 | У нас вы можете бесплатно скачать произведения по классической литературе в удобном файле-архиве, далее его можно распаковать и читать в любом текстовом редакторе, как на компьютере, так и на любом гаджете или “читалке”.
Мы собрали лучших писателей русской классической литературы, таких как:
- Александр Пушкин
- Лев Толстой
- Михаил Лермонтов
- Сергей Есенин
- Федор достоевский
- Александр Островский
. и многих других известнейших авторов написавших популярные произведения русской классической литературы.
Все материалы проверены антивирусной программой. Также мы будем пополнять нашу коллекцию по классической литературе новыми произведениями известных авторов, а возможно, и добавим новых авторов. Приятного прочтения!
Русский писатель (9 (21) августа 1871 — 12 сентября 1919)
Руусский поэт, драматург (20 августа (1 сентября) 1855 — 30 ноября (13 декабря) 1909)
Русский поэт (15 (27) ноября 1840 (1841?) — 17 (29) августа 1893)
Русский поэт, писатель (11 (23) июня 1889 — 5 марта 1966)
Поэт-символист (3 [15] июня 1867 — 23 декабря 1942)
Русский поэт (19 февраля [2 марта] 1800 — 29 июня [11 июля] 1844)
Русский поэт (18 (29) мая 1787 — 7 (19) июня 1855)
Русский писатель, поэт (14 (26) октября 1880 — 8 января 1934)
Русский поэт. (16 (28) ноября 1880 — 7 августа 1921)
Русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, историк. (1 (13) декабря 1873 — 9 октября 1924)
Русский писатель, поэт (10 (22) октября 1870 — 8 ноября 1953)
Русский поэт, художник (16 [28] мая 1877 — 11 августа 1932)
Русская поэтесса, писательница (8 [20] ноября 1869 — 9 сентября 1945)
Русский прозаик, драматург, поэт, критик и публицист. (20 марта (1 апреля) 1809 — 21 февраля (4 марта) 1852)
Русский писатель, прозаик, драматург (16 (28) марта 1868 — 18 июня 1936)
Русский драматург, поэт, дипломат и композитор. (4 (15) января 1795 — 30 января (11 февраля) 1829)
Русский поэт (16 [28] июля 1822 — 25 сентября [7 октября] 1864)
Русский писатель-прозаик (11 августа [23 августа] 1880 — 8 июля 1932)
Русский поэт (3 (15) апреля 1886 — август 1921)
Генерал-лейтенант, участник Отечественной войны 1812 года, русский поэт (16 (27) июля 1784 — 22 апреля (4 мая) 1839)
Русский поэт (3 (14) июля 1743 — 8 (20) июля 1816)
Русский писатель, мыслитель. (30 октября (11 ноября) 1821 — 28 января (9 февраля) 1881)
Русский поэт. (21 сентября (3 октября) 1895 — 28 декабря 1925)
Русский поэт, критик, переводчик. (29 января (9 февраля) 1783 — 12 апреля (24 апреля) 1852)
Русский поэт, прозаик (29 октября (10 ноября) 1894 — 26 августа 1958)
Русский литератор (1 (12) декабря 1766 — 22 мая (3 июня) 1826)
Русский поэт (10 (22) октября 1884 — 23 и 25 октября 1937)
Русский поэт, баснописец (2 (13) февраля 1769 — 9 (21) ноября 1844)
Русский поэт (6 (18) октября 1872 — 1 марта 1936)
Русский писатель (26 августа (7 сентября) 1870 — 25 августа 1938)
Русский поэт, прозаик, драматург. (3 (15) октября 1814 — 15 (27) июля 1841)
Русский писатель (4 (16) февраля 1831 — 21 февраля (5 марта) 1895)
Русская поэтесса (19 ноября [1 декабря] 1869 — 27 августа [9 сентября] 1905)
Русский поэт (23 мая (4 июня) 1821 — 8 (20) марта 1897)
Русский поэт, прозаик (3 (15) января 1891 — 27 декабря 1938)
Русский советский поэт (7 [19] июля 1893 — 14 апреля 1930)
Русский поэт (26 декабря 1862 — 31 января 1887)
Русский поэт, писатель, публицист. (28 ноября (10 декабря) 1821 — 27 декабря 1877 (8 января 1878)
Русский драматург. (31 марта (12 апреля) 1823 — 2 (14) июня 1886)
Русский писатель, поэт (29 января [10 февраля] 1890 — 30 мая 1960)
Русский поэт, драматург и прозаик. (26 мая (6 июня) 1799 — 29 января (10 февраля) 1837)
Русский поэт, общественный деятель, декабрист (18 сентября (29 сентября) 1795 — 13 (25) июля 1826)
Русский писатель. (15 (27) января 1826 — 28 апреля (10 мая) 1889)
Русский поэт (4 мая (16 мая н.ст.) 1887 — 20 декабря 1941)
Русский поэт и писатель (26 июля [7 августа] 1837 — 25 сентября [8 октября] 1904)
Русский поэт (16 [28] января 1853 — 31 июля [13 августа] 1900)
Русский поэт, писатель и драматург (17 февраля (1 марта) 1863, — 5 декабря 1927)
Русский писатель, поэт, драматург. (24 августа (5 сентября) 1817 — 28 сентября (10 октября) 1875 )
Русский писатель, мыслитель. (28 августа (9 сентября) 1828 — 7 (20) ноября 1910)
Русский писатель, поэт. (28 октября (9 ноября) 1818 — 22 августа (3 сентября) 1883)
Русский поэт, дипломат, публицист (23 ноября (5 декабря) 1803 — 15 (27) июля 1873)
Русский поэт, переводчик и мемуарист. (23 ноября (5 декабря) 1820 — 21 ноября (3 декабря) 1892, Москва)
Русский поэт (28 октября (9 ноября) 1885 — 28 июня 1922)
Русский поэт (16 (28) мая 1886 — 14 июня 1939)
Русский поэт, прозаик (26 сентября (8 октября) 1892 — 31 августа 1941)
Русский философ. (27 мая (7 июня) 1794 — 14 (26) апреля 1856)
Русский поэт, прозаик (1 (13) октября 1880 — 5 августа 1932)
Русский философ. (12 (24) июля 1828 — 17 (29) октября 1889)
Русский писатель, драматург. (29 января 1860 — 15 июля 1904)
Русский писатель, поэт (19 [31] марта 1882 — 28 октября 1969)
Неизвестно
читают сейчас
Ревизор
читают сейчас
Неизвестно
читают сейчас
Неизвестно
читают сейчас
Неизвестно
читают сейчас
Ревизор
читают сейчас
Исковое прошение
читают сейчас
Емшан
читают сейчас
Неизвестно
читают сейчас
Неизвестно
1 минуту назад
Ожерелье
Очень кратко
Бедная женщина теряет одолженное у богатой подруги бриллиантовое ожерелье, покупает ей такое же, десять лет живёт в нищете, выплачивая долг, а потом узнаёт, что камни в ожерелье были фальшивыми.
Изящная и очаровательная Матильда была дочерью бедного чиновника. У неё не было никаких шансов выйти замуж за состоятельного человека из хорошего общества, поэтому «она приняла предложение мелкого чиновника министерства народного образования» Луазеля.
Матильда была вынуждена одеваться очень просто, из-за чего чувствовала себя несчастной и отверженной.
Для женщин нет ни касты, ни породы, — красота, грация и обаяние заменяют им права рождения и фамильные привилегии.
Эта девушка, словно по ошибке рождённая в бедной чиновничьей семье, была создана для роскошной жизни. Глядя на голые стены и убогую обстановку своего жилья, она мечтала о «приёмных, задрапированных восточными тканями», просторных салонах и кокетливых гостиных. Садясь обедать супом из капусты, Матильда грезила об изысканных обедах в украшенных гобеленами столовых, сверкающем серебре и тонком фарфоре.
Изредка Матильда навещала богатую подругу, госпожу Форестье, вместе с которой воспитывалась в монастыре. Возвращаясь домой, она целыми днями плакала от жалости к себе, тоски и отчаянья.
Однажды вечером Луазель принёс приглашение на бал в министерстве, где соберётся всё высшее чиновничество. Матильду это скорее огорчило, чем обрадовало, ведь у неё не было подходящего платья. Она была готова совсем отказаться от бала, и тогда муж отдал ей деньги, которые копил на ружьё.
Вскоре платье было готово, но Матильда всё равно грустила — у неё не было украшения, чтобы подчеркнуть изящество нового наряда.
Это такое унижение — выглядеть нищенкой среди богатых женщин.
Луазель посоветовал одолжить украшение у госпожи Форестье. Та охотно согласилась выручить подругу. Из множества драгоценностей Матильда выбрала «великолепное бриллиантовое ожерелье в чёрном атласном футляре».
На балу Матильда была красивее всех, «все мужчины на неё смотрели, спрашивали, кто она такая, добивались чести быть ей представленными». Её заметил сам министр. Весь вечер Матильда протанцевала «с увлечением, со страстью,… упиваясь триумфом своей красоты», а муж дремал в обществе ещё трёх чиновников, жёны которых веселились.
Супруги Луазель покинули бал только в четыре утра. Домой им пришлось добираться на убогом ночном извозчике. Дома, желая напоследок полюбоваться собой, Матильда взглянула в зеркало и обнаружила, что бриллиантовое ожерелье исчезло, видимо, она потеряла его по дороге домой.
Остаток ночи и весь следующий день Луазель искал ожерелье. Он побывал на извозчичьих стоянках, в полиции и в редакциях газет, где дал объявления о пропаже. Вернувшись вечером домой, он попросил Матильду написать госпоже Форестье, что на ожерелье сломался замочек и они отдали его в починку.
Супруги боялись, что госпожа Форестье сочтёт их ворами, и решили возместить потерю. Они отправились к ювелиру, имя которого стояло на футляре, но оказалось, что ожерелье сделал не он — у него был куплен только футляр. Тогда, «еле живые от горя», они начали обходить всех ювелиров подряд и, наконец, нашли похожее ожерелье, которое им уступили за 36 тысяч франков.
Восемнадцать тысяч франков Луазелю оставил отец, остальное он занял, закабалившись до конца жизни. Ему пришлось познакомиться с ростовщиками и дать разорительные обязательства. Наконец, нужная сумма была собрана, и ожерелье возвратили госпоже Форестье. Та даже не открыла футляр, и подмена не была обнаружена.
Теперь Луазелям надо было выплатить этот ужасный долг. Они рассчитали служанку и переехали в дешёвую мансарду под самой крышей. Матильда «узнала тяжёлый домашний труд», а её муж работал вечерами и переписывал рукописи по ночам.
Через десять лет они выплатили долг. Матильда постарела, раздалась в плечах, стала жёстче и грубее, ходила растрёпанной, как хозяйка из бедной семьи.
Как изменчива и капризна жизнь! Как мало нужно для того, чтобы спасти или погубить человека.
Однажды в воскресенье, прогуливаясь по Елисейским Полям, Матильда встретила госпожу Форестье, всё такую же молодую и очаровательную. Та сперва не узнала подругу, а потом с ужасом спросила, что с ней случилось.
Теперь Матильда могла всё рассказать не боясь, что её сочтут воровкой. Выслушав историю несчастной подруги, госпожа Форестье «в волнении схватила её за руки» и сказала, что бриллианты в потерянном ожерелье были фальшивыми, и стоило оно не больше пятисот франков.
Николай Лесков – Жемчужное ожерелье
99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.
Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Описание книги “Жемчужное ожерелье”
Описание и краткое содержание “Жемчужное ожерелье” читать бесплатно онлайн.
Лесков Николай Семенович
В одном образованном семействе сидели за чаем друзья и говорили о литературе – о вымысле, о фабуле. Сожалели, отчего все это у нас беднеет и бледнеет. Я припомнил и рассказал одно характерное замечание покойного Писемского, который говорил, будто усматриваемое литературное оскудение прежде всего связано с размножением железных дорог, которые очень полезны торговле, но для художественной литературы вредны.
“Теперь человек проезжает много, но скоро и безобидно, – говорил Писемский и оттого у него никаких сильных впечатлений не набирается, и наблюдать ему нечего и некогда, – все скользит. Оттого и бедно. А бывало, как едешь из Москвы в Кострому “на долгих”, в общем тарантасе или “на сдаточных”, – да и ямщик-то тебе попадет подлец, да и соседи нахалы, да и постоялый дворник шельма, а “куфарка” у него неопрятище, – так ведь сколько разнообразия насмотришься. А еще как сердце не вытерпит, – изловишь какую-нибудь гадость во щах да эту “куфарку” обругаешь, а она тебя на ответ – вдесятеро иссрамит, так от впечатлений-то просто и не отделаешься. И стоят они в тебе густо, точно суточная каша преет, – ну, разумеется, густо и в сочинении выходило; а нынче все это по железнодорожному – бери тарелку, не спрашивай; ешь – пожевать некогда; динь-динь-динь и готово: опять едешь, и только всех у тебя впечатлений, что лакей сдачей тебя обсчитал, а обругаться с ним в свое удовольствие уже и некогда”.
Один гость на это заметил, что Писемский оригинален, но неправ, и привел в пример Диккенса, который писал в стране, где очень быстро ездят, однако же видел и наблюдал много, и фабулы его рассказов не страдают скудостию содержания.
– Исключение составляют разве только одни его святочные рассказы. И они, конечно, прекрасны, но в них есть однообразие; однако в этом винить автора нельзя, потому что это такой род литературы, в котором писатель чувствует себя невольником слишком тесной и правильно ограниченной формы. От святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера – от Рождества до Крещенья, чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль, хоть вроде опровержения вредного предрассудка, и наконец – чтобы он оканчивался непременно весело. В жизни таких событий бывает немного, и потому автор неволит себя выдумывать и сочинять фабулу, подходящую к программе. А через это в святочных рассказах и замечается большая деланность и однообразие.
– Ну, я не совсем с вами согласен, – отвечал третий гость, почтенный человек, который часто умел сказать слово кстати. Потому нам всем и захотелось его слушать.
– Я думаю, – продолжал он, – что и святочный рассказ, находясь во всех его рамках, все-таки может видоизменяться и представлять любопытное разнообразие, отражая в себе и свое время и нравы.
– Но чем же вы можете доказать ваше мнение? Чтобы оно было убедительно, надо, чтобы вы нам показали такое событие из современной жизни русского общества, где отразился бы и век и современный человек, и между тем все бы это отвечало форме и программе святочного рассказа, то есть было бы и слегка фантастично, и искореняло бы какой-нибудь предрассудок, и имело бы не грустное, а веселое окончание.
– А что же? – я могу вам представить такой рассказ, если хотите.
– Сделайте одолжение! Но только помните, что он должен быть истинное происшествие!
– О, будьте уверены, – я расскажу вам происшествие самое истиннейшее, и притом о лицах мне очень дорогих и близких. Дело касается моего родного брата, который, как вам, вероятно, известно, хорошо служит и пользуется вполне им заслуженною доброю репутациею.
Все подтвердили, что это правда, и многие добавили, что брат рассказчика действительно достойный и прекрасный человек.
– Да, – отвечал тот, – вот я и поведу речь об этом, как вы говорите, прекрасном человеке.
Назад тому три года брат приехал ко мне на святки из провинции, где он тогда служил, и точно его какая муха укусила – приступил ко мне и к моей жене с неотступною просьбою: “Жените меня”.
Мы сначала думали, что он шутит, но он серьезно и не с коротким пристает: “Жените, сделайте милость! Спасите меня от невыносимой скуки одиночества! Опостылела холостая жизнь, надоели сплетни и вздоры провинции, – хочу иметь свой очаг, хочу сидеть вечером с дорогою женою у своей лампы. Жените!”
– Ну да постой же, – говорим, – все это прекрасно и пусть будет по-твоему, – Господь тебя благослови, – женись, но ведь надобно же время, надо иметь в виду хорошую девушку, которая бы пришлась тебе по сердцу и чтобы ты тоже нашел у нее к себе расположение. На все это надо время.
– Что же – времени довольно: две недели святок венчаться нельзя, – вы меня в это время сосватайте, а на Крещенье вечерком мы обвенчаемся и уедем.
– Э, – говорю, – да ты, любезный мой, должно быть немножко с ума сошел от скуки. (Слова “психопат” тогда еще не было у нас в употреблении.) Мне, говорю, – с тобой дурачиться некогда, я сейчас в суд на службу иду, а ты вот тут оставайся с моей женою и фантазируй.
Думал, что все это, разумеется, пустяки или, по крайней мере, что это затея очень далекая от исполнения, а между тем возвращаюсь к обеду домой и вижу, что у них уже дело созрело.
Жена говорит мне:
– У нас была Машенька Васильева, просила меня съездить с нею выбрать ей платье, и пока я одевалась, они (то есть брат мой и эта девица) посидели за чаем, и брат говорит: “Вот прекрасная девушка! Что там еще много выбирать жените меня на ней!”
– Теперь я вижу, что брат в самом деле одурел.
– Нет, позволь, – отвечает жена, – отчего же это непременно “одурел”? Зачем же отрицать то, что ты сам всегда уважал?
– Что это такое я уважал?
– Безотчетные симпатии, влечения сердца.
– Ну, – говорю, – матушка, меня на это не подденешь. Все это хорошо вовремя и кстати, хорошо, когда эти влечения вытекают из чего-нибудь ясно сознанного, из признания видимых превосходств души и сердца, а это – что такое. в одну минуту увидел и готов обрешетиться на всю жизнь.
– Да, а ты что же имеешь против Машеньки? – она именно такая и есть, как ты говоришь, – девушка ясного ума, благородного характера и прекрасного и верного сердца. Притом и он ей очень понравился.
– Как! – воскликнул я, – так это ты уж и с ее стороны успела заручиться признанием?
– Признание, – отвечает, – не признание, а разве это не видно? Любовь ведь – это по нашему женскому ведомству, – мы ее замечаем и видим в самом зародыше.
– Вы, – говорю, – все очень противные свахи: вам бы только кого-нибудь женить, а там что из этого выйдет – это до вас не касается. Побойся последствий твоего легкомыслия.
– А я ничего, – говорит, – не боюсь, потому что я их обоих знаю, и знаю, что брат твой – прекрасный человек и Маша – премилая девушка, и они как дали слово заботиться о счастье друг друга, так это и исполнят.
– Как! – закричал я, себя не помня, – они уже и слово друг другу дали?
– Да, – отвечает жена, – это было пока иносказательно, но понятно. Их вкусы и стремления сходятся, и я вечером поеду с твоим братом к ним, – он, наверно, понравится старикам, и потом.
– Что же, что потом?
– Потом – пускай как знают; ты только не мешайся.
– Хорошо, – говорю, – хорошо, – очень рад в подобную глупость не мешаться.
– Глупости никакой не будет.
– А будет все очень хорошо: они будут счастливы!
– Очень рад! Только не мешает, – говорю, – моему братцу и тебе знать и помнить, что отец Машеньки всем известный богатый сквалыжник.
– Что же из этого? Я этого, к сожалению, и не могу оспаривать, но это нимало не мешает Машеньке быть прекрасною девушкой, из которой выйдет прекрасная жена. Ты, верно, забыл то, над чем мы с тобою не раз останавливались: вспомни, что у Тургенева – все его лучшие женщины, как на подбор, имели очень непочтенных родителей.
– Я совсем не о том говорю. Машенька действительно превосходная девушка, а отец ее, выдавая замуж двух старших ее сестер, обоих зятьев обманул и ничего не дал, – и Маше ничего не даст.
– Почем это знать? Он ее больше всех любит.
– Ну, матушка, держи карман шире: знаем мы, что такое их “особенная” любовь к девушке, которая на выходе. Всех обманет! Да ему и не обмануть нельзя – он на том стоит, и состоянию-то своему, говорят, тем начало положил, что деньги в большой рост под залоги давал. У такого-то человека вы захотели любви и великодушия доискаться. А я вам то скажу, что первые его два зятя оба сами пройды, и если он их надул и они теперь все во вражде с ним, то уж моего братца, который с детства страдал самою утрированною деликатностию, он и подавно оставит на бобах.
– То есть как это, – говорит, – на бобах?
– Ну, матушка, это ты дурачишься.
– Нет, не дурачусь.
– Да разве ты не знаешь, что такое значит “оставить на бобах”? Ничего не даст Машеньке, – вот и вся недолгa.
Жемчужное ожерелье
По повести Н.С. Лескова «Жемчужное ожерелье»
«Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божьими нарекутся».
(Мф. 5, 9)
«Не будь побежден злом, а побеждай зло добром».
(Рим. 12, 21)
В повести «Жемчужное ожерелье» Н. Лесков показал, как общение с высоконравственным человеком может просветить совесть другого человека, подверженного страстям.
Лесков не называет по именам двух братьев, поэтому мы назовем старшего Борисом, а младшего — Глебом.
Однажды при первой новогодней встрече Глеб объявил, что прибыл издалека к брату не без цели, а с просьбой помочь ему жениться. Борис принял было это за шутку. Но Глеб сказал серьезно: «Спаси меня от невыразимой скуки одиночества! Опостылела мне холостая жизнь, хочу сидеть вечером с дорогой женой!»
Борис стал приводить веские доводы, что женитьба-дело серьезное и в короткий срок его решить нельзя. «Надо иметь в виду хорошую девушку, которая пришлась бы тебе по сердцу, и чтобы ты ей также». Брат ответил: «Времени две недели довольно. Вы меня сосватайте, а на Крещение мы обвенчаемся».
Борис был уже давно женат, поэтому он остался при своем мнении и ушел на службу, оставив брата со своей женой.
Но каково же было его удивление, когда, вернувшись вечером, он увидел, что задуманное дело уже созревает. Между мужем и женою произошел следующий разговор.
— У нас была Машенька Васильева, просила меня съездить с нею выбрать ей платье, и пока я одевалась, они (то есть брат твой и эта девица) посидели за чаем, и брат говорит: «Вот прекрасная девушка! Что там еще много выбирать — жените меня на ней!»
Борис ответил жене:
— Теперь я вижу, что брат в самом деле одурел.
— Нет, позволь,- отвечает жена,- отчего же это непременно «одурел»? Зачем же отрицать то, что ты сам всегда уважал?
— Что это такое я уважал?
— Безотчетные симпатии, влечения сердца.
— Ну,- говорит,- матушка, меня на это не подденешь. Все это хорошо вовремя и кстати, хорошо, когда эти влечения вытекают из чего-нибудь ясно сознанного, из признания видимых превосходств души и сердца, а это — что такое… в одну минуту увидел и готов обрешетиться на всю жизнь.
— Да, а ты что же имеешь против Машеньки? Она именно такая и есть, как ты говоришь,- девушка ясного ума, благородного характера и прекрасного и верного сердца. Притом и он ей очень понравился.
— Как! — воскликнул муж.- Так это ты уж и с ее стороны успела заручиться признанием?
— Признание,- отвечает,- не признание, а разве это не видно? Любовь ведь — это по нашему женскому ведомству, мы ее замечаем и видим в самом зародыше.
— Вы,- говорит,- все очень противные свахи: вам бы только кого-нибудь женить, а там, что из этого выйдет — это до вас не касается. Побойся последствий твоего легкомыслия.
— А я ничего,- говорит жена,- не боюсь, потому что я их обоих знаю, и знаю, что брат твой — прекрасный человек и Маша — премилая девушка, и они как дали слово заботиться о счастье друг друга, так это и исполнят.
— Как! — закричал Борис, себя не помня.- Они уже и слово друг другу дали?
— Да,- отвечает жена,- это было пока иносказательно, но понятно. Их вкусы и стремления сходятся, и я вечером поеду с твоим братом к ним,- он, наверное, понравится старикам, и потом…
— Что же, что потом?
— Потом — пускай как знают; ты только не мешайся.
— Хорошо,- говорит,- хорошо, очень рад в подобную глупость не мешаться.
— Глупости никакой не будет.
— А будет все очень хорошо: они будут счастливы!
— Очень рад! Только не мешает,- говорит,- моему братцу и тебе знать и помнить, что отец Машеньки всем известный богатый сквалыжник.
— Что же из этого? Я этого, к сожалению, и не могу оспаривать, но это нимало не мешает Машеньке быть прекрасной девушкой, из которой выйдет прекрасная жена.
— Я совсем не о том говорю. Машенька действительно превосходная девушка, а отец ее, выдавая замуж двух старших ее сестер, обоих зятьев обманул и ничего не дал,- и Маше ничего не даст.
— Почем это знать? Он ее больше всех любит.
— Ну, матушка, держи карман шире: знаем мы, что такое их «особенная любовь» к девушке, которая на выходе. Всех обманет! Да ему и не обмануть нельзя — он на том стоит, и состоянию-то своему, говорят, тем начало положил, что деньги в большой рост под залоги давал. У такого-то человека вы захотели любви и великодушия доискаться. А я вам скажу, что первые его два зятя оба сами пройды, и если он их надул и они теперь все во вражде с ним, то уж моего братца, который с детства страдал самой утрированной деликатностью, он и подавно оставит на бобах.
— То есть как это на бобах?
— Да разве ты не знаешь, что такое значит «оставить на бобах»? Ничего не даст Машеньке,- вот и вся недолга.
В следующие дни, когда Борис встречался с женой, их спор продолжался. Жена была уверена, что ее сватовство будет удачно и молодые будут счастливы. Она считала, что если есть горячая любовь, то «осмотрительного и рассудительного дела никогда не бывает», что долгое изучение характеров друг друга бесполезно. Жена говорила: «Вы думаете, что влюбившись в женщину, вы на нее смотрите с рассуждением, а на самом деле вы только глазеете с воображением. Полно думать, худо не вышло, переодевайся скорее и поедем к Машеньке: мы сегодня у нее встречаем Рождество».
Дни бежали. Влюбленные встречались то у брата жениха, то у родителей невесты.
Приводим рассказ Бориса.
— Машенькин отец о приданом молчал, но зато сделал дочери престранный и совершенно непозволительный и зловещий подарок. Он сам надел на нее при всех за ужином богатое жемчужное ожерелье. Мы, мужчины, взглянув на эту вещь, даже подумали очень хорошо.
— Жемчуг крупный, окатистый и чрезвычайно живой.
Словом сказать — мы, грубые мужчины, все находили отцовский подарок Машеньке прекрасным, и нам понравилось также и слово, произнесенное стариком при подачке ожерелья. Отец Машеньки, подав ей эту драгоценность, сказал: «Вот тебе, доченька, штучка с наговором: ее никогда ни тля не истлит, ни вор не украдет, а если и украдет, то не обрадуется. Это — вечное».
Но у женщин ведь на все свои точки зрения, и Машенька, получив ожерелье, заплакала, а жена моя не выдержала и, улучив удобную минуту, даже сделала Николаю Ивановичу у окна выговор, который он по праву родства выслушал. Выговор ему за подарок жемчуга следовал потому, что жемчуг знаменует и предвещает слезы. А потому жемчуг никогда для новогодних подарков не употребляется.
Николай Иванович, впрочем, ловко отшутился.
— Это,- говорит,- во-первых, пустые предрассудки. Но ты, мое дитя, не плачь и выбрось из головы, что мой жемчуг приносит слезы. Это не такой. Я тебе на другой день твоей свадьбы открою тайну этого жемчуга, и ты увидишь, что тебе никаких предрассудков бояться нечего…
Так это и успокоилось, и брата с Машенькой после Крещенья обвенчали, а на следующий день мы с женою поехали навестить молодых.
Мы застали молодых вставших и в необыкновенно веселом расположении духа. Брат сам открыл нам двери помещения, взятого им для себя, ко дню свадьбы, в гостинице, встретил нас, весь сияя и покатываясь со смеху.
Мне это напомнило один старый роман, где новобрачный сошел с ума от счастья, и я это брату заметил, а он отвечает:
— А что ты думаешь, ведь со мною в самом деле произошел такой случай, что возможно своему уму не верить. Семейная жизнь моя, начавшаяся сегодняшним днем, принесла мне не только ожиданные радости от моей милой жены, но также неожиданное благополучие от тестя.
— Что же такое еще с тобою случилось?
— А вот входите, я вам расскажу. Жена мне шепчет:
— Верно, старый негодяй их надул. Я отвечаю:
— Это не мое дело.
Входим, а брат подает нам открытое письмо, полученное на их имя рано по городской почте, и в письме читаем следующее:
«Предрассудок насчет жемчуга ничем вам угрожать не может: этот жемчуг фальшивый».
Жена моя так и села.
— Вот,- говорит,- негодяй!
Но брат ей показал в ту сторону, где Машенька делала в спальне свой туалет, и сказал:
— Ты не права: старик поступил очень честно. Я получил это письмо, прочел его и рассмеялся… Что же мне тут печального? Я ведь приданого не искал и не просил, я искал одну жену, стало быть, мне никакого огорчения в том нет, что жемчуг в ожерелье не настоящий, а фальшивый. Пусть это ожерелье стоит не тридцать тысяч, а просто триста рублей,- не все ли равно для меня, лишь бы жена моя была счастлива… Одно только меня озабочивало, как это сообщить Маше? Над этим я задумался.
Глеб сел, воротясь лицом к окну, не заметив, что дверь забыл запереть. Через несколько минут он обернулся и увидел, что за его спиной стоит тесть и держит что-то в руке в платочке. «Здравствуй, зятюшка»,- сказал старик.
Глеб вскочил, обнял старика и сказал:
— Вот это мило! Мы должны были к вам через час ехать, а вы сами… Это против всех обычаев… Мило и дорого.
— Ну что,- отвечает,- за счеты! Мы свои. Я был у обедни,- помолился за вас и вот просвиру вам привез. Глеб его опять обнял и поцеловал.
— А ты письмо мое получил? — спрашивает.
— Как же,- говорю,- получил,- и Глеб рассмеялся.
— Чего же,- говорит,- ты смеешься?
— А что же мне делать? Это очень забавно.
— А ты подай-ка мне жемчуг.
Ожерелье лежало тут же на столе в футляре,- Глеб его и подал.
— Есть у тебя увеличительное стекло?
Глеб говорит: «Нет».
— Если так, то у меня есть. Я по старой привычке всегда его при себе имею. Изволь смотреть на замок под собачку.
Глеб взял стекло и увидел — на замке, на самом скрытом месте микроскопическая надпись французскими буквами: «Бургильон».
— Убедился,- говорит старик,- что это действительно жемчуг фальшивый?
— И что же ты мне теперь скажешь?
— То же самое, что и прежде. То есть: это до меня не касается, и вас только буду об одном просить…
— Позвольте не говорить об этом Маше.
— Нет, в каких именно целях? Ты не хочешь ее огорчить?
— Да — это между прочим.
— А еще то, что я не хочу, чтобы в ее сердце хоть что-нибудь шевельнулось против отца.
— Ну, для отца она теперь уже отрезанный ломоть, который к караваю не пристанет, а ей главное — муж…
— Никогда,- говорит Глеб,- сердце не заезжий двор: в нем тесно не бывает. К отцу одна любовь, а к мужу-другая, и кроме того, муж, который желает быть счастлив, обязан заботиться, чтобы он мог уважать свою жену. А для этого он должен беречь ее любовь и почтение к родителям.
— Ага! Вот ты какой практик!
И стал молча пальцами по табуретке барабанить, а потом встал и говорит:
— Я, любезный зять, наживал состояние своими трудами, но очень разными средствами. С высокой точки зрения они, может быть, не все очень похвальны, но такое мое время было, да я и не умел наживать иначе. В людей я не очень верю, и про любовь только в романах слыхал, как читают, а на деле я все видел, что все денег хотят. Двум зятьям я денег не дал, и вышло верно: они на меня злы и жен своих ко мне не пускают. Не знаю, кто из нас благороднее — они или я? Я денег им не даю, а они живые сердца портят. А я им денег не дам, а вот тебе возьму да и дам! Да! И вот, даже сейчас дам!
Старик подал Глебу три билета по пятьдесят тысяч рублей.
Глеб ответил: «Знаете, Николай Иванович,- это будет щекотливо… Маше будет неловко, что она получит от вас приданое, а сестры ее — нет… Это непременно вызовет у сестер к ней зависть и неприязнь… Нет, Бог с ними,- оставьте у себя эти деньги и… когда-нибудь, когда благоприятный случай примирит вас с другими дочерьми, тогда вы дадите всем поровну. И вот тогда это принесет всем нам радость… А одним нам… не надо!»
Старик встал, опять прошелся по комнате и, остановись против двери спальни, крикнул:
Маша уже была в пеньюаре и вышла.
— Поздравляю,- говорит,- тебя.
Она поцеловала его руку.
— А счастлива быть хочешь?
— Конечно, хочу, папа, и… надеюсь.
— Хорошо… Ты себе, брат, хорошего мужа выбрала!
— Я, папа, не выбирала. Мне его Бог дал.
— Хорошо, хорошо. Бог дал, а я придам: я тебе хочу прибавить счастья.- Вот три билета, все равные. Один тебе, а два твоим сестрам. Раздай им сама — скажи, что ты даришь…
Маша бросилась ему сначала на шею, а потом вдруг опустилась на землю и обняла, радостно плача, его колена. И старик тоже заплакал.
— Встань, встань! — говорит.- Ты нынче, по народному слову, «княгиня» — тебе неприлично в землю мне кланяться.
— Но я так счастлива… за сестер.
То-то и есть… И я счастлив! Теперь можешь видеть, что нечего тебе было бояться жемчужного ожерелья. Я пришел тебе тайну открыть: подаренный мною тебе жемчуг — фальшивый, меня им давно сердечный приятель надул. А вот у тебя муж простой души, да истинной: такого надуть невозможно — душа не стерпит!»
Из этой повести видно, как благородство зятя тронуло алчную душу тестя. Расплакавшись от внезапно нахлынувших чувств раскаяния за прошлое, от любви к молодоженам, старик мгновенно преобразился душой.
Это и есть осуществление евангельского повествования «О мытаре Закхее». Этот отрывок Евангелия читается первым, когда начинается подготовка душ к Великому посту. Увидев Господа, тронутый словами Христа: «Нынче буду у тебя в доме», Закхей преображается душой. Он говорит Спасителю: «Господи! Половину имения моего отдам нищим, если кого обидел — воздам вчетверо!»
Благодаря поведению Глеба происходит примирение между сестрами Маши, их мужьями и стариком отцом. Глеб осуществляет заповедь Спасителя: «Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божиими нарекутся». В мировоззрении Глеба отражена притча Господа о драгоценной жемчужине. Чтобы приобрести ее, купец расстается со своим богатством. Так Глеб пренебрег земными благами, чтобы сохранить чистоту души и семейный мир.
Под драгоценной жемчужиной следует понимать духовное состояние верующей души, при котором человек, видя постоянно пред собой Господа, носит в сердце Его образ, и свет Небесного Царствия озаряет его жизнь.
Оценка статьи:
Загрузка...
Неизвестно 
В повести «Жемчужное ожерелье» Н. Лесков показал, как общение с высоконравственным человеком может просветить совесть другого человека, подверженного страстям.
