Тристан – краткое содержание новеллы Манн

Краткое содержание Манн Тристан

Личность главного героя повествования Шпинеля полна утонченности, вместе с тем прямолинейна и достаточно поверхностна. Его автор называет миром духа и искусства. Он без стеснения смеется над внешним видом Детлефа Шпинеля. События разворачиваются в Германии на рубеже XIX и XX вв., стране передовых технологий и бурно развивающегося искусства.

Сюжетная линия

В начале января в санаторий «Эйнфрид» для больных чахоткой прибывает коммерсант Клетериан с супругой Габриэлой, обнаруживающей после рождения сына недуг в легком. Молодая и прекрасная, она привлекает внимание пациентов лечебного учреждения. Надеясь на скорое выздоровление от не представляющей опасности болезни, муж вскоре покидает лечебницу, возвращаясь к здоровому сыну и процветающей фирме. Габриэла искренне привязана к влиятельному, зажиточному, любящему провести время в развлечениях, супругу.

В санатории она знакомится с непривлекательным и замкнутым в себе писателем из Львова Детлефом Шпинелем, постоянно читающим единственную книгу собственного сочинения. Доктора и все присутствующие не признают его способностей. Несмотря на личную замкнутость, он превращается в друга супруги настоящего бюргера Клетериана, ведая ей о личном пребывании здесь ради постройки санатория – прежнего, возведенного в стиле «ампир», замка и живописного окружения.

Привычный его ритм составляют: ранний подъем, принятие холодной ванны с последующими прогулками по снегу. Он лицемерен по отношению к себе, считая раннее пребывание на свежем воздухе исключительно для успокоения совести. По собственным убеждениям, женщины его абсолютно не трогают, кроме Габриэлы. Лишь ее лик и движения пробуждают в нем нежные чувства, о чем он осторожно ей намекает, одновременно указывая на низменные намерения мужа и просьбой называть ее по девичьей фамилии Экхоф.

Объяснение происходит в пустой гостиной, когда все удаляются, по замыслу врача, кататься на санках. Габриэла исполняет «Тристана и Изольду» Вагнера. Ощущая взаимную привязанность, герои понимают невозможность всегда находиться рядом друг с другом. На следующий день героиня испытывает повышенное недомогание.

Развязка

Прибывший с сыном Клетериана получает от Шпинеля письмо, обличающее его в пошлости и не понимании собственной жены. Далее следуют публичные оскорбления. Презирая полную удовольствия и процветания жизнь, Шпинель ненавидит супруга возлюбленной. Во время возникшего конфликта нянечка уведомляет обоих о смерти Габриэлы. Клетериан спешит к ней, а Шпинель замирая и глядя на ребенка в коляске, проходит мимо, после в спешке покидая данное место, будто пускаясь на утек.

Заключение

В новелле «Тристан» ярко выражено столкновение двух разных мировоззрений в лице стремящегося к красоте, Шпинеля и расчетливого, охотно принимающего радости бытия, Клетериана. Счастливые моменты приятны, логичны и естественны для людей. Подобное истинное и «жизненное» существование, не всегда приводит к желаемой цели.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Манн Томас. Все произведения

Тристан. Картинка к рассказу

Сейчас читают

Произведение повествует о парне, который отправился на розыски девушки, которая сбежала из дома. Встретившись с ней, юноша узнает о том, что у его подруги совсем не было желания вернуться к родным.

Главные герои сказки «Серебряное копытце» старый дедушка Кокованя, маленькая девчонка Дарёнка и ее кошка Мурёнка живут все вместе.

События книги начинаются с таинственного убийства садовника Фрэнка Брайся, ухаживающего за территорией возле особняка, в котором давно никто не живет.

Поздней осенью я сидел в берлинском кафе и слушал нехитрую музыку пошленького вальса. Визгливые голоса скрипок и флейты фальшивили и вызывали у меня раздражение.

Главного героя произведения «Яандреев» автор Виктор Владимирович Голявкин представляет обычным учеником школы. У него самая обычная фамилия Андреев. Однако для мальчика такая фамилия предоставляет немало хлопо

Тристан

Начало января. В санаторий «Эйнфрид», где лечатся в основном чахоточные, приезжает коммерсант Клетериан с супругой Габриэлой, которая больна чем-то лёгочным. Муж думает, что проблемы с дыхательным горлом. Жена молода и обворожительна, все в санатории восхищаются её внешностью. Муж всем рассказывает, как она родила ему сына, но сама заболела и начала кашлять кровью. Клетериан уверен, что в этом нет ничего страшного, и жена скоро поправится. Муж типичный бюргер, богатый, толстенький, любит поесть, кокетничает с горничными. Габриэла его любит. Через две недели муж уезжает к здоровому ребёнку и своей цветущей фирме.

В санатории живёт некрасивый и нелюдимый писатель из Львова Детлеф Шпинель. Он читает свою же единственную книгу, доктора не считают его за серьёзного писателя. Шпинель знакомится с семейством Клетерианов. Когда муж уезжает, писатель, вопреки своей замкнутости, становится другом жене. Он рассказывает Габриэле, что живёт здесь ради здания санатория — бывшего замка, построенного в стиле «ампир» — и живописной местности. Писатель встаёт рано, принимает холодную ванну, гуляет по снегу, считая всё это лицемерием со своей стороны. Он обожает долго спать, ведёт неупорядоченный образ жизни, а ранние прогулки — способ успокоить совесть.

Шпинель признаётся Габриэле, что лишь мельком смотрит на женщин. Ему достаточно лёгкого образа, чтобы быть счастливым. Лица, рассмотренные подробно, отвращают и теряют прелесть. Лишь её лицо для него прекрасно вблизи и во всех его движениях. Шпинель осторожно намекает Габриэле на ничтожество её мужа и просит позволения называть её девичьей фамилией — Экхоф.

Она рассказывает ему о себе. Её отец — бюргер, купец и несравненный скрипач, мать умерла молодой. Габриэла счастлива с господином Клетерианом и любит своего сына. Шпинель выражает тихий скепсис по поводу её счастья. Она начинает задумываться, сравнивать мужа и писателя, и ей становится хуже.

Доктор устраивает катание на санках. Габриэла и Шпинель остаются в санатории, сидят в пустой гостиной и беседуют. Габриэла рассказывает, что раньше неплохо играла на пианино, но теперь ей запретили играть — сильные эмоции, которые вызывает музыка, ей вредны. Он всё же уговаривает её сыграть. Сначала она соглашается на одну пьесу Шопена, но потом играет все ноты, которые есть в гостиной. Медсестра уходит к себе в комнату, герои одни. Габриэла играет, оба испытывают восторг, экстаз и постигают любовь. Светильники гаснут. Она играет «Тристана и Изольду» Вагнера, он плачет. Они оба понимают, что любят друг друга, и осознают вечную трагедию своей жизни.

На следующий день Габриэле становится хуже. Вскоре у неё снова начинается кровохарканье, и женщину передают под наблюдение врачу, отвечающему за безнадёжных больных. Вызывают господина Клетериана с сыном. Шпинель отправляет господину Клетериану письмо, в котором описывает, как прекрасна Габриэла. Писатель обвиняет мужа в пошлости, в том, что тот не понял свою жену, не понял её жизни. Душа Габриэлы принадлежала не жизни, а красоте и смерти, а Клетериан смог лишь вожделеть её. Писатель называет его мужланом со вкусом, плебеем-гурманом. Клетериан заставил цветущую красоту смерти Габриэлы служить тупости и косности. Пока Клетериан развлекался с горничными, Шпинелю пришлось подарить его жене красоту. Шпинель презирает цветущую жизнь, ненавидит Клетериана.

Клетериан получает письмо и приходит в комнату к писателю. Называет его шутом гороховым с плохим почерком, трусом. Шпинель каждый день улыбался и обедал с Клетеринаном, а потом прислал эту мазню. Клетериан горд тем, что смотрит на женщин прямо, а не искоса, и способен на нормальную, земную любовь. Он грозится подать на писателя в суд. Во время этого объяснения приходит нянечка и говорит, что Габриэла умирает. Клетериан спешит к жене, а Шпинель идёт гулять и встречает кормилицу с сыном Габриэлы в коляске. Мальчик стучит погремушкой и визжит от радости. Шпинель замирает, смотрит на ребёнка, хочет спокойно пройти мимо, но поворачивается и уходит так быстро, будто пустился наутёк.

Анализ новелл Томаса Манна «Тристан» И «Тонио Крегер»

Германия конца XIX – начала XX вв. – одна из самых развитых стран мира; страна с развитой экономикой, приобретающей черты империализма, набирающей силу военной машиной; страна, готовая захватить промышленное первенство; страна, во главе которой стоит император – кайзер. Германия – это передовая наука и технология; постоянно развивающееся искусство, в тоже время, имеющее очень давние традиции и великие достижения, и философия. С другой стороны, Германия – это весьма консервативное и довольно богатое общество со старыми традициями, обычаями и предрассудками; общество в котором сильны монархические идеалы и действуют всевозможные буржуазные свободы. В то время над Европой навис грозный призрак мировой войны, но силы еще не распределены, худшего можно избежать; это своеобразное затишье перед бурей.

В германском обществе наличествуют интересные коллизии: бесспорные достижения в философии, науке, искусстве соседствуют с довольно низким культурным уровнем большинства населения страны, которое, к тому же, очень настороженно относится к представителям искусства и интеллектуального труда. Естесственно, возникает вопрос взаимоотношений между людьми мира искусства, интеллекта и людьми приземленных интересов, стремящихся к простым радостям жизни. Обе рассматриваемые нами новеллы во многом посвящены этой проблеме.

В новелле «Тристан» изображены противоборство, столкновение, неприятие друг друга двух разных миров – двух разных логик. Столкновение миров выразилось в конфликте Шпинеля (частицы мира духовного, стремящегося к прекрасному) и Клетериана (представителя мира, суть которого в стремлении к счастью, к жизненным радостям).

Вся человеческая цивилизация основана на стремлении человека к счастью. Все, что приносит нам счастье – хорошо, естественно, логично. Возможно, именно в стремлении к счастью заключается смысл нашего существования. Изначально человечество стремилось к улучшению жизни, облегчению труда, удовлетворению естественных потребностей (к естественным потребностям относится и потребность в зрелищах, хотя зрелища, как таковые, не всегда являются искусством). Само слово «счастье» означает «с частью», т.е. нечто приземленное. Человек живет, радуется, страдает, работает, воюет – все это для того, чтобы быть счастливым. Такой мир и такая логика естественны.

Этот мир мы будем условно называть миром «жизни». Это мир Клетериана.

Другой мир – мир, основанный на стремлении к прекрасному. В этом мире иная, в чем-то чуждая человеку логика: красота – в ущерб счастью, смерть – ради красоты. Цель этого мира – совершенство. Совершенство формы, мелодии, слова, внутреннего мира человека.

Это мир Шпинеля. Будем называть его миром духа, миром искусства.

Несмотря на то, что Томасом Манном показана особая сила мира искусства (сила внутренняя, скрывающаяся в глубине души, но достаточно мощная, чтобы определить все поведение человека) приверженец этого мира в открытом столкновении терпит поражение.

Следует сказать, что в этой новелле и «мир духа», и «мир жизни» (равно, как и их герои) показаны довольно односторонними: своеобразные инь и янь, черное и белое. Однако автор прекрасно понимает, что в жизни все гораздо более сложно, многогранно. Оба мира уживаются в каждом человеке, т.е. у каждого есть и материальные и духовные потребности; само искусство не может быть полностью оторвано от реальности, являясь ее составной частью; реальность, в каждом своем проявлении, обнаруживает толику искусства и т.д. Поэтому вполне логичным продолжением «Тристана» является новелла «Тонио Крегер».

В новелле «Тонио Крегер» миры «жизни и духа» пересекаются в душе главного героя. У Тонио Крегера невероятно тонко организованный внутренний мир. Тонио в совершенстве владеет писательским мастерством. Казалось бы, он – человек «искусства», «духа». Но, в то же время, Тонио Крегер рассматривает свое искусство как нечто весьма сомнительное. Он и горд им и ощущает его как проклятие. К людям обыкновенной жизни он испытывает, прежде всего, огромное тяготение, даже зависть – и лишь на фоне таких чувств, он испытывает к этой жизни и легкое презрение.

Шпинель, при всей своей утонченности, весьма прямолинеен и примитивен, тогда как Тонио Крегер по-настоящему сложен и глубок. Иными словами взаимодействие двух, условно разделяемых автором миров, проявилось в этом герое во всей своей диалектике.

Тема противостояния и взаимодействия «мира жизни» и «мира искусства» красной нитью проходит через все ранние произведения Томаса Манна. Сравнивая Шпинеля и Тонио Крегера, можно проследить развитие отношения автора к проблеме «жизни» и «искусства».

В отличие от Шпинеля, Тонио Крегер не противопоставляет себя и свое искусство жизни. Он – герой, осознающий свое отличие от «обычных» людей, но и ощущающий свою ответственность перед «жизнью». Представитель «духа» оказывается обладателем не только оружия рефлексии и критического анализа, но и богатства чувств и душевной глубины, а также целой гаммой простых человеческих желаний и эмоций.

Исследуя новеллу «Тонио Крегер», можно сделать вывод, что, несмотря на довольно молодые годы, автор уже обрел писательскую и человеческую зрелость.

На творчество Томаса Манна, на его ранние новеллы большое влияние оказали Л.Н. Толстой (оно присутствует в обеих новеллах) и А.П. Чехов (в основном, в новелле «Тристан»).

Влияние Толстого – выражается в описании внешности героев («Тристан»). Урок танцев в «Тонио Крегере» сопоставляется со сценой мазурки и влюбленности Николеньки Иртеньева в Сонечку Валахину.

Чеховские же черты чувствуются, когда Т. Манн, отстраняясь от своего героя, иронизирует, посмеивается над ним. (Например, ироничное описание учителя танцев, внешность Детлефа Шпинеля, его неуклюжие движения. Также ироничное отношение автора к определенным событиям – «Между прочим, наблюдение над больной доктор Леандер взял на себя…». Автор подшучивает над естественной реакцией доктора на красивую женщину). Это влияние заметно на протяжении всей новеллы «Тристан» и лишь в отдельных местах «Тонио Крегера».

Завершив анализ новелл «Тристан» и «Тонио Крегер», сделаем следующие выводы.

В обеих новеллах велико присутствие автора. Вертикальный контекст этих произведений, в основном, связан с волновавшей автора проблемой взаимодействия миров «духа и жизни». Своеобразным лейтмотивом новелл является музыка Вагнера. Большое влияние на произведения оказало творчество Толстого, Чехова, философия Ницше и Шопенгауэра. Также в новеллах довольно много антропонимов и топонимов, имеющих разное значение в сфере вертикального контекста, упоминаний стилей в архитектуре.

Элементами вертикального контекста в этих произведениях являются, в основном, реалии; цитаты почти отсутствуют.

Следует обратить особое внимание на роль музыки в новеллах «Тристан» и «Тонио Крегер». Музыка – особый вид искусства, непосредственно воздействующий на эмоциональную, духовную сферу человека. По моему мнению, Томас Манн, мастерски, талантливо внося музыку в свои новеллы, сознательно использует этот прием для более яркого изображения «мира искусства, духа», подчеркивая тем самым тонкую организацию внутреннего мира Тонио Крегера и отрешенность от реального мира Детлефа Шпинеля. В музыкальных сценах новелл особенно ярко, с удивительной, необыкновенной силой проявляется писательское мастерство Томаса Манна. Чувствуется, что автор не только тонко разбирается в предмете, но и очень любит музыку, музыку Вагнера. Я уверена, что даже человек, совершенно не знакомый с творчеством Вагнера, читая новеллу «Тристан», почувствует необыкновенную силу и красоту этой великой музыки, и, кто знает, возможно, Томас Манн подвигнет его на более близкое знакомство с ней.

Читатель, если он имеет дело с некомментированным текстом, для полноценного восприятия этих новелл, должен иметь представление о музыке Вагнера, творчестве Толстого, Чехова, Шекспира, философии Ницше и Шопенгауэра, готической архитектуре, стиле ампир. Читатель должен обладать необходимыми знаниями истории XIX-XX веков.

Весь, проанализированный нами вертикальный контекст, для тех или иных целей сознательно введен автором в текст. Однако в тексте присутствуют реалии, о которых автор не подозревал.

Томас Манн уточняет некоторые факты и детали, уже известные читателю из ранее прочитанного. Например, «Дело в том, что Тонио любил Ганса Гансена…» или «(Тонио играл на скрипке)». Похожие явления можно наблюдать в советской фантастике середины XIX века. Два героя, живущие в XXXII веке постоянно объясняют друг другу назначение технических реалий будущего.

Становится очевидно, что их разговор подразумевает стороннего слушателя, читателя. Исходя из этого, можно было бы обвинить автора в неуважении к читателю. Но, в случае с Томасом Манном, такие факты можно объяснить национальной немецкой обстоятельностью и пунктуальностью.

Несколько раз в новелле «Тонио Крегер» встречаются фразы:

«Я же не какой-то цыган из табора». Будем считать, что Томас для нацизма, особенно учитывая то, что это мысли человека, относящегося к «миру духа». Возможно, Томас Манн вкладывает эти фразы в уста Тонио Крегера с какой-либо целью (иронизирует, например, над своим героем и собой). Но остается подозрение, что Томас Манн, а вслед за ним и Тонио Крегер, считает такие фразы естественными и незазорными. Возможно, это настоящие мысли Томаса Манна – человека, живущего (как и все мы) в своей среде, обществе. В таком случае приходится признать, что бытие действительно определяет сознание.

Томас Манн вкладывает свои мысли в уста Тонио Крегера, а мы, с высоты своей эпохи, видим их истинный смысл.

Лукач Г.: Новеллы Томаса Манна

Георг Лукач

Новеллы Томаса Манна

Литературное обозрение. 1936 г. № 18. С. 15-18
http://mesotes.narod.ru/lukacs/novell.html

Взаимоотношение искусства и жиз­ни — такова основная тема наиболее крупных и значительных новелл Томаса Манна.

Для серьезно-мыслящих буржуазных писателей искусство, стало большой проблемой еще задолго до Манна. Ху­дожники эпохи Просвещения и эпохи германского классического идеализма считали искусство могучим орудием миропознания и самопознания и высоко расценивали роль художника в обществе. «В красоте — говорит Гете — проявля­ются таинственные законы природы; вез такого проявления, они навеки остались бы скрытыми и неизвестными».

На западе уже давно общим, гос­подствующим течением буржуазной идеологии, а тем самым и буржуазного искусства стало прославление капита­лизма. Истинные, честные буржуазные художники, — несмотря на всю их клас­совую ограниченность и предрассудки,— не могли принять участия в этом про­славлении. Поэтому они оказались изо­лированными. И эта все большая изо­ляция истинных художников в буржу­азном обществе нашла отражение как в теории искусства, так и в художествен­ных произведениях, посвященных отно­шению искусства и художника к жизни. Тема о взаимоотношении искусства и жизни стала занимать все большее ме­сто в литературе, ибо чем более изоли­рованными становятся истинные, честные художники среди буржуазного общества, тем более глубоко переживают они те реальные, личные, человеческие проблемы, которые возникают в резуль­тате такого одиночества. И писатели, которые не в состоянии выйти за преде­лы буржуазного общества, горизонт ко­торых классово ограничен, вынуждены рассматривать эту проблему, как некую метафизическую «вечную проблему» взаимоотношения искусства вообще и жизни вообще, а не как определенный исторический этап общественного раз­вития.

Такое сужение и искажение этой про­блемы приводит к представлению об отчужденности искусства от жизни, о враждебности искусства жизни. В эпо­ху буржуазного декаданса было про­возглашено, что искусство обитает в «башне из слоновой кости», вдали от треволнений жизни. Такое представле­ние об искусстве, может быть, наиболее ярко и сильно отражено Бодлэром. В одном из его сонетов Красота говорит о себе так: «В лазурном пространстве царю я, как сфинкс неразгаданный;— Белизна лебединая и сердце как снег у меня; — Ненавижу движение я, линии смещает оно; — И никогда я не плачу, никогда не смеюсь».

Конфликты, возникающие в человече­ской жизни в связи с таким представле­нием об искусстве, изображены многими выдающимися писателями второй поло­вины XIX века. Здесь достаточно указать на поздние драмы Ибсена. Строи­тель Сольнес погибает от мучительного сознания, что его искусство — нечто иное, высшее, чем его жизнь. За попыт­ку возвысить свою жизнь до пределов своего искусства он платится смертью. Герой последней драмы Ибсена, в ко­торой семидесятилетний писатель подво­дит итог своей жизни и творчества, скульптор Рубек переживает трагедию, сознавая, что всю свою жизнь он при­нес в жертву искусству.

Наиболее значительные ранние новел­лы Томаса Майна непосредственно свя­заны с этой проблемой.

Позиция Томаса Манна как художника весьма интересна и оригинальна. По­степенно создавшаяся отчужденность искусства от жизни являлась и для него несомненным фактом. И истинные исто­рические и общественные причины этого отчуждения были в то время так же мало понятны Томасу Манну, как до не­го Флоберу, Бодлеру и Ибсену.

Но Томас Манн относится к этому вопросу менее трагически, менее фата­листически, чем его предшественники во всяком случае он не всегда относится к этой проблеме трагически и фатали­стически, и менее всего в своем замеча­тельном раннем произведении — новелле «Тонио Крёгер». В ней герой искрен­не и страстно возмущается типом художника, который гордо устраняется от жизни. Крёгер тоже считает отчужден­ность художника от жизни непрелож­ным фактом. Ведь его собственная био­графия, — сжато и мастерски рассказанная Томасом Манном, – ничто иное как история отчужденности.

Правда, Тонио Крёгер особенно под­черкивает, что уже с ранней юности не он удаляется от жизни, а жизнь устра­няет его от участия в ней, Тонио Крёгер проникнут страстным, неутолимым стремлением к общению с обыкновен­ными средними людьми. Еще мальчи­ком он пытается подружиться с просты­ми, шаловливыми, увлекающимися спортом детьми. Он влюбляется в ве­селую, разговорчивую белокурую де­вочку, которая совершенно не интере­суется тем, что увлекает его. Любовь его так и остается без ответа. Отноше­ние к нему людей заставляет его уйти в себя, предпочесть одиночество, а позднее отдаться художественному творчеству.

Но тоска остается. И эта тоска яв­ляется основной, характерной чертой умственного и художественного облика Тонио Крёгера. С нею связано для не­го противоречие между искусством и жизнью. В беседе со своей приятельницей он совершенно точно объясняет, что он понимает под словом «жизнь». «Не думайте о Цезаре Борджиа или о какой-нибудь хмельной философии, подни­мающей его на щит! (намек на жизненную философия Ницшк – Г. Л.). Для меня он ничто, этот Цезарь Борджиа, я ничего не дам за него и вообще никогда не пойму, как можно исключительное и демоническое возводить в идеал. Нет, «жизнь», вечным контрастом про­тивостоящая интеллекту и искусству. не как необыкновенное предстает она нам, необыкновенным; напротив, нормальное, пристойное и приветливое есть область нашей страстной тоски — жизнь во всей ее соблазнительной банальности».

Это признание Тонио Крёгера очень важно. Оно, с одной, стороны, подни­мает всю проблему искусства и жизни на большую высоту, чем, например, у Ибсена. С другой стороны, оно дает нам ключ к пониманию всего развития Томаса Манна.

Когда Тонио Крёгер заканчивает свою «исповедь», русская художница, Елизавета Ивановна, отвечает ему, и от­вет ее очень интересен. Она говорит: «Решение состоит в том, что вы, вот такой, как вы здесь сидите, просто-на­просто обыватель. Вы — обыватель на ложных путях, Тонио Крёгер, заблу­дившийся обыватель».

Эта беседа ясно указывает, как глубо­ко ставит проблему искусства и жизни Томас Манн. Тонио Крёгер рассматри­вает свою судьбу, судьбу художника, свое отречение от жизни уже не так, как это делали Сольнес и Рубек, то есть не как результат абстрактно взятого взаимоотношения искусства вообще к жиз­ни вообще, а как общественную проблему. Томас Манн не придер­живается современного, свойственного анархической богеме, воззрения, будто изображенное в этой новелле «одиноче­ство художника» означает действитель­ный отказ от буржуазного понимания жизни. Он отдает себе отчет в том, что его художник, живущий только самим собою, остается представителем буржуа­зии. Трагедия художника у Томаса Ман­на разыгрывается в пределах бур­жуазного общества.

Но тем самым вопрос этот осложняет­ся. У Томаса Манна тотчас возникает следующий вопрос: что такое буржуа? Поскольку в этой новелле изображает­ся только страстное стремление Тонио Крёгера к жизни (к жизни, неразрыв­но связанной с его классом, с буржуа­зией) и поскольку все происходящее рас­сматривается с точки зрения этого страстного стремления, ответ кажется простым и ясным. Белокурый мальчик и белокурая девочка, которые, не заду­мываясь ни над чем, болтают и танцуют, не задумываясь ни над чем вы­полняют свои обычные, повседневные обязанности, — это и есть буржуазия. Когда же Манн вплотную сталкивается с жизнью все становится для него зна­чительно сложнее. В первом большом романе Томаса Манна «Будденброки» Герда, жена корректного буржуазного сенатора Томаса Будденброка, несколь­ко эксцентричная художница, проникается живой симпатией к брату своего мужа, Христиану, полуопустившемуся, эксцентричному, похожему на предста­вителя богемы. Манн объясняет эту симпатию тем, что Христиан настолько буржуазен, как и сам Томас. И в даль­нейшем, при объяснении между братья­ми, когда Христиан упрекает старшего брата в том, что личность его скована буржуазными семейными традициями, тот признает, что упреки эти до неко­торой степени правильны и обоснованы. Он тоже выполняет свои буржуазные обязанности не по доброй воле (а по классовому инстинкту). Но, чтобы не превратиться в опустившегося бродягу, он насилует себя, заставляет себя вести так, как подобает буржуа.

Томас Будденброк — буржуа по убе­ждению; Тонио Крёгер — буржуа, сбив­шийся с пути, тоскующий по буржуа­зии. Где же видит Томас Манн истин­ного буржуа, «нормального» буржуа?

В романе «Будденброки» дан на это ясный ответ: в прошлом. Тогда, когда буржуа был еще кровно связан с вели­кими традициями буржуазной культу­ры. Конечно, Томас Манн изображает и современных настоящих буржуа. Но у них мало общего с терзаемым тоской Тонио Крёгером. Грубый эгоизм, без­душное делячество современных капита­листов, беспощадность, готовность сту­пать через трупы не только в деловой, но и в частной, личной жизни ради при­хоти и каприза, — все это имеет очень мало общего с такими образами тоскую­щих буржуа, как Томас и Тонио, и с мировоззрением самого Томаса Манна (вспомним новеллы: «Луисхен», «Маленький господин Фридман» и др.). Где же истинные буржуа Томаса Манна?

Ha этот вопрос Томас Манн пытался ответить в течение всей своей жизни, и потому проблема противоречия между искусством и жизнью приобретает его творчестве общественно-критический и гуманистический характерен именно по­тому, что он в течение всей своей жиз­ни страстно искал этого буржуа, но, как честный писатель, изображающий толь­ко то, что действительно видит, никог­да не мог найти его, — именно поэтому косвенным образом дает он уничтожа­ющую гуманистическую критику капита­листической культуры.

Трагическая оторванность современ­ного художника от жизни предстает, как некий социальный рок. Настоящий, честный художник не хочет быть отор­ванным от жизни. Художник Томас Манн по своему темпераменту, по свое­му мировоззрению далеко не револю­ционер. Но жестокость и узость буржу­азной жизни обрекает его на одиноче­ство, заставляет его, если он хочет остать­ся художником, уйти из буржуазной сре­ды. Но при этом он еще не порывает связи со своим классом, с буржуазией, не отказывается от буржуазного миро­воззрения. Напротив, страстная мечта о простой, не разъедаемой сомнениями, крепко стоящей на ногах и, вместе с тем, не варварской и не тупой буржуазии пронизывает его ранние произведения.

Из всех выдающихся гуманистов на­шего времени Томас Манн наиболее. медленно и с наибольшим трудом отхо­дит от мировоззрения и от предрассудков, связанных с его происхождением и развитием. Некоторые исторические основы этих предрассудков рассмотрены мною в особой статье («Страдание и ве­личие художника»—«Литературный кри­тик. 1935 г., № 12).

Изданные теперь новеллы Манна по­казывают, как медленно совершался процесс отхода писателя от буржуазии. Но в то же время мы видим, что этот процесс ведет свое начало с первых лет творческой деятельности Томаса Майна. Вот почему его теперешнюю критику капиталистическо­го, фашистского варварства следует рассматривать не как внезапный поворот, а как неизбежный результат сложного, противоречивого развития художника и человека.

Жизнь и искусство, буржуазность и красота, действительность и мечта—все в больном буржуазном обществе, в этой атмосфере распада напоено тоской, все имеет свои глубокие социальные корни, все противоречиво и, вместе с тем, мно­гочисленными нитями связано одно с другим. Этими сложными, переплетаю­щимися взаимоотношениями объясняет­ся реалистическая и все же постоянно склоняющаяся к гротеску, к поэтической фантастике ирония новелл Томаса Ман­на, никогда не имеющая открытого, гру­бого характера.

Этой иронией без сентиментальности озарен рассказ о судьбе разбитого жизнью, слабого и искалеченного чело­века—«Маленький господин Фридман». Эта ирония дает возможность Томасу, Манну изображать такие тонкие и в то же время острые трагикомедии на тему о судьбе художника, как «Тристан», как новелла «Смерть в Венеции». Ирония помогает Томасу Манну легко и правдиво изображать различные ти­пы авантюристов и филистеров.

Многие из реалистических новелл Майна проникнуты романтическим ду­хом, фантастикой (напомним новеллу «Платяной шкаф»). Замечательные переходы от мечты к действительности, своеобразная, ироническая поэтизация повседневной жизни напоминает, не­смотря на все стилистические различия, новеллы романтиков. И это не случай­но. Ибо в романтической поэзии впер­вые нашло выражение, как важная со­ставная часть мировоззрения, противо­речие между искусством и жизнью.

Томас Манн – Тристан

Томас Манн – Тристан краткое содержание

Тристан – читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Вот он, санаторий “Эйнфрид”! Прямые очертания его продолговатого главного корпуса и боковой пристройки белеют посреди обширного сада, украшенного затейливыми гротами, аллейками и беседками, а за шиферными его крышами плавно, сплошным массивом, поднимаются к небу хвойно-зеленые горы.

По-прежнему возглавляет это учреждений доктор Леандер. У него черная раздвоенная борода, курчавая и жесткая, как конский волос, идущий на обивку мебели, очки с толстыми, сверкающими стеклами и вид человека, которого наука закалила, сделала холодным и наделила снисходительным пессимизмом; своей резкостью и замкнутостью он покоряет больных – людей слишком слабых, чтобы самим устанавливать себе законы и их придерживаться, и отдающих ему свое состояние за право находить опору в его суровости.

Что касается фрейлейн фон Остерло, то она ведет хозяйство поистине самозабвенно. Боже мой, как деловито бегает она вверх и вниз по лестницам, как торопится из одного конца санатория в другой! Она властвует на кухне и в кладовой, роется в бельевых шкафах, командует прислугой и ведает питанием, руководствуясь соображениями экономии, гигиены, вкуса и внешнего изящества, она хозяйничает с неистовой осмотрительностью, и во всей ее бурной деятельности кроется постоянный упрек всей мужской части человечества, ни один представитель которой до сих пор не догадался жениться на ней. Впрочем, на щеках ее двумя круглыми малиновыми пятнами неугасимо горит надежда стать в один прекрасный день супругой доктора Леандера.

Озон и тихий, тихий воздух. Что бы ни говорили завистники и конкуренты доктора Леандера, легочным больным следует самым настоятельным образом рекомендовать “Эйнфрид”. Но здесь обитают не только чахоточные, здесь есть и другие пациенты, мужчины, дамы, даже дети: доктор Леандер может похвастаться успехами в самых различных областях медицины. Есть здесь страдающие желудочными болезнями,- например, советница Шпатц, у которой, кроме того, больные уши, есть пациенты’ с пороком сердца, паралитики, ревматики, есть разного рода нервнобольные. Один генерал-диабетик, непрестанно ворча, проедает здесь свою пенсию. Некоторые здешние пациенты, господа с истощенными лицами, не могут совладать со своими ногами – ноги у этих господ то и дело дергаются, что наводит на самые грустные размышления. Пятидесятилетняя дама, пасторша Геленраух, которая произвела на свет девятнадцать детей и уже совершенно ни о чем не способна думать, тем не менее не может угомониться и вот уже целый год, снедаемая безумным беспокойством и жуткая в своем оцепенелом безмолвии, бесцельно бродит по всему дому, опираясь на руку приставленной к ней сиделки.

Время от времени умирает кто-нибудь из “тяжелых”, которые лежат по своим комнатам и не появляются ни за столом, ни в гостиной, и никто, даже их непосредственные соседи, ничего об этом не узнают. Глубокой ночью воскового постояльца уносят, и снова жизнь в “Эйкфридё” идет своим чередом – массажи, электризация, инъекции, души, ванны, гимнастика, потогонные процедуры, ингаляции, – все это в различных помещениях, оборудованных новейшими приспособлениями.

Право же, здесь всегда царит оживление. Швейцар, стоящий у входа в боковую пристройку, звонит в колокол, когда прибывают новые пациенты, и торжественно одетый доктор Леандер вместе с фрейлейн фон Остерло провожает отъезжающих до экипажа. Каким только людям не давал приюта “Эйнфрид”! Есть тут даже писатель, эксцентричный человек, он носит фамилию, звучащую, как название минерала или драгоценного камня, и, живя здесь, похищает дни у господа бога.

Кроме доктора Леандера, в “Эйнфриде” имеется еще один врач – для легких случаев и для безнадежных больных. Но его фамилия Мюллер, и вообще он не стоит того, чтобы о нем говорили.

В начале января коммерсант Клетериан – фирма “А.-Ц. Клетериан и К°” привез в “Эйнфрид” свою супругу; швейцар зазвонил в колокол, и фрейлейн фон Остерло встретила приехавшую издалека чету в приемной, которая помещалась в нижнем этаже и, как почти весь этот старый, величественный дом, являла собой удивительно чистый образец стиля ампир.

Тотчас же вышел доктор Леандер, он поклонился, и началась первая, поучительная для обеих сторон беседа.

Клумбы в саду были по-зимнему покрыты матами, гроты – занесены снегом, беседки стояли в запустении; два санаторных служителя несли чемоданы приехавших – коляска остановилась на шоссе, у решетчатой калитки, потому что к самому дому подъезда не было.

– Не спеши, Габриэла, take care [Осторожно (англ.)], мой ангел, не открывай рот, – говорил господин Клетериан, ведя жену через сад; и к этому “take care” при одном взгляде на нее с нежностью и трепетом присоединился бы в душе всякий, – хотя нельзя отрицать, что господин Клетериан с таким же успехом мог бы сказать это и по-немецки.

Кучер, привезший их со станции, человек грубый, неотесанный и не знающий тонкого обхождения, прямо-таки, рот разинул в беспомощной озабоченности, когда коммерсант помогал своей супруге вылезти из экипажа; казалось даже, что оба гнедых, от которых в тихом морозном воздухе поднимался пар, скосив глаза, взволнованно наблюдали за этим опасным предприятием, тревожась за столь хрупкую грацию и столь нежную прелесть.

Как ясно было сказано в письме, которое господин Клетериан предварительно послал с Балтийского побережья главному врачу “Эйнфрида”, молодая женщина страдала болезнью дыхательного горла, – слава богу, дело тут было не в легких! Но если бы даже она страдала болезнью легких все равно эта новая пациентка не могла бы выглядеть прелестнее, благороднее и бесплотнее, чем сейчас, когда она, покойно и устало откинувшись на высокую спинку белого кресла, сидела рядом со своим коренастым супругом и прислушивалась к разговору.

Ее красивые бледные руки, украшенные только простым обручальным кольцом, лежали на коленях, в складках тяжелой и темной суконной юбкиузкий серебристо-серый жакет, с плотным стоячим воротником, был сплошь усеян накладными бархатными узорами. Но от тяжелых и плотных тканей невыразимо нежная, миловидная и хрупкая головка молодой женщины казалась еще более трогательной, милой и неземной. Ее каштановые волосы, стянутые в узел на затылке, были гладко причесаны, и только одна -вьющаяся прядь падала на лоб возле правого виска, где маленькая, странная, болезненная жилка над четко обрисованной бровью нарушала своим бледно-голубым разветвлением ясную Чистоту почти прозрачного лба. Эта голубая жилка у глаза тревожно господствовала над всем тонким овалом лица. Она становилась заметнее, как только женщина начинала говорить; и даже когда она улыбалась, эта жилка придавала ее лицу какое-то напряженное, пожалуй, даже угнетенное выражение, внушавшее смутный страх.

Тонио Крегер. Манн Томас

Тонио Крегер. Новелла (1903)

Тонио Крегер – главное действующее лицо новеллы, одной из первых у Томаса Манна “новелл о художнике”.

Т. К. в двух начальных эпизодах новеллы предстает перед читателем юношей сперва четырнадцати, затем шестнадцати лет. Отпрыск некогда богатого, но неуклонно хиреющего бюргерского семейства (вариация на тему “Будденброков”) в прибалтийском городе, сын ганзейского консула и экстравагантной матери, уроженки романского юга, натуры музыкальной и артистической, он тяготится своей непохожестью на других: необычностью своего “дурацкого” имени (он “предпочел бы называться Генрихом или Вильгельмом”), своей внешностью: вялый мечтательный брюнет, он чувствует себя “отщепенцем” среди белокурых и голубоглазых северян, особенно переживая эту свою неполноценность рядом с другом и одноклассником, стройным, кудрявым, спортивным и поверхностным Гансом Гансеном и обворожительной хохотушкой Ингой Хольм, предметом его робких и безнадежных юношеских воздыханий. Катастрофическая неловкость на уроке танцев, выставившая его на всеобщее, в том числе и Ингино, посмешище, лишь один из виртуозно расставленных автором акцентов, отделяющих Т. К. от остального человечества, здорового, жизнерадостного и заурядного. Эти “знаковые” приметы оттор-гнутости Т. К. находят разъяснение в дальнейших эпизодах новеллы, где герой, уже тридцатилетний писатель, покинувший родной город (старинный род Крегеров пришел в полный упадок, отец его умер, мать после годичного траура вышла замуж за музыканта-итальянца и уехала за ним в “голубые дали”, фамильный дом объявлен к продаже), беседует об искусстве со своей подругой, русской художницей Лизаветой Ивановной. В этих беседах все очевидней выявляется горькая убежденность Т. К. в том, что удел художника предполагает, по сути, отказ от жизни в привычном, “житейском” смысле этого слова,`всецело подчиняя существование творца лишь одной цели – его искусству.

Беда Т. К. как раз в том и состоит, что он не способен принять этот удел без боли, как величайшее отличие, а продолжает мечтать о простейших мирских радостях заурядной жизни, за что бескомпромиссная Лизавета и обзывает его “заблудшим бюргером”. Последний поворот сюжета завершает болезненную, во многом глубоко личную и выстраданную автором тему по принципу музыкального контрапункта, где внешняя и событийная достоверность описываемого таит в себе символическую многозначность деталей: снова оказавшись в родном городе, Т. К. посещает отчий дом и едва его узнает – в знакомых с детства комнатах разместилась народная библиотека, литература как бы съела его прошлое. Самого его на родине тоже не признают и чуть не арестовывают, приняв за давно разыскиваемого афериста.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://lib.rin.ru/cgi-bin/index.pl

Похожие работы

. ». Мы кратко рассмотрели основные теоретические сведения о вертикальном контексте художественного произведения. Теперь можно перейти непосредственно к анализу вертикального контекста новелл Томаса Манна «Тристан» и «Тонио Крегер». 2. Анализ вертикального контекста новелл «Тристан» и «Тонио Крегер». Анализ вертикального контекста целесообразно было бы начать с новеллы «Тристан», так .

. , зафиксированных в Веймарской конституции. С этого момента Манн-художник и Манн-публицист постепенно становится на противоположный прежнему идеологический путь. Ведя речь о философских основах в публицистике Т. Манна, о его духовном перерождении и полном в дальнейшем отказе от шопенгауэровского пессимизма и ницшевской философии будущего, невозможно не упомянуть имя другого деятеля культуры и .

. работ, посвященных Манну, но не было изучено построение его произведений, его связь с реальными событиями и элементами. Цель данной работы – изучить реалистические элементы в «Будденброках» Томаса Манна. Задачи: 1. выявить время и место написания произведения, 2. изучить события, происходившие в Германии во время написания произведения, 3. исследовать реалистические элементы (место, время .

. поставив біологічні потреби людини над соціальними. У Росії фрейдизм не мав популярності і став предметом різкої критики та полеміки. На відміну від західних філософів російські мислителі початку: 19 століття розвивали гуманістичну традицію в розумінні природи кохання і, звертаючись до потаємних питань статі, пов’язували сексуальну енергію людини не тільки з продовженням роду, але і з розумінням .