Саша и Шура – краткое содержание повести Алексина

Анатолий Алексин – Саша и Шура

Анатолий Алексин – Саша и Шура краткое содержание

Саша и Шура читать онлайн бесплатно

«НЕ ЗАБУДЬ ПРО САМОЕ ГЛАВНОЕ!»

Всю свою сознательную жизнь я мечтал ездить и путешествовать.

Помню, например, когда я был еще совсем маленьким, я каждый день ездил с бабушкой на трамвае в детский сад. Тогда я мечтал стать вагоновожатым. Дома я вытаскивал на середину комнаты старый деревянный чемодан и ставил его «на попа». Это был электромотор. Сам я усаживался на табуретке перед чемоданом и три часа подряд вертел ручку от мясорубки. На «поворотах» я постукивал чайной ложечкой по дну старой, закопченной алюминиевой кастрюльки — давал звонки. «Лезут под самые колеса! Жизнь, что ли, надоела?» — бормотал я себе под нос. Я слышал, что так именно ругаются вагоновожатые.

За моей спиной были расставлены стулья. На самом последнем стуле всегда сидела бабушка с кожаной авоськой на груди (я приспособил к сумке веревочные тесемки). Бабушка была одновременно и кондуктором и контролером.

Но только иногда бабушка засыпала, уронив голову на авоську, — наверное, уставала от длинного пути. И тогда я вместо нее шепотом объявлял остановки и шепотом кричал на пассажиров: «Ну, что остановились? Проходите вперед, там люди на подножке висят!» Но на самом деле в моем вагоне был только один взаправдашний пассажир — черный кот по имени Паразит. Это бабушка его так назвала за то, что он однажды съел целую миску куриных котлет. Больше кот никогда ничего не таскал, а имя за ним так и осталось. Только называли мы его не как-нибудь грубо, а, наоборот, очень даже ласково: Паразитиком или даже Паразитушкой.

Наш черный кот не был знаком с правилами уличного движения — он то и дело выпрыгивал из вагона на полном ходу. Я резко тормозил, бабушка штрафовала Паразита. Но это на него нисколько не действовало, и он снова выпрыгивал на ходу, не понимая, что рискует жизнью.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды, в воскресенье, мы с мамой не поехали в Химки. Там я первый раз увидел большие, какие-то очень важные и неторопливые пароходы — и сразу захотел стать капитаном дальнего плавания.

Стулья расставлялись по-прежнему, но сам я залезал в перевернутую вверх ножками табуретку, которую ставил на обеденный стол. Это был капитанский мостик. Паразит даже в самые сильные штормы смело выпрыгивал за борт. А я с мостика бросал ему надутую велосипедную шину — это был спасательный круг.

Но больше всего я мечтал поехать куда-нибудь далеко-далеко, без мамы, без папы и вообще без взрослых. Чтобы никто не говорил мне, что пить воду из бачка опасно (а вдруг недокипела!), стоять у открытого окна рискованно (вдруг искра от паровоза в глаз попадет!), а переходить на ходу из вагона в вагон просто-таки смертельно. И чтобы я мог, как Паразит, бегать и выпрыгивать куда и как захочу.

Прошло много лет… И вот наконец моя мечта сбылась! Я поехал один, да еще на поезде, да еще на все лето, и не куда-нибудь на дачу, а далеко — в другой город, к маминому папе, то есть к моему дедушке.

Правда, мама попыталась с самого начала все испортить. Она как вошла в вагон, так сразу тяжело вздохнула, словно у нее горе какое-нибудь случилось:

— Вот приходится сына одного отправлять. Может, возьмете над ним шефство, товарищи?

У окна, спиной к двери, стоял военный. Он был невысокого роста, но такой широкоплечий, что загораживал все окно, и мы сперва даже не могли увидеть бабушку, которая стояла на перроне и тихонько помахивала нам одной только ладошкой.

Услышав мамины слова, военный обернулся, и я увидел, что это подполковник-артиллерист. Подполковник оглядел меня так внимательно, что мне сразу захотелось поправить пояс и пригладить волосы.

— А что ж над ним шефствовать? — удивился он. — Взрослый, вполне самостоятельный парень!

“Какой замечательный человек! — подумал я. — Настоящий боевой офицер! Вот, наверное, сейчас скажет: «Да я в его годы…» Но подполковник ничего про себя «в мои годы» не вспомнил, а снова отвернулся к окну.

И тут же я понял, что не одни только хорошие и сознательные люди на свете живут.

На нижней полке полулежала толстая-претолстая, или, как говорят, полная, женщина, с бледным, очень жалостливым лицом. Но я уж заметил: бывают такие жалостливые люди, на которых только взглянешь — и сразу не захочется, чтобы они тебя жалели или делали тебе что-нибудь доброе. Женщина лежала с таким видом, как будто весь вагон был ее собственной квартирой и она уже очень-очень давно жила в этой квартире. А вокруг было полно всякой еды, завернутой в бумагу и засунутой в баночки, как бывает у нас на кухне перед Новым годом.

В уголке сидел мальчик с таким же точно бледным и жалостливым лицом, только очень худенький. На голове у него была бескозырка с надписью «Витязь». А ноги его были накрыты пледом, на котором в страшных позах застыли огромные желтые львы.

Полная женщина — ее звали Ангелиной Семеновной — приподнялась и схватила маму за руку:

— Ах, мужчины этого не понимают! Конечно, я присмотрю за ребенком! (Так прямо и сказала — «за ребенком»!) Я его познакомлю со своим Веником.

Я подумал: «Бывают же такие имена: „Веник“. Еще бы метелкой назвали!» — и засмеялся.

— Вот видите, как он доволен! — воскликнула Ангелина Семеновна. — Меня все дети любят, просто обожают!

Подполковник отвернулся от окна и удивленно взглянул на меня, точно хотел спросить: «Неужели вы и в самом деле так уж ее любите?» За всех детей я отвечать не мог, но мне лично Ангелина Семеновна не очень понравилась. И вообще я не понимал, как можно про самого себя сказать: «Меня все обожают».

Оказалось, что Ангелина Семеновна и Веник тоже ехали в Белогорск, но каким-то «диким способом». Что это значит, я тогда не понял. Мне сразу вспомнилась школа, потому что математик Герасим Кузьмич часто нам говорил:

«Задача простая, а вы решаете ее каким-то диким способом».

— Мы — дикари! — сказала Ангелина Семеновна. — А это, — она нежно наклонилась к Венику, — мой маленький дикареныш. Хочу залить его сметаной и молоком.

Мне представилось, как бледный «витязь», по имени Веник, барахтается в сметане и молоке и пускает белые, жирные пузыри. Я снова засмеялся.

— Вы оставляете своего сына в прекрасном настроении, — заявила Ангелина Семеновна. — Он среди родных людей!

Но мама перед уходом все-таки обратилась к подполковнику:

— Вы уж тоже присмотрите, пожалуйста, за моим Сашей. Ладно?

Подполковник кивнул — и она перестала сутулиться, словно у нее гора с плеч упала.

Потом мама пожелала всем счастливого пути, поцеловала меня и пошла на перрон, к бабушке.

На перроне она сложила ладони рупором и крикнула:

— Не забудь про самое главное! Не забудь. И, разрушив свой рупор, погрозила мне пальцем. Подполковник, тоже глядевший в окно, конечно, ничего не понял.

А я все понял — и у меня сразу испортилось настроение.

КАК Я ЛЕТОМ ДВОЙКУ ПОЛУЧИЛ

Лишь только тронулся поезд, Ангелина Семеновна сейчас же начала «шефствовать» надо мной.

Прежде всего она попросила, чтобы я уступил ее Венику свою нижнюю полку.

— Он у меня очень болезненный мальчик, ему наверх карабкаться трудно, — сказала Ангелина Семеновна.

— Альпинизмом надо заниматься, — усмехнулся подполковник, которого звали Андреем Никитичем.

— Веник обойдется без посторонних советов. У него есть мама! — отрезала Ангелина Семеновна. Она вообще косо поглядывала на Андрея Никитича.

А я, конечно, с удовольствием уступил нижнюю полку, потому что ехать наверху куда интересней: и на руках можно подтягиваться и в окно смотреть удобней.

Но это было только начало.

Ангелина Семеновна очень точно знала, на какой станции что должны продавать: где яички, где жареных гусей, а где — варенец и сметану. На первой же большой остановке она попросила меня сбегать на рынок, который был тут же, возле перрона.

«И так уж продуктовый магазин в вагоне устроила! — подумал я. — Куда же еще. » Мне очень хотелось побегать вдоль вагонов, добраться до паровоза, посмотреть станцию, но пришлось идти на рынок. Сама Ангелина Семеновна командовала мной сквозь узкую щель в окне: “Вон там продают куру! (Она почему-то называла курицу курой.) Спроси, почем кура… Ах, очень дорого.

А вон там огурцы! Спроси, почем… Нет, это невозможно!” В результате я так ничего и не купил. Но Ангелина Семеновна объяснила мне, что для нее, оказывается, самое интересное — не покупать, а прицениваться.

То же самое было и на второй большой остановке. А на третьей я не стал спрыгивать вниз, нарочно повернулся носом к стенке и тихонько захрапел. Но Ангелина Семеновна тут же растолкала меня. Она сказала, что спать днем очень вредно, потому что я не буду спать ночью, а это отразится на моем здоровье, за которое она отвечает перед мамой, — и поэтому я должен сейчас же бежать на станцию за варенцом.

— Вы просто эксплуатируете детский труд, — не то в шутку, не то всерьез заметил Андрей Никитич. — Послали бы своего Веника. Ему полезно погулять на ветерке — вон какой бледный!

Рецензии на книгу « Саша и Шура »

Анатолий Алексин

Год издания:1965
Издательство:Ленинград “Детская литература”
Язык:Русский

Вам, наверное, будет интересно узнать, как московский школьник Шура, приехав на лето в город Белогорск и имея переэкзаменовку по русскому языку, вдруг сам превратился в… учителя. И о том, как Шура и его белогорский друг Саша помогали спасать одного очень хорошего человека. И ещё о том, как на следующий год Шура вновь отправился в Белогорск, получив телеграмму всего из двух слов: «Приезжай немедленно!» Зачем его так срочно вызывали? Для очень важных, увлекательных и весёлых дел. А для каких именно — об этом вы узнаете, когда прочтёте книгу.
Рисунки Б. Винокурова.

Лучшая рецензия на книгу

В детстве читал пять повестей этого замечательного автора и решил продолжить знакомство с его книгами сейчас, тем более они есть на моих книжных полках.
Выбор пал на данную повесть, описывающую летние каникулы двенадцатилетнего паренька, который приезжает из Москвы в Белогорск, если я правильно понял, то это город в Крыму и оказывается вовлечён в деятельность местных пионеров, которые не только помогают старшим и проявляют личную инициативу, но и купаются на речке Белогорке, плавают на самодельном плоту и подтягивают друг друга в учёбе, совмещая приятное с полезным.
Действие книги разворачивается в конце 50х, когда народ немного отошёл от сталинских репрессий и настроился на счастливое будущее. Конечно и в то время советская власть была достаточно жестокой, но чем ближе к перестройке, тем слабее это ощущалось.
Вернёмся к героям произведения. Кроме детей, есть колоритные взрослые персонажи, например: дедушка главного героя, наверное лучший в городе врач, раз все обращаются к нему, а не в поликлинику, который Пётр, но все зовут его Антон, а почему? Прочтите книгу и узнаете!
Современному читателю, некоторые моменты могут показаться наивными, такие как: автобус без кондуктора, где пассажиры сами оплачивают и отрывают билеты, кинотеатр без кассира, где всё держится на честности зрителей, в наше время сложно поверить, что все пассажиры и зрители, зная, что можно войти бесплатно, всё таки заплатят.
Единственное, что разочаровало в книге, так это концовка второй части, во многих произведениях автора замечал нечто подобное, всегда конец разочаровывает, только в книгах про Алика Деткина и Севу Котлова концовка порадовала.
Строго говоря, это не одна, а целых две повести, в которых описываются два лета, следующих одно за другим и первая повесть намного лучше второй, хотя, у каждого читателя своё мнение!
Читайте детские книги в любом возрасте, ведь в каждом из нас живёт Питер Пэн, мальчик, который не хочет быть взрослым, конечно это может быть и девочка, тогда логичнее назвать её Венди, но чтобы сохранить в себе детство, читайте книги для детей!

Прочитано в рамках книгоигры “Клуба Поклонников Детской Литературы и “Борьба с долгостроем”

В детстве читал пять повестей этого замечательного автора и решил продолжить знакомство с его книгами сейчас, тем более они есть на моих книжных полках.
Выбор пал на данную повесть, описывающую летние каникулы двенадцатилетнего паренька, который приезжает из Москвы в Белогорск, если я правильно понял, то это город в Крыму и оказывается вовлечён в деятельность местных пионеров, которые не только помогают старшим и проявляют личную инициативу, но и купаются на речке Белогорке, плавают на самодельном плоту и подтягивают друг друга в учёбе, совмещая приятное с полезным.
Действие книги разворачивается в конце 50х, когда народ немного отошёл от сталинских репрессий и настроился на счастливое будущее. Конечно и в то время советская власть была достаточно жестокой, но чем ближе к перестройке,… Развернуть

Саша и Шура — Анатолий Алексин, повесть

В книге рассказывается о мальчике по имени Саша. Саша мечтал о путешествиях в дальние страны и города. Больше всего он хотел уехать куда-нибудь без матери и отца. Для Саши было в тягость, когда кто – то ему запрещал и указывал что делать. Например, нельзя пить воду из бачка, смотреть из окна с высоты, или переходить улицу в неположенном месте опасно для жизни.

И в один день мечта Саши о самостоятельной поездке сбылась. Сашу мама решила отправить к его дедушке в другой город. При отъезде его мать хотела все испортить и попросила соседа по вагону присмотреть за Сашей. Соседями по вагону были подполковник на пенсии Андрей Никитич, толстая женщина Ангелина Семеновна и ее сын Веник. При знакомстве Саша посмеялся над именем мальчика и сравнил его с метелкой. Ангелина Семеновна вела себя так, будто находится у себя дома, а не в вагоне. Она обещала маме, что позаботится о Саше. После отъезда с перрона Ангелина Семеновна попросила Сашу уступить свое место ее Венику. Поскольку Веник не мог забраться на вторую полку. На следующей станции она отправила Сашу на рынок за курицей. Узнав о дорогих ценах, мальчик ничего не купил. На последующей остановке поезда подполковник выразил недовольство этой женщине. Поскольку она пользовалась Сашей. По ее словам, она не могла отправлять с поручением Веника. Поскольку у мальчика было слабое здоровье. Андрей Никитич и Ангелина Семеновна поругались из-за Веника.

Чтобы скоротать время Саша и Андрей Никитич играли в шахматы. При игре Саша все время проигрывал. Во время игры Андрей Никитич пожаловался на больное сердце и сказал, что едет лечиться. Саша подумал, зачем лечиться такому большому человеку.

Прошло время и наконец Саша доехал до нужного места. Спустился с поезда и смотрел по сторонам. После вспомнил, как мама ему нарисовала путь до дома дедушки на бумаге. Думая о жизненных рассуждениях мальчик прошел половину пути. И так потихоньку дошёл до дома, где живет дедушка. Дедушка работал врачом и не смог приехать на станцию.

Итак, Саша провел веселое время в доме у дедушки, нашел новых друзей. При этом не забывал повторять правила школьной программы.

Поделитесь своим мнением об этой книге, напишите рецензию!

Рецензии читателей

Начать эту рецензию хочется со своего отношения к этому автору. Так вот я и ненавижу, и люблю всей душой Анатолия Алексина. Ненавижу, за способность книг этого автора быть тяжелыми в эмоциональном плане (во всяком случае для меня). А люблю за то, как он легко в своих детских книгах поднимает вопросы, которыми и взрослые задаются в своей жизни.

Читайте также:  Очень страшная история – краткое содержание повести Алексина

Так вот это книга не стала исключением из этого правила. Она и легкая, и душевная, но в то же время эта книга не отпускает ни на минуту во время прочтения и даже после него. Ты всегда выносишь что-то из книг А. Алексина, а именно то, что меняет тебя навсегда.

И для меня это очень важно. Я всегда возвращаюсь к книгам этого автора. Главное после книг этого автора(во всяком случае для меня) это не забывать те чувства, те эмоции, которые вызвала эта книга во время прочтения и после.

Начать эту рецензию хочется со своего отношения к этому автору. Так вот я и ненавижу, и люблю всей душой Анатолия Алексина. Ненавижу, за способность книг этого автора быть тяжелыми в эмоциональном плане (во всяком случае для меня). А люблю за то, как он легко в своих детских книгах поднимает вопросы, которыми и взрослые задаются в своей жизни.

Так вот это книга не стала исключением из этого правила. Она и легкая, и душевная, но в то же время эта книга не отпускает ни на минуту во время прочтения и даже после него. Ты всегда выносишь что-то из книг А. Алексина, а именно то, что меняет тебя навсегда.

И для меня это очень важно. Я всегда возвращаюсь к книгам этого автора. Главное после книг этого автора(во всяком случае для меня) это не забывать те чувства, те эмоции, которые вызвала эта… Развернуть

Бывают такие книги, в которые влюбляешься глубоко и искренне с первых строк.
Бывают такие авторы, которых читаешь-перечитываешь вне зависимости от возраста.
Бывают такие произведения, в которых в нескольких десятках- паре сотен страниц умещается жизнь, настроение и характер.

“Саша и Шура” – как раз-таки одна из тех самых Пяти веселых повестей , которая как и остальные четыре, объединяет в себе все выше перечисленные качества. С самого моего детства Анатолий Алексин стал моим любимым писателем – его стиль, сюжеты обрекли меня на многоразовые перечитывания его произведений, столь многогранных и совершенно разных: достаточно вспомнить и печальную Безумную Евдокию , и особо любимый мной Раздел имущества , и В тылу как в тылу , и поразительно противоположные развеселые похождения Севы Котлова , и поучительное Говорит седьмой этаж , и, конечно же, Сашу с Шурой, о которых пойдет речь.

Приключения двух моих тезок происходят в два этапа с перерывом на учебные сезоны – два лета подряд Шурка (бывший Саша: историю переименования лучше узнавать самостоятельно) приезжает в милый курортный городок Белогорск, откуда родом его мама, к своему дедушке. Самые теплые месяцы на протяжении двух лет мальчишка проводит со своими сверстниками: местным заводилой (в положительном смысле) Сашей, его двоюродной сестрой Липучкой (“Олимпиадой – наградил же Бог именем:)”) и Веником (еще один прекрасный случай “удачного” сокращения имени Вениамин). Все действия ребят пронизаны добрыми намерениями, даже ошибаясь, они всегда действуют с хорошим умыслом, из лучших побуждений, в этих начинаниях, конечно, не обходится дело и без взрослых – в первую очередь, отзывчивого доктора Петра-Антона, без мужественного и Настоящего Андрея Никитича, без бабушки белогорского Сашки – тети Клани, отдельную ипостась (даже не место) отвоевала себе бесполезная по сути, но до ужаса уморительная Ангелина Семеновна (кстати, перечитывая сейчас, я осознала, почему недолюбливаю это имя – мадам-персонаж мне якорь такой создала отрицательный:)). Остановлюсь чуть подробнее на самых ярких персонажах.

Шура (он же Саша) – однозначно еще не сформировавшаяся личность: не обладает умением отстаивать свои интересы (это хорошо еще, что ему не попалась “плохая компания”), латентно стремится к лидерству, сам того не осознавая (довольно часто у него мелькало желание быть признанным окружающими, как неповторимый в своей инициативе, да и “остальных выделяют по качествам, а меня нет. “).
Саша – лидер по натуре и по призванию, мальчишка умный и справедливый, ни за что не предаст и не наябедничает, но всегда сделает все, чтобы справедливость восторжествовала, искренне рад за удачи других и в любом случае готов признать свои ошибки.
Липучка – веселушка, разбавительница мужской компании повести).
Веник – интеллигентнейшее “чудо в перьях” (ну а каким ему еще остается быть с такой-то мамашей:)), начитанный, воспитанный, но уже со стержнем в характере.
Дедушка Петр (Антон) – молодой душой и повадками, справедливый и очень добрый, альтруистичный старичок.
Андрей Никитич – пример для подражания, настоящий мужчина, мужественный и честный, строгий, но понимающий.
Ангелина Семеновна – уматная ипохондричка, смешащая всех вокруг наседка, трясущаяся над своим сынишкой (напомню, это так Венику не свезло), которая при этом олицетворяет негативные черты в этой повести (вредность, чуток высокомерия, эгоизма и беспричинного возмущения).

Все, кто читает сейчас мою рецензию, если вам хоть в какой-то мере конгруэнтны автор, жанр, стиль, тема этого произведения – прочтите! Хотя бы ради смеха над забавными случаями их жизни белогорцев и “дикарей” – случаи с переэкзаменовкой, утопление Веника (в 1-й части) и Шуры (во 2-й), вечные эпические приколы Ангелины Семеновны, обучение Сашки Сашкой и мн.др., или ради жизненных перипетий, где все же справедливость и добрые помыслы побеждают – соревнования Белогорска с Песчанском, “ЧОС” и приручение *бешеного Шпица Бергена*. И хотя несмотря на нить веселья, пронизывающую повесть, в ее финале все же сквозит нотка грусти и боли, – история Саши в Белогорске стоит затраченного на ее прочтение времени! Финальная печаль – это так жизненно, так просто и привычно. Наверное, именно благодаря искренности и реальности произведений Анатолия Алексина я и продолжаю нежно любить его повести и рассказы.

Бывают такие книги, в которые влюбляешься глубоко и искренне с первых строк.
Бывают такие авторы, которых читаешь-перечитываешь вне зависимости от возраста.
Бывают такие произведения, в которых в нескольких десятках- паре сотен страниц умещается жизнь, настроение и характер.

“Саша и Шура” – как раз-таки одна из тех самых Пяти веселых повестей , которая как и остальные четыре, объединяет в себе все выше перечисленные качества. С самого моего детства Анатолий Алексин стал моим любимым писателем – его стиль, сюжеты обрекли меня на многоразовые перечитывания его произведений, столь многогранных и совершенно разных: достаточно вспомнить и печальную Безумную Евдокию , и особо любимый мной Раздел имущества , и В тылу как в тылу , и поразительно противоположные развеселые похождения Севы… Развернуть

Саша и Шура – краткое содержание повести Алексина

Лишь только тронулся поезд, Ангелина Семеновна сейчас же начала «шефствовать» надо мной.

Прежде всего она попросила, чтобы я уступил ее Венику свою нижнюю полку.

— Он у меня очень болезненный мальчик, ему наверх карабкаться трудно, — сказала Ангелина Семеновна.

— Альпинизмом надо заниматься, — усмехнулся подполковник, которого звали Андреем Никитичем.

— Веник обойдется без посторонних советов. У него есть мама! — отрезала Ангелина Семеновна. Она вообще косо поглядывала на Андрея Никитича.

А я, конечно, с удовольствием уступил нижнюю полку, потому что ехать наверху куда интересней: и на руках можно подтягиваться и в окно смотреть удобней.

Но это было только начало.

Ангелина Семеновна очень точно знала, на какой станции что должны продавать: где яички, где жареных гусей, а где — варенец и сметану. На первой же большой остановке она попросила меня сбегать на рынок, который был тут же, возле перрона.

«И так уж продуктовый магазин в вагоне устроила! — подумал я. — Куда же еще. » Мне очень хотелось побегать вдоль вагонов, добраться до паровоза, посмотреть станцию, но пришлось идти на рынок. Сама Ангелина Семеновна командовала мной сквозь узкую щель в окне: “Вон там продают куру! (Она почему-то называла курицу курой.) Спроси, почем кура… Ах, очень дорого.

А вон там огурцы! Спроси, почем… Нет, это невозможно!” В результате я так ничего и не купил. Но Ангелина Семеновна объяснила мне, что для нее, оказывается, самое интересное — не покупать, а прицениваться.

То же самое было и на второй большой остановке. А на третьей я не стал спрыгивать вниз, нарочно повернулся носом к стенке и тихонько захрапел. Но Ангелина Семеновна тут же растолкала меня. Она сказала, что спать днем очень вредно, потому что я не буду спать ночью, а это отразится на моем здоровье, за которое она отвечает перед мамой, — и поэтому я должен сейчас же бежать на станцию за варенцом.

— Вы просто эксплуатируете детский труд, — не то в шутку, не то всерьез заметил Андрей Никитич. — Послали бы своего Веника. Ему полезно погулять на ветерке — вон какой бледный!

Ангелина Семеновна очень разозлилась.

— Да, Веник болезненный мальчик! — сказала она так, будто гордилась его болезнями. — Но зато он отличник, зато прочитал всю мировую литературу! Он даже меня иногда ставит в тупик.

— А за что это «зато» он отличник? — спросил Андрей Никитич своим спокойным и чуть-чуть насмешливым голосом. — Можно подумать, что одни только хлюпики похвальные грамоты получают. Вот Саша, наверное, тоже хорошо учится.

При этих словах у меня как-то неприятно засосало в том самом месте, которое называют «под ложечкой».

— И у меня племянник тоже отличник, — продолжал Андрей Никитич, — а такие гири поднимает, что мне никогда не поднять.

— Ну, Веник циркачом быть не собирается! — заявила Ангелина Семеновна. И сама поплелась на станцию.

С тех пор она больше не разговаривала с Андреем Никитичем. Да и со мной тоже. Ко мне она обращалась только в самых необходимых случаях. Например, говорила: «Мне нужно переодеться». И мы с Андреем Никитичем оба выходили в коридор.

Он тоже, как и Ангелина Семеновна, хорошо изучил наш путь и знал, казалось, каждую станцию. Но только совсем по-другому.

— Видишь кирпичную коробку? — спрашивал он. — Это консервный завод. Сома в томате любишь? Так вот здесь, на той вон речке, что за станцией, этого ленивого сома в сети загоняют, а потом уж в томат и в банку. А вон там, за поворотом, большущий совхоз. Животноводческий. Когда в самолете летишь, кажется, что облака с неба вниз спустились и ползают по земле. А на самом деле это белые овцы. Стадо овец!

Андрей Никитич ехал в гости к брату.

— Врачи советуют лечиться, в санаторий ехать, — сказал он. — А я на охоту да на рыбалку больше надеюсь. Вот и еду…

Я как услышал, что Андрею Никитичу надо лечиться, так ушам своим не поверил. Зачем, думаю, такому силачу лечиться? Ведь он в два счета справился с окном, которое, как говорили проводники, «заело» и которое они никак не могли открыть.

Он заметил мое удивление и сказал:

— Да, облицовка-то вроде новая, не обносилась еще, а мотор капитального ремонта требует.

— Какой мотор? — удивился я. Андрей Никитич похлопал себя по боковому карману — и я понял, что у него больное сердце.

— Если не вылечусь, перечеркнут мои боевые погоны серебряной лычкой — и в отставку. А не хочется мне, Сашенька, в отставку, очень не хочется…

Андрей Никитич заходил по коридору. Шаги у него вдруг стали медленные и тяжелые-тяжелые, как будто он на протезах ходил.

Потом он остановился возле окна, погрузил все десять пальцев в свои густые, волнистые волосы и стал изо всей силы ерошить их, словно грустные мысли отгонял.

— А ведь я на следующей станции за Белогорском вылезаю, — сказал Андрей Никитич. — Выходит, соседями будем. Я очень обрадовался:

— Приходите к нам в гости! А? Вам ведь, наверное, гулять полезно? И дедушка как раз доктор…

Я достал нарисованный мамой план городка. Там была и дорога, которая вела от станции к дедушкиному домику. Это мама для меня нарисовала, чтобы я не заблудился. Андрей Никитич долго разглядывал план и чего-то ухмылялся про себя.

— Ладно, — говорит, — как-нибудь нагряну.

Вечером Андрей Никитич достал из бокового кармана кителя маленькие, как будто игрушечные, походные шахматы, и мы стали сражаться. Я не выиграл ни одной партии. Но Андрей Никитич не предлагал мне фору, не давал ходов назад и долго обдумывал каждый ход. Мне это очень нравилось, и я сдавался с таким радостным видом, что Венику издали, наверное, казалось, будто я все время одерживаю самые блистательные победы.

Венику тоже захотелось сыграть в шахматы. Но я заметил, как Ангелина Семеновна наступила ему на ногу, он испуганно заморгал глазами и уткнулся в книгу.

А ночью я вдруг проснулся оттого, что вспыхнул верхний, синий свет. Я приоткрыл глаза и увидел, что Андрей Никитич ищет что-то в боковом кармане кителя, который висел у него над головой на гнутой алюминиевой вешалке.

Наконец он вытащил из кармана кусочек сахару. От синей лампы и белоснежный сахар, и серебристая вешалка, и зеленый китель, и лицо Андрея Никитича — все казалось синим.

«Проголодался он, что ли? — удивился я. — Вот странно: взрослый, а сладкое любит. В боевом кителе сахар таскает!» Но тут я увидел, что Андрей Никитич достал из-под подушки маленький пузырек, стал капать из него на сахар и шевелить губами — отсчитывать капли. Потом он спрятал пузырек обратно под подушку, а сахар положил в рот — и вдруг тяжело задышал. Я вспомнил, что так же вот принимала лекарства моя бабушка, когда у нее, как она говорила,

Я свесился с полки и тут только разглядел, что лицо у Андрея Никитича было очень бледное (издали-то мне синяя лампа мешала разглядеть), а на лбу выступили крупные капли.

— Андрей Никитич, вам плохо? — тихонько прошептал я. — Может, нужно что-нибудь?

— Нет-нет… Ничего не нужно, — шепотом ответил он и через силу улыбнулся.

— Спи… Тебе ведь завтра вставать рано.

Я потушил синюю лампу, но долго еще не решался уснуть: а вдруг Андрею Никитичу станет плохо и нужна будет срочная помощь? Чтобы не слипались глаза, я стал глядеть в окно.

А за окном медленно просыпалось утро. Понизу стелился белый туман, а поверху — такие же белые клубы от паровоза. Между этими дымками, как на длинном-предлинном экране, проносились поля, деревни, неровные, словно с отбитыми краями, голубые блюдца озер…

Так незаметно я и заснул.

Разбудил меня Андрей Никитич. Вид у него был самый бравый, лицо было чисто выбрито и очень приятно пахло одеколоном и чем-то еще. Мне показалось, что это запах свежей студеной воды. Это ведь только говорят, что вода не имеет запаха, а на самом деле имеет, и даже очень приятный.

Внизу в полной боевой готовности, окруженная своими бесчисленными чемоданами, узелками и сумками, восседала Ангелина Семеновна. А Веник читал книгу, тихо забившись в угол скамейки.

Он вообще всю дорогу читал. А говорил очень мало и все какими-то мудреными фразами. Например, вместо «хочу есть» он говорил «я проголодался», а вместо «хочу спать» — «меня что-то клонит ко сну».

Я быстро собрал свои вещички в маленький чемодан, который у нас дома называли «командировочным», потому что папа всегда ездил с ним в командировки. Мы с Андреем Никитичем вышли в коридор. И тут я, помню, тяжело вздохнул. И вагон наш, сбавляя скорость, тоже тяжело вздохнул, словно ему не хотелось отпускать меня.

Я вообще заметил, что в поезде как-то часто меняется настроение. Вот, например, в первые часы пути мне все казалось очень интересным, просто необычайным: и стук колес где-то совсем близко, прямо под ногами; и настольная лампа, похожая на перевернутое ведерко; и лес за окном, то подбегающий к самому поезду, то убегающий от него… Но уже очень скоро меня стало разбирать любопытство: а какой из себя этот самый Белогорск? А как я там жить буду? И уже хотелось, чтобы поскорее замолчали колеса и поскорее я добрался до дедушки. А вот сейчас мне стало грустно… Я успел привыкнуть ко всему в вагоне, особенно к Андрею Никитичу, и очень не хотел с ним расставаться.

Читайте также:  А тем временем где-то – краткое содержание повести Алексина

Послушные паровозному гудку, тронулись и поплыли вагоны. Андрей Никитич стоял у окна и махал фуражкой. Он махал мне одному. Я это знал. Знала это и Ангелина Семеновна, поэтому она демонстративно повернулась к поезду спиной и стала рыться в своем синем мешочке, похожем на те мешки, в которых девчонки сдают галоши в раздевалку, только чуть поменьше. Ангелина Семеновна прятала этот мешочек под кофтой.

Сперва она вытащила какую-то большую бумажку, сделала испуганное лицо и спрятала деньги обратно. Потом вынула бумажку поменьше и снова испугалась.

Наконец вытянула совсем маленькую и стала размахивать этой бумажкой с таким видом, будто клад в руке держала. Скоро к ней подъехала телега. Возчик, небритый дяденька с папироской за ухом, оглядывался по сторонам так, словно украл что-нибудь. И лошаденка тоже испуганно косила своими большими лиловыми глазами.

— Только поскорше, гражданочка, — сказал возчик. — Поскорше, пожалста.

Казалось, он так торопится, что нарочно сокращает и коверкает слова. И еще мне показалось, что все слова, которые он произносил, состояли из одной только буквы “о”.

Ангелина Семеновна «поскорше» никак не могла. Она очень долго устраивалась в телеге. Сперва размещала вещи так, чтобы ничего не упало, не разбилось и не запачкалось. Потом долго усаживала Веника — так, чтобы его не очень растрясло и чтобы ноги в колесо не попали.

Усевшись сзади, она догадалась наконец спросить, к кому я приехал. А услышав, что я приехал к дедушке и что дедушка мой доктор, она снова соскочила на землю, за что возчик обозвал ее «несознательной гражданочкой».

— У тебя здесь дедушка? — воскликнула Ангелина Семеновна. — Так это же чудесно! Садись к нам! Поедем вместе. Может быть, у него комната для нас найдется, а? И Веник будет под наблюдением — он ведь такой болезненный мальчик. Будем жить одной семьей!

Я вовсе не собирался жить с Ангелиной Семеновной «одной семьей» и поэтому сказал, что у дедушки всего одна и очень маленькая комнатка, хотя на самом деле понятия не имел, какая у него квартира. Ангелина Семеновна залезла обратно в телегу, возчик хлестнул свою лошаденку — заскрипели колеса, и ноги Ангелины Семеновны заколотились о деревянную грядку телеги.

Я огляделся по сторонам. За станцией и по обе стороны от нее была глубокая-глубокая, вся в солнечных окнах, березовая роща. Воздух был какой-то особенный — свежий, будто только что пролился на землю шумный и светлый летний дождь. Возле реки всегда бывает такой воздух. Но самой реки не было видно: она пряталась за рощей.

От всей этой красоты я так расчувствовался, что даже забыл придерживать пальцем крышку своего «командировочного» чемодана, как наказывала мне мама.

Чемодан раскрылся — и что-то глухо шлепнулось на траву. Я нагнулся и увидел, что это книжка, а вернее сказать — учебник. Да, учебник русского языка, грамматика. Я вспомнил про то самое, «самое главное», о чем кричала с перрона мама, — воздух сразу перестал казаться мне каким-то особенным, да и березы выглядели не лучше подмосковных.

Я мрачно опустил чемодан на траву и положил учебник обратно. Потом достал нарисованный мамой план пути, развернул его. Развернул — и вдруг почувствовал, что лицу моему нестерпимо жарко, хоть утренние лучи еще только светили, но почти не грели. В левом углу листа моей рукой большими печатными буквами было выведено: «МОРШРУТ ПУТИ. КАК ИДТИ К ДЕДУШКИ». Чей-то решительный красный карандаш перечеркнул букву “о” в слове «моршрут», букву “и” в слове «дедушки» и написал сверху жирные “а” и “е”. А чуть пониже стояла красная двойка, с какой-то очень ехидной закорючкой на конце.

Кто это сделал? Я сразу понял кто. И мне стало еще жарче. Но почему же он так приветливо махал мне из окна фуражкой? Почему? Догнать поезд я уже не мог. Да и не догонять нужно было поезд, а бежать от него в другую сторону, чтобы не встретиться с Андреем Никитичем.

Анатолий Алексин – Саша и Шура

99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.

Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.

Описание книги “Саша и Шура”

Описание и краткое содержание “Саша и Шура” читать бесплатно онлайн.

«НЕ ЗАБУДЬ ПРО САМОЕ ГЛАВНОЕ!»

Всю свою сознательную жизнь я мечтал ездить и путешествовать.

Помню, например, когда я был еще совсем маленьким, я каждый день ездил с бабушкой на трамвае в детский сад. Тогда я мечтал стать вагоновожатым. Дома я вытаскивал на середину комнаты старый деревянный чемодан и ставил его «на попа». Это был электромотор. Сам я усаживался на табуретке перед чемоданом и три часа подряд вертел ручку от мясорубки. На «поворотах» я постукивал чайной ложечкой по дну старой, закопченной алюминиевой кастрюльки — давал звонки. «Лезут под самые колеса! Жизнь, что ли, надоела?» — бормотал я себе под нос. Я слышал, что так именно ругаются вагоновожатые.

За моей спиной были расставлены стулья. На самом последнем стуле всегда сидела бабушка с кожаной авоськой на груди (я приспособил к сумке веревочные тесемки). Бабушка была одновременно и кондуктором и контролером.

Но только иногда бабушка засыпала, уронив голову на авоську, — наверное, уставала от длинного пути. И тогда я вместо нее шепотом объявлял остановки и шепотом кричал на пассажиров: «Ну, что остановились? Проходите вперед, там люди на подножке висят!» Но на самом деле в моем вагоне был только один взаправдашний пассажир — черный кот по имени Паразит. Это бабушка его так назвала за то, что он однажды съел целую миску куриных котлет. Больше кот никогда ничего не таскал, а имя за ним так и осталось. Только называли мы его не как-нибудь грубо, а, наоборот, очень даже ласково: Паразитиком или даже Паразитушкой.

Наш черный кот не был знаком с правилами уличного движения — он то и дело выпрыгивал из вагона на полном ходу. Я резко тормозил, бабушка штрафовала Паразита. Но это на него нисколько не действовало, и он снова выпрыгивал на ходу, не понимая, что рискует жизнью.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды, в воскресенье, мы с мамой не поехали в Химки. Там я первый раз увидел большие, какие-то очень важные и неторопливые пароходы — и сразу захотел стать капитаном дальнего плавания.

Стулья расставлялись по-прежнему, но сам я залезал в перевернутую вверх ножками табуретку, которую ставил на обеденный стол. Это был капитанский мостик. Паразит даже в самые сильные штормы смело выпрыгивал за борт. А я с мостика бросал ему надутую велосипедную шину — это был спасательный круг.

Но больше всего я мечтал поехать куда-нибудь далеко-далеко, без мамы, без папы и вообще без взрослых. Чтобы никто не говорил мне, что пить воду из бачка опасно (а вдруг недокипела!), стоять у открытого окна рискованно (вдруг искра от паровоза в глаз попадет!), а переходить на ходу из вагона в вагон просто-таки смертельно. И чтобы я мог, как Паразит, бегать и выпрыгивать куда и как захочу.

Прошло много лет… И вот наконец моя мечта сбылась! Я поехал один, да еще на поезде, да еще на все лето, и не куда-нибудь на дачу, а далеко — в другой город, к маминому папе, то есть к моему дедушке.

Правда, мама попыталась с самого начала все испортить. Она как вошла в вагон, так сразу тяжело вздохнула, словно у нее горе какое-нибудь случилось:

— Вот приходится сына одного отправлять. Может, возьмете над ним шефство, товарищи?

У окна, спиной к двери, стоял военный. Он был невысокого роста, но такой широкоплечий, что загораживал все окно, и мы сперва даже не могли увидеть бабушку, которая стояла на перроне и тихонько помахивала нам одной только ладошкой.

Услышав мамины слова, военный обернулся, и я увидел, что это подполковник-артиллерист. Подполковник оглядел меня так внимательно, что мне сразу захотелось поправить пояс и пригладить волосы.

— А что ж над ним шефствовать? — удивился он. — Взрослый, вполне самостоятельный парень!

“Какой замечательный человек! — подумал я. — Настоящий боевой офицер! Вот, наверное, сейчас скажет: «Да я в его годы…» Но подполковник ничего про себя «в мои годы» не вспомнил, а снова отвернулся к окну.

И тут же я понял, что не одни только хорошие и сознательные люди на свете живут.

На нижней полке полулежала толстая-претолстая, или, как говорят, полная, женщина, с бледным, очень жалостливым лицом. Но я уж заметил: бывают такие жалостливые люди, на которых только взглянешь — и сразу не захочется, чтобы они тебя жалели или делали тебе что-нибудь доброе. Женщина лежала с таким видом, как будто весь вагон был ее собственной квартирой и она уже очень-очень давно жила в этой квартире. А вокруг было полно всякой еды, завернутой в бумагу и засунутой в баночки, как бывает у нас на кухне перед Новым годом.

В уголке сидел мальчик с таким же точно бледным и жалостливым лицом, только очень худенький. На голове у него была бескозырка с надписью «Витязь». А ноги его были накрыты пледом, на котором в страшных позах застыли огромные желтые львы.

Полная женщина — ее звали Ангелиной Семеновной — приподнялась и схватила маму за руку:

— Ах, мужчины этого не понимают! Конечно, я присмотрю за ребенком! (Так прямо и сказала — «за ребенком»!) Я его познакомлю со своим Веником.

Я подумал: «Бывают же такие имена: „Веник“. Еще бы метелкой назвали!» — и засмеялся.

— Вот видите, как он доволен! — воскликнула Ангелина Семеновна. — Меня все дети любят, просто обожают!

Подполковник отвернулся от окна и удивленно взглянул на меня, точно хотел спросить: «Неужели вы и в самом деле так уж ее любите?» За всех детей я отвечать не мог, но мне лично Ангелина Семеновна не очень понравилась. И вообще я не понимал, как можно про самого себя сказать: «Меня все обожают».

Оказалось, что Ангелина Семеновна и Веник тоже ехали в Белогорск, но каким-то «диким способом». Что это значит, я тогда не понял. Мне сразу вспомнилась школа, потому что математик Герасим Кузьмич часто нам говорил:

«Задача простая, а вы решаете ее каким-то диким способом».

— Мы — дикари! — сказала Ангелина Семеновна. — А это, — она нежно наклонилась к Венику, — мой маленький дикареныш. Хочу залить его сметаной и молоком.

Мне представилось, как бледный «витязь», по имени Веник, барахтается в сметане и молоке и пускает белые, жирные пузыри. Я снова засмеялся.

— Вы оставляете своего сына в прекрасном настроении, — заявила Ангелина Семеновна. — Он среди родных людей!

Но мама перед уходом все-таки обратилась к подполковнику:

— Вы уж тоже присмотрите, пожалуйста, за моим Сашей. Ладно?

Подполковник кивнул — и она перестала сутулиться, словно у нее гора с плеч упала.

Потом мама пожелала всем счастливого пути, поцеловала меня и пошла на перрон, к бабушке.

На перроне она сложила ладони рупором и крикнула:

— Не забудь про самое главное! Не забудь. И, разрушив свой рупор, погрозила мне пальцем. Подполковник, тоже глядевший в окно, конечно, ничего не понял.

А я все понял — и у меня сразу испортилось настроение.

КАК Я ЛЕТОМ ДВОЙКУ ПОЛУЧИЛ

Лишь только тронулся поезд, Ангелина Семеновна сейчас же начала «шефствовать» надо мной.

Прежде всего она попросила, чтобы я уступил ее Венику свою нижнюю полку.

— Он у меня очень болезненный мальчик, ему наверх карабкаться трудно, — сказала Ангелина Семеновна.

— Альпинизмом надо заниматься, — усмехнулся подполковник, которого звали Андреем Никитичем.

— Веник обойдется без посторонних советов. У него есть мама! — отрезала Ангелина Семеновна. Она вообще косо поглядывала на Андрея Никитича.

А я, конечно, с удовольствием уступил нижнюю полку, потому что ехать наверху куда интересней: и на руках можно подтягиваться и в окно смотреть удобней.

Но это было только начало.

Ангелина Семеновна очень точно знала, на какой станции что должны продавать: где яички, где жареных гусей, а где — варенец и сметану. На первой же большой остановке она попросила меня сбегать на рынок, который был тут же, возле перрона.

«И так уж продуктовый магазин в вагоне устроила! — подумал я. — Куда же еще. » Мне очень хотелось побегать вдоль вагонов, добраться до паровоза, посмотреть станцию, но пришлось идти на рынок. Сама Ангелина Семеновна командовала мной сквозь узкую щель в окне: “Вон там продают куру! (Она почему-то называла курицу курой.) Спроси, почем кура… Ах, очень дорого.

А вон там огурцы! Спроси, почем… Нет, это невозможно!” В результате я так ничего и не купил. Но Ангелина Семеновна объяснила мне, что для нее, оказывается, самое интересное — не покупать, а прицениваться.

То же самое было и на второй большой остановке. А на третьей я не стал спрыгивать вниз, нарочно повернулся носом к стенке и тихонько захрапел. Но Ангелина Семеновна тут же растолкала меня. Она сказала, что спать днем очень вредно, потому что я не буду спать ночью, а это отразится на моем здоровье, за которое она отвечает перед мамой, — и поэтому я должен сейчас же бежать на станцию за варенцом.

— Вы просто эксплуатируете детский труд, — не то в шутку, не то всерьез заметил Андрей Никитич. — Послали бы своего Веника. Ему полезно погулять на ветерке — вон какой бледный!

Анатолий Алексин – Саша и Шура

Анатолий Алексин – Саша и Шура краткое содержание

Саша и Шура читать онлайн бесплатно

«НЕ ЗАБУДЬ ПРО САМОЕ ГЛАВНОЕ!»

Всю свою сознательную жизнь я мечтал ездить и путешествовать.

Помню, например, когда я был еще совсем маленьким, я каждый день ездил с бабушкой на трамвае в детский сад. Тогда я мечтал стать вагоновожатым. Дома я вытаскивал на середину комнаты старый деревянный чемодан и ставил его «на попа». Это был электромотор. Сам я усаживался на табуретке перед чемоданом и три часа подряд вертел ручку от мясорубки. На «поворотах» я постукивал чайной ложечкой по дну старой, закопченной алюминиевой кастрюльки — давал звонки. «Лезут под самые колеса! Жизнь, что ли, надоела?» — бормотал я себе под нос. Я слышал, что так именно ругаются вагоновожатые.

За моей спиной были расставлены стулья. На самом последнем стуле всегда сидела бабушка с кожаной авоськой на груди (я приспособил к сумке веревочные тесемки). Бабушка была одновременно и кондуктором и контролером.

Но только иногда бабушка засыпала, уронив голову на авоську, — наверное, уставала от длинного пути. И тогда я вместо нее шепотом объявлял остановки и шепотом кричал на пассажиров: «Ну, что остановились? Проходите вперед, там люди на подножке висят!» Но на самом деле в моем вагоне был только один взаправдашний пассажир — черный кот по имени Паразит. Это бабушка его так назвала за то, что он однажды съел целую миску куриных котлет. Больше кот никогда ничего не таскал, а имя за ним так и осталось. Только называли мы его не как-нибудь грубо, а, наоборот, очень даже ласково: Паразитиком или даже Паразитушкой.

Читайте также:  Раздел имущества - краткое содержание рассказа Алексина

Наш черный кот не был знаком с правилами уличного движения — он то и дело выпрыгивал из вагона на полном ходу. Я резко тормозил, бабушка штрафовала Паразита. Но это на него нисколько не действовало, и он снова выпрыгивал на ходу, не понимая, что рискует жизнью.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды, в воскресенье, мы с мамой не поехали в Химки. Там я первый раз увидел большие, какие-то очень важные и неторопливые пароходы — и сразу захотел стать капитаном дальнего плавания.

Стулья расставлялись по-прежнему, но сам я залезал в перевернутую вверх ножками табуретку, которую ставил на обеденный стол. Это был капитанский мостик. Паразит даже в самые сильные штормы смело выпрыгивал за борт. А я с мостика бросал ему надутую велосипедную шину — это был спасательный круг.

Но больше всего я мечтал поехать куда-нибудь далеко-далеко, без мамы, без папы и вообще без взрослых. Чтобы никто не говорил мне, что пить воду из бачка опасно (а вдруг недокипела!), стоять у открытого окна рискованно (вдруг искра от паровоза в глаз попадет!), а переходить на ходу из вагона в вагон просто-таки смертельно. И чтобы я мог, как Паразит, бегать и выпрыгивать куда и как захочу.

Прошло много лет… И вот наконец моя мечта сбылась! Я поехал один, да еще на поезде, да еще на все лето, и не куда-нибудь на дачу, а далеко — в другой город, к маминому папе, то есть к моему дедушке.

Правда, мама попыталась с самого начала все испортить. Она как вошла в вагон, так сразу тяжело вздохнула, словно у нее горе какое-нибудь случилось:

— Вот приходится сына одного отправлять. Может, возьмете над ним шефство, товарищи?

У окна, спиной к двери, стоял военный. Он был невысокого роста, но такой широкоплечий, что загораживал все окно, и мы сперва даже не могли увидеть бабушку, которая стояла на перроне и тихонько помахивала нам одной только ладошкой.

Услышав мамины слова, военный обернулся, и я увидел, что это подполковник-артиллерист. Подполковник оглядел меня так внимательно, что мне сразу захотелось поправить пояс и пригладить волосы.

— А что ж над ним шефствовать? — удивился он. — Взрослый, вполне самостоятельный парень!

“Какой замечательный человек! — подумал я. — Настоящий боевой офицер! Вот, наверное, сейчас скажет: «Да я в его годы…» Но подполковник ничего про себя «в мои годы» не вспомнил, а снова отвернулся к окну.

И тут же я понял, что не одни только хорошие и сознательные люди на свете живут.

На нижней полке полулежала толстая-претолстая, или, как говорят, полная, женщина, с бледным, очень жалостливым лицом. Но я уж заметил: бывают такие жалостливые люди, на которых только взглянешь — и сразу не захочется, чтобы они тебя жалели или делали тебе что-нибудь доброе. Женщина лежала с таким видом, как будто весь вагон был ее собственной квартирой и она уже очень-очень давно жила в этой квартире. А вокруг было полно всякой еды, завернутой в бумагу и засунутой в баночки, как бывает у нас на кухне перед Новым годом.

В уголке сидел мальчик с таким же точно бледным и жалостливым лицом, только очень худенький. На голове у него была бескозырка с надписью «Витязь». А ноги его были накрыты пледом, на котором в страшных позах застыли огромные желтые львы.

Полная женщина — ее звали Ангелиной Семеновной — приподнялась и схватила маму за руку:

— Ах, мужчины этого не понимают! Конечно, я присмотрю за ребенком! (Так прямо и сказала — «за ребенком»!) Я его познакомлю со своим Веником.

Я подумал: «Бывают же такие имена: „Веник“. Еще бы метелкой назвали!» — и засмеялся.

— Вот видите, как он доволен! — воскликнула Ангелина Семеновна. — Меня все дети любят, просто обожают!

Подполковник отвернулся от окна и удивленно взглянул на меня, точно хотел спросить: «Неужели вы и в самом деле так уж ее любите?» За всех детей я отвечать не мог, но мне лично Ангелина Семеновна не очень понравилась. И вообще я не понимал, как можно про самого себя сказать: «Меня все обожают».

Оказалось, что Ангелина Семеновна и Веник тоже ехали в Белогорск, но каким-то «диким способом». Что это значит, я тогда не понял. Мне сразу вспомнилась школа, потому что математик Герасим Кузьмич часто нам говорил:

«Задача простая, а вы решаете ее каким-то диким способом».

— Мы — дикари! — сказала Ангелина Семеновна. — А это, — она нежно наклонилась к Венику, — мой маленький дикареныш. Хочу залить его сметаной и молоком.

Мне представилось, как бледный «витязь», по имени Веник, барахтается в сметане и молоке и пускает белые, жирные пузыри. Я снова засмеялся.

— Вы оставляете своего сына в прекрасном настроении, — заявила Ангелина Семеновна. — Он среди родных людей!

Но мама перед уходом все-таки обратилась к подполковнику:

— Вы уж тоже присмотрите, пожалуйста, за моим Сашей. Ладно?

Подполковник кивнул — и она перестала сутулиться, словно у нее гора с плеч упала.

Потом мама пожелала всем счастливого пути, поцеловала меня и пошла на перрон, к бабушке.

На перроне она сложила ладони рупором и крикнула:

— Не забудь про самое главное! Не забудь. И, разрушив свой рупор, погрозила мне пальцем. Подполковник, тоже глядевший в окно, конечно, ничего не понял.

А я все понял — и у меня сразу испортилось настроение.

КАК Я ЛЕТОМ ДВОЙКУ ПОЛУЧИЛ

Лишь только тронулся поезд, Ангелина Семеновна сейчас же начала «шефствовать» надо мной.

Прежде всего она попросила, чтобы я уступил ее Венику свою нижнюю полку.

— Он у меня очень болезненный мальчик, ему наверх карабкаться трудно, — сказала Ангелина Семеновна.

— Альпинизмом надо заниматься, — усмехнулся подполковник, которого звали Андреем Никитичем.

— Веник обойдется без посторонних советов. У него есть мама! — отрезала Ангелина Семеновна. Она вообще косо поглядывала на Андрея Никитича.

А я, конечно, с удовольствием уступил нижнюю полку, потому что ехать наверху куда интересней: и на руках можно подтягиваться и в окно смотреть удобней.

Но это было только начало.

Ангелина Семеновна очень точно знала, на какой станции что должны продавать: где яички, где жареных гусей, а где — варенец и сметану. На первой же большой остановке она попросила меня сбегать на рынок, который был тут же, возле перрона.

«И так уж продуктовый магазин в вагоне устроила! — подумал я. — Куда же еще. » Мне очень хотелось побегать вдоль вагонов, добраться до паровоза, посмотреть станцию, но пришлось идти на рынок. Сама Ангелина Семеновна командовала мной сквозь узкую щель в окне: “Вон там продают куру! (Она почему-то называла курицу курой.) Спроси, почем кура… Ах, очень дорого.

А вон там огурцы! Спроси, почем… Нет, это невозможно!” В результате я так ничего и не купил. Но Ангелина Семеновна объяснила мне, что для нее, оказывается, самое интересное — не покупать, а прицениваться.

То же самое было и на второй большой остановке. А на третьей я не стал спрыгивать вниз, нарочно повернулся носом к стенке и тихонько захрапел. Но Ангелина Семеновна тут же растолкала меня. Она сказала, что спать днем очень вредно, потому что я не буду спать ночью, а это отразится на моем здоровье, за которое она отвечает перед мамой, — и поэтому я должен сейчас же бежать на станцию за варенцом.

— Вы просто эксплуатируете детский труд, — не то в шутку, не то всерьез заметил Андрей Никитич. — Послали бы своего Веника. Ему полезно погулять на ветерке — вон какой бледный!

Саша и Шура – краткое содержание повести Алексина

Я СТАНОВЛЮСЬ ШУРОЙ

«НЕ ЗАБУДЬ ПРО САМОЕ ГЛАВНОЕ!»

Всю свою сознательную жизнь я мечтал ездить и путешествовать.

Помню, например, когда я был ещё совсем маленьким, я каждый день ездил с бабушкой на трамвае в детский сад. Тогда я мечтал стать вагоновожатым. Дома я вытаскивал на середину комнаты старый деревянный чемодан и ставил его «на попа». Это был электромотор. Сам я усаживался на табуретке перед чемоданом и три часа подряд вертел ручку от мясорубки. На «поворотах» я постукивал чайной ложечкой по дну старой, закопчённой алюминиевой кастрюльки – давал звонки. «Лезут под самые колёса! Жизнь, что ли, надоела?» – бормотал я себе под нос. Я слышал, что так именно ругаются вагоновожатые.

За моей спиной были расставлены стулья. На самом последнем стуле всегда сидела бабушка с кожаной авоськой на груди (я приспособил к сумке верёвочные тесёмки). Бабушка была одновременно и кондуктором и контролёром. Но только иногда бабушка засыпала, уронив голову на авоську, – наверное, уставала от длинного пути. И тогда я вместо неё шёпотом объявлял остановки и шёпотом кричал на пассажиров: «Ну, что остановились? Проходите вперёд, там люди на подножке висят!»

Но на самом деле в моём вагоне был только один взаправдашний пассажир – чёрный кот, по имени «Паразит». Это бабушка его так назвала за то, что он однажды съел целую миску куриных котлет. Больше кот никогда ничего не таскал, а имя за ним так и осталось. Только называли мы его не как-нибудь грубо, а, наоборот, очень даже ласково: Паразитиком или даже Паразитушкой.

Наш чёрный кот не был знаком с правилами уличного движения – он то и дело выпрыгивал из вагона на полном ходу. Я резко тормозил, бабушка штрафовала Паразита. Но это на него нисколько не действовало, и он снова выпрыгивал на ходу, не понимая, что рискует жизнью.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды, в воскресенье, мы с мамой не поехали в Химки. Там я первый раз увидел большие, какие-то очень важные и неторопливые пароходы – и сразу захотел стать капитаном дальнего плавания. Стулья расставлялись по-прежнему, но сам я залезал в перевёрнутую вверх ножками табуретку, которую ставил на обеденный стол. Это был капитанский мостик. Паразит даже в самые сильные штормы смело выпрыгивал за борт. А я с мостика бросал ему надутую велосипедную шину – это был спасательный круг.

Но больше всего я мечтал поехать куда-нибудь далеко-далеко, без мамы, без папы и вообще без взрослых. Чтобы никто не говорил мне, что пить воду из бачка опасно (а вдруг недокипела!), стоять у открытого окна рискованно (вдруг искра от паровоза в глаз попадёт!), а переходить на ходу из вагона в вагон просто-таки смертельно. И чтобы я мог, как Паразит, бегать и выпрыгивать куда и как захочу.

Прошло много лет… И вот наконец моя мечта сбылась! Я поехал один, да ещё на поезде, да ещё на всё лето, и не куда-нибудь на дачу, а далеко – в другой город, к маминому папе, то есть к моему дедушке.

Правда, мама попыталась с самого начала всё испортить. Она как вошла в вагон, так сразу тяжело вздохнула, словно у неё горе какое-нибудь случилось:

– Вот приходится сына одного отправлять. Может, возьмёте над ним шефство, товарищи?

У окна стоял военный. Он был невысокого роста, но такой широкоплечий, что загораживал всё окно, и мы сперва даже не могли увидеть бабушку, которая стояла на перроне и тихонько помахивала нам ладошкой. Услышав мамины слова, военный обернулся, и я увидел, что это подполковник-артиллерист. Подполковник оглядел меня так внимательно, что мне сразу захотелось поправить пояс и пригладить волосы.

– А что ж над ним шефствовать? – удивился он. – Взрослый, вполне самостоятельный парень!

«Какой замечательный человек! – подумал я. – Настоящий боевой офицер! Вот, наверное, сейчас скажет: „Да я в его годы…“ Но подполковник ничего про себя „в мои годы“ не вспомнил, а снова отвернулся к окну.

И тут же я понял, что не одни только хорошие и сознательные люди на свете живут.

На нижней полке полулежала толстая-претолстая, или, как говорят, полная, женщина с бледным, очень жалостливым лицом. Но я уже заметил: бывают такие жалостливые люди, на которых только взглянешь – и сразу не захочется, чтобы они тебя жалели или делали тебе что-нибудь доброе. Женщина лежала с таким видом, как будто весь вагон был её собственной квартирой и она уже очень-очень давно жила в этой квартире. А вокруг было полно всякой еды, завёрнутой в бумагу и засунутой в баночки, как бывает у нас на кухне перед Новым годом.

В уголке сидел мальчик с таким же точно бледным и жалостливым лицом, только очень худенький. На голове у него была бескозырка с надписью «Витязь». А ноги его были накрыты пледом, на котором в страшных позах застыли огромные жёлтые львы.

Полная женщина – её звали Ангелиной Семёновной – приподнялась и схватила маму за руку:

– Ах, мужчины этого не понимают! Конечно, я присмотрю за ребёнком! (Так прямо и сказала: «за ребёнком»!) Я его познакомлю со своим Веником.

Я подумал: «Бывают же такие имена: „Веник“. Ещё бы метёлкой назвали!» – и засмеялся.

– Вот видите, как он доволен! – воскликнула Ангелина Семёновна. – Меня все дети любят, просто обожают!

Подполковник отвернулся от окна и удивлённо взглянул на меня, точно хотел спросить: «Неужели вы и в самом деле так уж её любите?» За всех детей я отвечать не мог, но мне лично Ангелина Семёновна не очень понравилась. И вообще, я не понимал, как можно про самого себя сказать: «Меня все обожают».

Оказалось, что Ангелина Семёновна и Веник тоже ехали в Белогорск, но каким-то «диким способом». Что это значит, я тогда не понял. Мне сразу вспомнилась школа, потому что математик Герасим Кузьмич часто нам говорил: «Задача простая, а вы решаете её каким-то диким способом».

– Мы – дикари! – сказала Ангелина Семёновна. – А это, – она нежно наклонилась к Венику, – мой маленький дикарёныш. Хочу залить его сметаной и молоком.

Мне представилось, как бледный «витязь», по имени Веник, барахтается в сметане и молоке и пускает белые жирные пузыри. Я снова засмеялся.

– Вы оставляете своего сына в прекрасном настроении, – заявила Ангелина Семёновна. – Он среди родных людей!

Но мама перед уходом всё-таки обратилась к подполковнику:

– Вы уж тоже присмотрите, пожалуйста, за моим Сашей. Ладно?

Подполковник кивнул – и она перестала сутулиться, словно у неё гора с плеч упала.

Потом мама пожелала всем счастливого пути, поцеловала меня и пошла на перрон, к бабушке.

На перроне она сложила ладони рупором и крикнула:

– Не забудь про самое главное! Не забудь.

И, разрушив свой рупор, погрозила мне пальцем. Подполковник, тоже глядевший в окно, конечно, ничего не понял.

А я всё понял – и у меня сразу испортилось настроение.

КАК Я ЛЕТОМ ДВОЙКУ ПОЛУЧИЛ

Лишь только тронулся поезд, Ангелина Семёновна сейчас же начала «шефствовать» надо мной.

Прежде всего она попросила, чтобы я уступил её Венику свою нижнюю полку.

– Он у меня очень болезненный мальчик, ему наверх карабкаться трудно, – сказала Ангелина Семёновна.

– Альпинизмом надо заниматься, – усмехнулся подполковник, которого звали Андреем Никитичем.

– Веник обойдётся без посторонних советов. У него есть мама! – отрезала Ангелина Семёновна. Она вообще косо поглядывала на Андрея Никитича.

А я, конечно, с удовольствием уступил нижнюю полку, потому что ехать наверху куда интересней: и на руках можно подтягиваться, и в окно смотреть удобней.

Ссылка на основную публикацию