, расспрашивали о том, как ему удается дружить с хищником.

Герасим не признавал своей необычности и не принимал подарков, он боялся вызвать зависть у окружающих, боялся снова начать быть кому-то неугодным, — он хотел быть свободным от всех своих страхов и людской бесполезной вражды.

Лесков. Все произведения

  • Воительница
  • Дурачок
  • Железная воля
  • Жемчужное ожерелье
  • Запечатлённый ангел
  • Зверь
  • Кадетский монастырь
  • Лев старца Герасима
  • Левша
  • Леди Макбет Мценского уезда
  • На краю света
  • На ножах
  • Несмертельный Голован
  • Обман
  • Овцебык
  • Однодум
  • Очарованный странник
  • Пигмей
  • Привидение в Инженерном замке
  • Пугало
  • Соборяне
  • Старый гений
  • Тупейный художник
  • Христос в гостях у мужика
  • Человек на часах

Православная Жизнь

17 марта день памяти преподобного Герасима Иорданского, удивительного святого, который смог приручить льва. Старец нашел раненое животное в пустыне и вылечил его. В благодарность лев стал служить старцу как домашнее животное до самой его кончины.

Житие святого в вольном изложении Николая Лескова.

Триста лет после Иисуса Христа жил на Востоке богатый человек, по имени Герасим. У него были свои дома, сады, более тысячи рабов и рабынь и очень много всяких драгоценностей. Герасим думал: «мне ничто не страшно», но когда он один раз сильно заболел и едва не умер, тогда он начал размышлять иначе, потому что увидал, как жизнь человеческая коротка и что болезни нападают отовсюду, а от смерти не спасет никакое богатство, а потому не умнее ли будет заранее так распорядиться богатством, чтобы оно на старости лет не путало, а потом бы из-за него никто не ссорился.

Стал Герасим с разными людьми советоваться: как ему лучше сделать. Одни говорили одно, а другие другое, но все это было Герасиму не по мыслям.

Тогда один христианин сказал ему:

– Ты хорошо сделаешь, если поступишь с своим богатством, как советует Иисус Христос, – ты отпусти своих рабов на волю, а имущество раздай тем, кто страдает от бедности. Когда ты сделаешь так, ты будешь спокоен.

Герасим послушался, – он сделался христианином и роздал все свое богатство бедным, но вскоре увидел, что, кроме тех, которых он наделил, осталось еще много неимущих, которым он уже ничего не мог дать, и эти стали его укорять, что он не умел разделить свое богатство так, чтобы на всех достало.

Герасим огорчился: ему было прискорбно, что одни его бранят, а другие над ним смеются, что он прежде жил достаточно, а теперь, все раздавши, и сам бедствует, и всех наследников обидел, а всех нищих все-таки не поправил.

Стало от этого Герасиму очень смутительно, и чтобы не терпеть досаждений от наследников, Герасим поднялся и ушел из людного места в пустыню. А пустыня была дикая, где не жил ни один человек, а только рыскали звери, да ползали змеи.

Походил Герасим по жаркой пустыне и почувствовал, что здесь ему лучше. Тут хоть глухо и страшно, но зато наследники его не бранят и не проклинают, и никто над ним не смеется и не осуждает его, что он так, а не этак сделал. А он сам спокоен, потому что поступил по слову Христову: «отдай все и иди за Мною», и больше не о чем беспокоиться.

Нашел Герасим норку под меловым камнем, натаскал туда тростника и стал жить здесь.

Жить Герасиму было тихо, а есть и пить нечего. Он с трудом находил кое-какие съедобные коренья, а за водою ходил на ручей. Ключ воды был далеко от пещерки, и пока Герасим напьется да подойдет назад к своей норке, его опять всего опалит; и зверей ему страшно, и силы слабеют, и снова пить хочется. А ближе, возле воды, нет такого места, где бы можно спрятаться. «Ну, – думает раз в большой жар Герасим, – мне этой муки не снесть: вылезешь из моей меловой норки, надо сгореть под солнцем; а здесь без воды я должен умереть от жажды, а ни кувшина, ни тыквы, никакой другой посуды, чтобы носить воду, у меня нет. Что мне делать? Пойду, – думает Герасим, – в последний раз к ключу, напьюсь и умру там».

Пошел Герасим с таким решением к воде и видит на песке следы, – как будто бы здесь прошел караван на ослах и верблюдах… Смотрит он дальше и видит, что лежит тут один растерзанный зверем верблюд, а невдалеке от него валяется еще живой, но только сильно ослабевший ослик и тяжко вздыхает, и ножонками дрыгает, и губами смокчет.

Герасим оставил безжизненного верблюда валяться, а об ослике подумал: этот еще жить может. Он только от жажды затомился, потому что караванщики не знали, где найти воду. Прежде чем мне самому помереть, попробую облегчить страдание этого бедного животного.

Герасим приподнял ослика на ноги, подцепил его под брюхо своим поясом и стал волочь его, и доволок до ключа свежей воды. Тут он обтер ослу мокрой ладонью запекшуюся морду и стал его из рук попаивать, чтобы он сразу не опился.

Ослик ожил и поднялся на ножки.

Герасиму жаль стало его тут бросить, и он повел его к себе, и думал: «помучусь я еще с ним – окажу ему пользу».

Пошли они вместе назад, а тем временем огромный верблюд уже совсем почти был съеден; и в одной стороне валялся большой лохмот его кожи. Герасим пошел взять эту кожу, чтобы таскать в ней воду, но увидел, что за верблюдом лежит большой желтый лев с гривою, – от сытости валяется и хвостом по земле хлопает.

Герасим подумал: «ну, должно быть, мой конец: наверно этот лев сейчас вскочит и растерзает и меня, и осленка». А лев их не тронул, и Герасим благополучно унес с собой лохмот верблюжьей кожи, чтобы сделать из нее мешок, в который можно наливать воду.

Набрал тоже Герасим по пути острых сучьев и сделал из них ослику загородочку, у самой своей норки.

«Тут ему будет ночью свежо и спокойно», – думал старец, да и не угадал.

Как только на дворе стемнело, вдруг что-то будто с неба упало над пещеркой, и раздался страшный рев и ослиный крик.

Герасим выглянул и видит, что давешний страшный лев протрес первую сытость и пришел съесть его осла, но это ему не удалось: прыгнув с разбега, лев не заметил ограды и воткнул себе в пах острый сук и взревел от невыносимой боли.

Герасим выскочил и начал вынимать из раны зверя острые спицы.

Лев от боли весь трясся и страшно ревел и норовил хватить Герасима за руку, но Герасим его не пугался и все колючки повынул, а потом взял верблюжью кожу, взвалил ее на ослика и погнал к роднику за свежей водою. Там у родника он связал кожу мешком, набрал ее полну воды и пошел опять к своей норе.

Лев во все это время не тронулся с места, потому что раны его страшно болели.

Герасим стал омывать раны льва, а сам подносил к его разинутой пасти воду в пригоршне, и лев лакал ее восполенным языком с ладони, а Герасиму было не страшно, так что он сам над собой удивлялся.

Повторилось то же на другой день и на третий, стало льву легче, а на четвертый день, как пошел Герасим с ослом к роднику, – смотрит, – приподнялся и лев и тоже вслед за ними поплелся.

Герасим положил льву руку на голову, и так и пошли рядом трое: старик, лев и осленок.

У ключа старец свободной рукою омыл раны льва на вольной воде, и лев совсем освежел, а когда Герасим пошел назад, и лев опять пошел за ним.

Стал старик жить со своими зверями.

У старца выросли тыквы, он начал их сушить и делать из них кувшины, а потом стал относить эти кувшины к источнику, чтобы они годились тем, у кого не во что захватить с собою воды. Так жил Герасим и сам питался, и другим людям по силе своей был полезен. И лев тоже нашел себе службу: когда Герасим в самый зной отдыхал, лев стерег его осла. Жили они так изрядное время, и; некому было на них удивляться, но раз увидали эту компанию проходившие караваном путники и рассказали про них в жилых местах по дорогам, и сейчас из разных мест стали приходить любопытные люди: всем хотелось смотреть, как живет бедный старик и с ним ослик и лев, который их не терзает. Все этому стали удивляться и спрашивали у Герасима:

– Открой нам, пожалуйста: какою ты силою это делаешь? верно ты не простой человек, а необыкновенный, что при тебе происходит Исаево чудо: лев лежит рядом с осликом.

А Герасим отвечал:

– Нет, я самый обыкновенный человек, – и даже, признаюсь вам, что я еще очень глуп: я вот с зверями живу, а с людьми совсем жить не умел: все они на меня обиделись, и я ушел из города в пустыню. – Чем же ты обидел? – Хотел разделить между всеми свое богатство, чтобы все были счастливы, а наместо того они все перессорились. – Зачем же ты их умнее не поровнял? – Да вот то-то оно и есть, что ровнять-то трудно тех, кои сами не ровняются; я сделал ошибку, когда забрал себе много сначала. Не надо бы мне забирать себе ничего против других лишнего, – вот и спокойно было бы.

Люди закивали головами:

– Эге! – сказали, – да это старик-то дурасливый, а между тем все-таки же удивительно, что у него лев осленка караулит и не съест их обоих. Давайте поживем мы: с ним несколько дней и посмотрим, как это у них выходит.

Остались с ними три человека.

Герасим их не прогонял, только сказал:

– Вместе жить надо не так, чтобы троим на одного смотреть, а надо всем работать, а то придет несогласие, и я вас тогда забоюсь и уйду.

Три согласились, но на другой же день при них случилась беда: когда они спали, заснул тоже и лев и не слыхал, как проходившие караваном разбойники накинули на ослика петлю и увели его с собою.

Утром люди проснулись и видят: лев спит, а ослика и следа нет.

Три и говорят старцу Герасиму:

– Вот ты и в самом деле дождался того, что тебе давно следовало: зверь всегда зверем будет, вставай скорей, – твой лев съел, наконец, твоего осла, и верно зарыл где-нибудь в песок его кости.

Вылез Герасим из своей меловой норы и видит, что дело похоже на то, как ему трое сказывают. Огорчился старик, но не стал спорить, а взвалил на себя верблюжий мех и пошел за водою.

Идет, тяжко переступает, а смотрит – за ним вдалеке его лев плетется; хвост опустил до земли и головою понурился.

«Может быть, он и меня хочет съесть, – подумал старик. – Но не все ли равно мне как умереть? Поступлю лучше по божью завету и не стану рабствовать страху».

И пришел он и опустился к ключу и набрал воды, а когда восклонился, – видит, лев стоит на том самом месте, где всегда становился осел, пока старец укреплял ему на спину мех с водою.

Герасим положил льву на спину мех с водою и сам на него сел и сказал:

Лев и понес воду и старца, а три пришельца, как увидели, что Герасим едет на льве, еще пуще дивились. Один тут остался, а двое из них сейчас же побежали в жилое место и возвратились со многими людьми, Всем захотелось видеть, как свирепый лев таскает на себе мех с водою и дряхлого старца.

Пришли многие и стали говорить Герасиму:

– Признайся нам, – ты или волшебник, или в тебе есть особливая сила, какой нет в других людях? – Нет, – отвечал Герасим: – я совсем обыкновенный человек и сила во мне такая же, как у вас у всех. Если вы захотите, вы все можете это сделать. – А как же этого можно достигнуть? – Поступайте со всеми добром да ласкою. – Как же с лютым быть ласково, – он погубит. – Эко горе какое, а вы об этом не думайте и за себя не бойтесь. – Как же можно за себя не бояться? – А вот так же, как вы сидите теперь со мной и моего льва не боитеся. – Это потому нам здесь смело, что ты сам с нами. – Пустяки, – что я от льва за защита. – Ты от зверя средство знаешь и за нас заступишься.

А Герасим опять отвечал:

– Пустяки вы себе выдумали, что я будто на льва средство знаю. Бог свою благость дал мне – чтобы в себе страх победить – я зверя обласкал, а теперь он мне зла и не делает. Спите, не бойтесь.

Все полегли спать вокруг меловой норки Герасима, и лев лег тут же, а когда утром встали, то увидели, что льва нет на его месте. Или его кто отпугнул, или убил и зарыл труп его ночью.

Все очень смутились, а старец Герасим сказал:

– Ничего, он верно за делом пошел и вернется.

Разговаривают они так и видят, что в пустыне вдруг закурилась столбом пыль и в этой пронизанной солнцем пыли веятся странные чудища с горбами, с крыльями: одно поднимается вверх, а другое вниз падает, и все это мечется, и все это стучит и гремит, и несется прямо к Герасиму, и враз все упало и повалилося, как кольцом, вокруг всех стоявших; а позади старый лев хвостом по земле бьет.

Когда осмотрелись, то увидали, что это вереница огромных верблюдов, которые все друг за друга привязаны, а впереди всех их – навьюченный Герасимов ослик.

– Что это такое сделалось и каким случаем?

А было это вот каким случаем: шел через пустыню купеческий караван; на него напали разбойники, которые ранее угнали к себе Герасимова ослика. Разбойники всех купцов перебили, а верблюдов с товарами взяли и поехали делиться. Ослика же они привязали к самому заднему верблюду. Лев почуял по ветру, где идет ослик, и бросился догонять разбойников. Он настиг их, схватил за веревку, которою верблюды были связаны, и пошел скакать, а верблюды со страха перед ним прыгают и ослика подкидывают. Так лев и пригнал весь караван к старцу, а разбойники все с седел свалились, потому что перепуганные верблюды очень сильно прыгали и невозможно было на них удержаться. Сам же лев обливался кровью, потому что в плече у него стремила стрела.

Все люди всплеснули руками и закричали:

– Ах, старец Герасим! Твой лев имеет удивительный разум!

– Мой лев имеет плохой разум, – отвечал, улыбаясь, старец, – он мне привел то, что мне вовсе не нужно! На этих верблюдах товары великой цены. Это огонь! Прошу вас, пусть кто-нибудь сядет на моего осла и отведет этих испуганных верблюдов на большой путь. Там, я уверен, теперь сидят их огорченные хозяева. Отдайте им все их богатство и моего осла на придачу, а я поведу к воде моего льва и там постараюсь вынуть стрелу из его раны.

И половина людей пошли отводить верблюдов, а другие остались с Герасимом и его львом и видели, как Герасим долго вытягивал и вынул из плеча зверя зазубренное острие.

Когда же возвратились отводившие караван, то с ними пришел еще один человек средних лет, в пышном наряде и со многим оружием и, завидя Герасима, издали бросился ему в ноги.

– Знаешь ли, кто я? – сказал он. – Знаю, – отвечал Герасим, – ты несчастный бедняк – Я страшный разбойник Амру! – Ты мне не страшен. – Меня трепещут в городах и в пустыне, – я перебил много людей, я отнял много богатств, и вдруг твой удивительный лев сразу умчал весь наш караван. – Он зверь, и потому отнимает. – Да, но ты нам все возвратил и прислал еще нам своего осла на придачу… Возьми от меня, по крайней мере, хоть один шатер и, раскинь его, где хочешь, ближе к воде, для твоего покоя. – Не надо, – отвечал старец. – Отчего же? Для чего же ты так горд? – Я не горд, но шатер слишком хорош и может возбуждать зависть, а я не сумею его разделить со всеми без обиды, и увижу опять неровность, и стану бояться. Тогда лев мой уйдет от меня, а ко мне придет другой жадный зверь и опять приведет с собой беспокойство и зависть и дележ, и упреки. Нет, не хочу я твоих прохладных шатров, я хочу жить без страха.

Впервые напечатано в журнале «Игрушечка» в 1888 году

Домашнее задание

С текстом рассказа Н.С. Лескова вы можете ознакомиться, пройдя по ссылке.

Вы можете прослушать притчу Н.С. Лескова:

Узнать больше о Н.С. Лескове вы можете, пройдя по ссылке.

На сайте, посвященном роману Генрика Сенкевича «Камо грядеши», вы найдете не только полный текст романа, но и иллюстрации к нему, узнаете об истории написания произведения и его экранизациях.

Пройдите по ссылке и повторите, что такое идеал. Вспомните, чем отличались идеалы античности от идеалов христианства.

Если вы нашли ошибку или неработающую ссылку, пожалуйста, сообщите нам – сделайте свой вклад в развитие проекта.

Идеалы античности и средневековья

Завершилась эпоха античности, в прошлое ушли ее идеалы. Какими бы разными ни были периоды, что-то общее в идеалах древних греков и римлян было.

  • доблесть;
  • телесная красота;
  • гармония разумного и эмоционального;
  • слава, в том числе слава в веках как цель поэтической деятельности;
  • героизм;
  • признание.

Приходит эпоха христианства. Христиане готовы пожертвовать не только жизнью, но и телесной красотой, противопоставляя красоту духовную. Первые христианские сподвижники аскеты, с точки зрения древних римлян, были уродливы. Какой уродливый человек может быть героем? Вдруг люди, добровольно отказывающиеся от жизни, красоты, богатства, посмертной славы, жизненного призвания, оказываются героями новой эпохи и новой литературы (см. рис. 1).

Рис. 1. Франсиско Кольянтес. «Павел Фивейский» (св. Павел – первый христианский монах и отшельник)

повествование о жизни человека, причисляемого к лику святых.

Эти произведения привносят в древнеримскую словесность новый идеал – мученичества. Это идеал не трагического страдания (смирение с роком), а позорного. Христиан бросали в клетки с дикими зверями, колесовали, четвертовали – это оказывается идеалом земной жизни. Для античности подобное было непонятно.

Ссылка на основную публикацию