Стенька Разин
Его звали – Васека. Васека имел: двадцать четыре года от роду, один восемьдесят пять рост, большой утиный нос… и невозможный характер. Он был очень странный парень – Васека.
Кем он только не работал после армии! Пастухом, плотником, прицепщиком, кочегаром на кирпичном заводе. Одно время сопровождал туристов по окрестным горам. Нигде не нравилось. Поработав месяц-другой на новом месте, Васека приходил в контору и брал расчет.
– Непонятный ты все-таки человек, Васека. Почему ты так живешь? – интересовались в конторе.
Васека, глядя куда-то выше конторщиков, пояснял кратко:
– Потому что я талантливый.
Конторщики, люди вежливые, отворачивались, пряча улыбки. А Васека, небрежно сунув деньги в карман (он презирал деньги), уходил. И шагал по переулку с независимым видом.
– Опять? – спрашивали его.
– Так точно! – Васека козырял по-военному – Еще вопросы будут?
– Куклы пошел делать? Хэх…
На эту тему – о куклах – Васека ни с кем не разговаривал.
Дома Васека отдавал деньги матери и говорил:
– Господи. Ну что мне с тобой делать, верста коломенская? Журавь ты такой! А?
Васека пожимал плечами: он сам пока не знал, что теперь делать – куда пойти еще работать.
Проходила неделя-другая, и дело отыскивалось.
– Поедешь на бухгалтера учиться?
– Только… это очень серьезно!
– К чему эти возгласы?
«Дебет… Кредит… Приход… Расход… Заход… Обход… – И деньги! деньга! деньги. »
Васека продержался четыре дня. Потом встал и ушел прямо с урока.
– Смехота, – сказал он. Он решительно ничего не понял в блестящей науке хозяйственного учета.
Последнее время Васека работал молотобойцем. И тут, помахав недели две тяжелой кувалдой, Васека аккуратно положил ее на верстак и заявил кузнецу:
– Души нету в работе.
– Трепло, – сказал кузнец. – Выйди отсюда.
Васека с изумлением посмотрел на старика кузнеца.
– Почему ты сразу переходишь на личности?
– Балаболка, если не трепло. Что ты понимаешь в железе? «Души нету»… Даже злость берет.
– А что тут понимать-то? Этих подков я тебе без всякого понимания накую сколько хочешь.
Васека накалил кусок железа, довольно ловко выковал подкову, остудил в воде и подал старику.
Кузнец легко, как свинцовую, смял ее в руках и выбросил из кузницы.
– Иди корову подкуй такой подковой.
Васека взял подкову, сделанную стариком, попробовал тоже погнуть ее – не тут-то было.
Васека остался в кузнице.
– Ты, Васека, парень – ничего, но болтун, – сказал ему кузнец. – Чего ты, например, всем говоришь, что ты талантливый?
– Это верно: я очень талантливый.
– А где твоя работа сделанная?
– Я ее никому, конечно, не показываю.
– Они не понимают. Один Захарыч понимает.
На другой день Васека принес в кузницу какую-то штукенцию с кулак величиной, завернутую в тряпку.
Кузнец развернул тряпку… и положил на огромную ладонь человечка, вырезанного из дерева. Человечек сидел на бревне, опершись руками на колени. Голову опустил на руки; лица не видно. На спине человечка, под ситцевой рубахой – синей, с белыми горошинами – торчат острые лопатки. Худой, руки черные, волосы лохматые, с подпалинами. Рубаха тоже прожжена в нескольких местах. Шея тонкая и жилистая.
Кузнец долго разглядывал его.
– Смолокур, – сказал он.
– Ага. – Васека глотнул пересохшим горлом.
– Таких нету теперь.
– А я помню таких. Это что он. Думает, что ли?
– Помню таких, – еще раз сказал кузнец. – А ты-то откуда их знаешь?
Кузнец вернул Васеке смолокура.
– Это что! – воскликнул Васека, заворачивая смолокура в тряпку. – У меня разве такие есть!
– Почему. Есть солдат, артистка одна есть, тройка… еще солдат, раненый. А сейчас я Стеньку Разина вырезаю.
– А у кого ты учился?
– А сам… ни у кого.
– А откуда ты про людей знаешь? Про артистку, например…
– Я все про людей знаю. – Васека гордо посмотрел сверху на старика. – Они все ужасно простые.
– Вон как! – воскликнул кузнец и засмеялся.
– Скоро Стеньку сделаю… поглядишь.
– Смеются над тобой люди.
– Это ничего. – Васека высморкался в платок. – На самом деле они меня любят. И я их тоже люблю.
Кузнец опять рассмеялся.
– Ну и дурень ты, Васека! Сам про себя говорит, что его любят! Кто же так делает?
– Совестно небось так говорить.
– Почему совестно? Я же их тоже люблю. Я даже их больше люблю.
– А какую он песню поет? – без всякого перехода спросил кузнец.
– Смолокур-то? Про Ермака Тимофеича.
– А артистку ты где видел?
– В кинофильме. – Васека прихватил щипцами уголек из горна, прикурил. – Я женщин люблю. Красивых, конечно.
Васека слегка покраснел.
– Тут я затрудняюсь тебе сказать.
– Хэ. – Кузнец стал к наковальне. – Чудной ты парень, Васека! Но разговаривать с тобой интересно. Ты скажи мне: какая тебе польза, что ты смолокура этого вырезал? Это ж все-таки кукла.
Васека ничего не сказал на это. Взял молот и тоже стал к наковальне.
– Не можешь ответить?
– Не хочу. Я нервничаю, когда так говорят, – ответил Васека.
…С работы Васека шагал всегда быстро. Размахивал руками -длинный, нескладный. Он совсем не уставал в кузнице. Шагал и в ногу – на манер марша – подпевал:
Пусть говорят, что я ведра починяю,
Эх, пусть говорят, что я дорого беру!
Две копейки – донышко,
Три копейки – бок…
– Здравствуй, Васека! – приветствовали его.
– Здорово, – отвечал Васека.
Дома он наскоро ужинал, уходил в горницу и не выходил оттуда до утра: вырезал Стеньку Разина.
О Стеньке ему много рассказывал Вадим Захарович, учитель-пенсионер, живший по соседству. Захарыч, как его называл Васека, был добрейшей души человек. Это он первый сказал, что Васека талантливый. Он приходил к Васеке каждый вечер и рассказывал русскую историю. Захарыч был одинок, тосковал без работы. Последнее время начал попивать. Васека глубоко уважал старика. До поздней ноченьки сиживал он на лавке, поджав под себя ноги, не шевелился – слушал про Стеньку.
– … Мужик он был крепкий, широкий в плечах, легкий на ногу… чуточку рябоватый. Одевался так же, как все казаки. Не любил он, знаешь, разную там парчу… и прочее. Это ж был человек! Как развернется, как глянет исподлобья – травы никли. А справедливый был. Раз попали они так, что жрать в войске нечего. Варили конину. Ну и конины не всем хватало. И увидел Стенька: один казак совсем уж отощал, сидит у костра, бедный, голову свесил: дошел окончательно. Стенька толкнул его – подает свой кусок мяса. «На, – говорит, – ешь». Тот видит, что атаман сам почернел от голода. «Ешь сам, батька. Тебе нужнее». – «Бери!» – «Нет». Тогда Стенька как выхватил саблю – она аж свистнула в воздухе: «В три господа душу мать. Я кому сказал: бери!» Казак съел мясо. А. Милый ты, милый человек… душа у тебя была.
Васека, с повлажневшими глазами, слушал.
– А княжну-то он как! – тихонько, шепотом, восклицал он. – В Волгу взял и кинул…
– Княжну. – Захарыч, тщедушненький старичок с маленькой сухой головой, кричал: – Да он этих бояр толстопузых вот так покидывал! Он их как хотел делал! Понял? Сарынь на кичку! И все.
… Работа над Стенькой Разиным подвигалась туго. Васека аж с лица осунулся. Не спал ночами. Когда «делалось», он часами не разгибался над верстаком – строгал и строгал… швыркал носом и приговаривал тихонько:
– Сарынь на кичку.
Спину ломило. В глазах начинало двоиться. Васека бросал нож и прыгал по горнице на одной ноге и негромко смеялся.
А когда «не делалось», Васека сидел неподвижно у раскрытого окна, закинув сцепленные руки за голову. Сидел час, два – смотрел на звезды и думал про Стеньку.
Приходил Захарыч, спрашивал:
– Василий Егорыч дома?
– Иди, Захарыч! – кричал Васека. Накрывал работу тряпкой и встречал старика.
– Здоровеньки булы! – Так здоровался Захарыч – «по-казацки».
Захарыч косился на верстак.
– Нет? Правильно. Ты, Василий… – Захарыч садился на стул, – ты – мастер. Большой мастер. Только не пей. Это гроб! Понял? Русский человек талант свой может не пожалеть. Где смолокур? Дай…
Васека подавал смолокура и сам впивался ревнивыми глазами в свое произведение.
Захарыч, горько сморщившись, смотрел на деревянного человечка.
– Он не про Ермака поет, – говорил он. – Он про свою долю поет. Ты даже не знаешь таких песен. – И он неожиданно сильным, красивым голосом запел:
О-о-эх, воля, моя воля!
Воля вольная моя.
Воля – сокол в поднебесье,
Воля – милые края…
У Васеки перехватывало горло от любви и горя.
Он понимал Захарыча. Он любил свои родные края, горы свои, Захарыча, мать… всех людей. И любовь эта жгла и мучила – просилась из груди. И не понимал Васека, что нужно сделать для людей. Чтобы успокоиться.
– Захарыч… милый, – шептал Васека побелевшими губами, и крутил головой, и болезненно морщился. – Не надо, Захарыч… Я не могу больше…
Чаще всего Захарыч засыпал тут же, в горнице. А Васека уходил к Стеньке.
… День этот наступил.
Однажды перед рассветом Васека разбудил Захарыча.
– Захарыч! Все… иди. Доделал я его.
Захарыч вскочил, подошел к верстаку…
Вот что было на верстаке:
… Стеньку застали врасплох. Ворвались ночью с бессовестными глазами и кинулись на атамана. Стенька, в исподнем белье, бросился к стене, где висело оружие. Он любил людей, но он знал их. Он знал этих, которые ворвались: он делил с ними радость и горе. Но не с ними хотел разделить атаман последний час свой. Это были богатые казаки. Когда пришлось очень солоно, они решили выдать его. Они хотели жить. Это не братва, одуревшая в тяжком хмелю, вломилась за полночь качать атамана. Он кинулся к оружию… но споткнулся о персидский ковер, упал. Хотел вскочить, а сзади уже навалились, заламывали руки… Завозились. Хрипели. Негромко и страшно ругались. С великим трудом приподнялся Степан, успел прилобанить одному-другому… Но чем-то ударили по голове тяжелым… Рухнул на колени грозный атаман, и на глаза его пала скорбная тень.
«Выбейте мне очи, чтобы я не видел вашего позора», – сказал он.
Глумились. Топтали могучее тело. Распинали совесть свою. Били по глазам…
Захарыч долго стоял над работой Васеки… не проронил ни слова. Потом повернулся и пошел из горницы. И тотчас вернулся.
– Хотел пойти выпить, но… не надо.
– Это… Никак. – Захарыч сел на лавку и заплакал горько и тихо. – Как они его… а! За что же они его?! За что. Гады они такие, гады! – Слабое тело Захарыча содрогалось от рыданий. Он закрыл лицо маленькими ладонями.
Васека мучительно сморщился и заморгал.
– Не надо, Захарыч…
– Что не надо-то? – сердито воскликнул Захарыч, и закрутил головой, и замычал. – Они же дух из него вышибают.
Васека сел на табуретку и тоже заплакал – зло и обильно.
Сидели и плакали.
– Их же ж… их вдвоем с братом, – бормотал Захарыч. – Забыл я тебе сказать… Но ничего… ничего, паря. Ах, гады.
– И брата… Фролом звали. Вместе их… Но брат – тот… Ладно. Не буду тебе про брата.
Чуть занималось утро. Слабый ветерок шевелил занавески на окнах.
Мастер классы
Степан Разин и Василий Шукшин
Вчера, 16 июня, была мрачная годовщина: в этот день в 1671 году в Москве казнили Степана Разина. Фильм о нем многие годы мечтал снять наш великий земляк Василий Шукшин. Вот история этой несбывшейся мечты в сорока фактах.
1. Образ Разина притягивал Шукшина с юности. Надежда Ядыкина вспоминала, как однажды большой компанией на лодках плыли по Катуни: «На развороте, где отделяется протока от Катуни, Вася греб веслами, пел: “Из-за острова на стрежень, на простор речной волны!” И такие у него были глаза, с каким-то задумчивым прищуром, устремлены вдаль…»
2. В 1949 году Шукшин уехал из Сросток в Москву. Был откомандирован трестом во Владимир и там весной увидел Дмитриевский собор: «Моросило, вдруг налетел холодный ветер – заморозило, все оделось в стеклянный ледяной панцирь. » Он запомнил это и в шестидесятые, когда готовился к съемкам «Степана Разина», выбрал для съемок Дмитриевский и Успенский соборы Владимира.
3. Во время службы на флоте (1949-1952 годы) Шукшин читал своим друзьям разные наброски. Спустя годы Валентин Мерзликин узнал героя одного из этих рассказов в романе «Я пришел дать вам волю».
4. Осенью 1960 года Шукшин принес в журнал «Октябрь» три рассказа, в их числе – «Стенька Разин», про мастера, который пытается выточить из дерева фигурку атамана и мучается – не может передать всего, что на душе. «Октябрь» в марте 1961 года опубликовал три рассказа – «Степкина любовь», «Чистые души», «Правда» – а от «Стеньки Разина» отказался.
5. В январе 1961 года в гостях у редактора журнала «Октябрь» Ольги Румянцевой Шукшин читает свои стихи о Разине: «Настроение у всех было в этот вечер еще новогоднее: шутили, смеялись, потом стали читать стихи… Попросили почитать и Васю… Вася сел на краешек дивана и стал читать. Все увлеченно слушали его… И вдруг меня осенило: ведь это его стихи, он свои читает. В стихах говорилось о казачьей вольности, смелой удали, о бунте против тирании, против царя…»
6. В 1965 году Шукшина познакомили с литературным критиком Игорем Золотусским: «Шукшин сразу отвел меня за пустой стол, посадил за стол и стал рассказывать. Рассказывал он о Степане Разине. (…) Это было страстное излияние человека, который переполнен и которому нужно излиться…».
7. В марте 1966 года Шукшин подал заявку на литературный сценарий, тогда имевший название «Конец Разина».
8. 7 ноября 1966 года Шукшин с Лидией Федосеевой пришел в гости к Ольге Румянцевой и целый вечер рассказывал о Разине.
9. В январе 1967 года в газете «Молодежь Алтая» вышло интервью Шукшина, в котором он рассказывает и о сценарии, и о фильме о Степане Разине. «Мне хочется в новом фильме отразить минувшие события достоверно и реалистично, быть верным во всем – в большом и малом. Если позволят здоровье и силы, надеюсь сам сыграть в фильме Степана Разина…» – говорит Шукшин. Тогда он рассчитывал уместить историю в две серии. Приступить к съемкам Шукшин надеялся в 1967 году. А к 300-летию восстания (1970 год) планировал завершить роман.
10. Июль 1967 года – сценарий фильма о Степане Разине готов. «”Стеньку” написал. Отдал – судят», – написал Шукшин Василию Белову.
11. Летом 1967 года Шукшин на Алтае снялся в программе, посвященной Бийску. Оператор Федор Клиндухов вспоминал, что после съемки они разговорились с Шукшиным, и тот, в числе прочего, рассказывал о Степане Разине, «о том, что уже давно нужен большой яркий фильм о народном герое. Подчеркивал, что хотя в народе его прославляют как богатыря, наделенного безмерной силой, он видит его обыкновенным человеком, но большого ума и отваги».
12. Бюро секции московских драматургов Союза кинематографистов СССР признало сценарий «Я пришел дать вам волю» лучшим сценарием года.
13. 1 августа 1967 года на киностудии им. М. Горького состоялось обсуждение сценария «Степан Разин». Говорили много хорошего (интересное раскрытие фигуры Разина, целый ряд других замечательных персонажей, сочетание драматизма и юмора, замечательный язык), однако каждый выступающий отмечал, что в сценарии много жестокости, «излишнее смакование вольницы», «перебор в сценах разгула». Шукшин в ответ на упреки в жестокости говорит, что «не дал и десятой части того, что есть в документах». Обсуждается бюджет картины: «Такая картина будет стоить не меньше 20 миллионов (в старых деньгах). Одна такая картина съест все картины объединения…»
14. 2 октября 1967 года киностудия им. М.Горького направляет сценарий «Степана Разина» в Комитет по кинематографии при Совете Министров СССР для включения в план производства на 1968-1969 годы. Затраты на двухсерийный широкоформатный, цветной фильм оценивались в студией в 4,5 миллиона рублей. На тот момент ни один фильм в СССР не имел такого бюджета.
15. Сценарно-редакционная коллегия отказалась рассматривать сценарий Шукшина так как «Степан Разин» не включен в тематический план студии на 1968 год. «Мои дела оставляют желать лучшего – заморозили с “Разиным”…» – пишет Шукшин брату Ивану Попову 8 мая 1968 года.
16. В майском и июньском номерах журнала «Искусство кино» за 1968 года опубликован сценарий «Я пришел дать вам волю (Степан Разин)». На втором Всесоюзном конкурсе сценариев его признали лучшей работой.
17. Михаил Ульянов, прочитав сценарий, спросил Шукшина: «А ты не надорвешься с этой вещью?» Шукшин ответил: «Может быть, может быть… Но не могу оставить. Другого для меня выхода нет…»
18. Летом 1968 года Шукшин снимает во Владимирской области картину «Странные люди». Частью новеллы «Думы» стал шукшинский рассказ «Стенька Разин», тот, который когда-то не опубликовал журнал «Октябрь». Но Шукшин изменил финал, сделал его более эмоциональным, получилось не только о Разине, но и о мере таланта и о честности мастера перед самим собой.
19. Осенью 1968 года сообщает Лидии Андреевне Новак, заведующей отделом досоветского периода музея истории донского казачества в Новочеркасске, одной из тех, кто поддерживал его идею, о намерении «заинтересовать кинодокументалистов – снять документальный фильм “По местам Разина”, “Степан Разин” или как еще. Как только буду немного свободен, так займусь этим».
20. Весной 1969 года Шукшин в Сростках. Зовет своего брата Ивана Попова в кино: «”Спартак” идет в клубе, там массовые сцены. Готовился, думал, вынашивал своего Степана», – вспоминал Иван Попов.
21. К октябрю 1969 года Шукшин сделал из сценария роман, дав ему название «Я пришел дать вам волю!». В начале 1970 года он отдал роман в журнал «Новый мир».
23. В ноябре 1969 года вместо двухсерийного появляется сценарий трехсерийного «Степана Разина». Первая серия – начало, вторая – само восстание от взятия Царицына до отступления от Симбирска. Третья серия – попытки Разина поднять Дон, крах, плен, казнь. Шукшин предлагает снимать трилогию как три самостоятельных фильма, «чтобы каждый из них мог независимо от других демонстрироваться на экране». Это, конечно, позволяет «размазать» затраты по бюджетам трех-пяти лет и снижает остроту финансового вопроса.
24. В марте 1970 года директор студии им. Горького Бритиков обращается к председателю комитета по кинематографии при Совете Министров СССР А. В. Романову с просьбой включить первый фильм трилогии в план студии на 1971 год.
25. В мае 1970 года Шукшин, будучи в Новосибирске по пути в Сростки, Шукшин зашел в редакцию журнала «Сибирские огни» и предложил им роман «Я пришел дать вам волю», который так и не напечатал «Новый мир».
26. В мае 1970 года киностудия просит разрешения на режиссерскую разработку сценария первого фильма трилогии. Госкомитет по кинематографии разрешает.
27. В июле 1970 года на киностудии им. Горького издан приказ о запуске «Степана Разина» в режиссерскую разработку. Стоимость первого фильма определяется в 1 миллион 405 тысяч рублей.
28. В конце июля Шукшин и оператор Анатолий Заболоцкий едут в Казань – выбирать натуру.
29. В начале августа Шукшин, Заболоцкий, а также художник Петр Пашкевич и директор картины Геннадий Шолохов едут в Волгоград и Астрахань.
30. 7 августа в Астрахани выявлена холера. В городе объявлен карантин. Шукшин и его товарищи оказываются «невыездными». Шукшин садится переписывать «Разина».
31. Октябрь 1970 года. Карантин отменен, Шукшин возвращается в Москву. Оттуда отправляется по северным монастырям – Псково-Печерский, Кирилло-Белозерский, Печорский, Ипатьевский, Ферапонтов монастыри, а после по городам Золотого кольца.
32. В ноябре 1970 год Шукшин поехал во Францию – в Парижском киноцентре он представлял картину «Странные люди», а Глеб Панфилов – фильм «Начало». «Шукшин в бороде Степана Разина», – пишет о нем Глеб Панфилов. Кажется, что до Разина – рукой подать!
33. В ноябре 1970 года решением заседания редакторов и худсовета под председательством Бритикова подготовительные работы по фильму Степан Разин прекращены. Доводы все те же: «насилие», «дорого».
34. В первом и втором номерах «Сибирских огней» за 1971 год увидел свет роман «Я пришел дать вам волю».
35. Договор на издание романа заключило издательство «Советский писатель». Но идут месяцы, а книги все нет.
36. Май 1974 года. Шукшину предлагают сняться в фильме Сергея Бондарчука «Они сражались за Родину»: «и можешь снимать своего Разина, если у тебя других планов нет…»
37. Сентябрь 1974 года – «Степана Разина» запустили в производство на студии «Мосфильм». Шукшин говорит Заболоцкому: «Премии и ордена нынче не имеют значения, а вот Новодевичье кладбище, если снимем “Разина”, пожалуй, завоюем».
38. 2 октября 1974 года – Шукшин умер и похоронен на Новодевичьем кладбище.
39. Ноябрь 1974 года – издательство «Советский писатель» выпустило роман «Я пришел дать вам волю» отдельным изданием. «Реакция критики – всеобщая, бурная, яркая…» – пишет Лев Аннинский.
40. Тут бы написать, что фильм о Степане Разине все же снят. Но – нет. В 2007 году московский театр «Сфера» поставил спектакль по роману «Я пришел дать вам волю», в 2012 году создана видеоверсия спектакля. А фильма – нет. Такая глыба, что никто не отважился поднять…
P.S. В этом году Василию Макаровичу Шукшину исполняется 90 лет. Это моя книга о нем.
Книга о Шукшине «А любить надо» будет интересна и молодежи, и людям зрелым, для кого Шукшин был и остается классиком советского кино. Всем кто любит Шукшина-писателя, режиссера, актера. Учителям, преподавателям, студентам филологического, актерского, режиссерского профиля. Всем, кто хотя бы раз жизни бывал в Сростках на Шукшинских чтениях или мечтает там побывать.
Василий Шукшин – Стенька Разин
Василий Шукшин – Стенька Разин краткое содержание
Стенька Разин читать онлайн бесплатно
Его звали – Васека. Васека имел: двадцать четыре года от роду, один восемьдесят пять рост, большой утиный нос… и невозможный характер. Он был очень странный парень – Васека.
Кем он только не работал после армии! Пастухом, плотником, прицепщиком, кочегаром на кирпичном заводе. Одно время сопровождал туристов по окрестным горам. Нигде не нравилось. Поработав месяц-другой на новом месте, Васека приходил в контору и брал расчет.
– Непонятный ты все-таки человек, Васека. Почему ты так живешь? – интересовались в конторе.
Васека, глядя куда-то выше конторщиков, пояснял кратко:
– Потому что я талантливый.
Конторщики, люди вежливые, отворачивались, пряча улыбки. А Васека, небрежно сунув деньги в карман (он презирал деньги), уходил. И шагал по переулку с независимым видом.
– Опять? – спрашивали его.
– Так точно! – Васека козырял по-военному – Еще вопросы будут?
– Куклы пошел делать? Хэх…
На эту тему – о куклах – Васека ни с кем не разговаривал.
Дома Васека отдавал деньги матери и говорил:
– Господи. Ну что мне с тобой делать, верста коломенская? Журавь ты такой! А?
Васека пожимал плечами: он сам пока не знал, что теперь делать – куда пойти еще работать.
Проходила неделя-другая, и дело отыскивалось.
– Поедешь на бухгалтера учиться?
– Только… это очень серьезно!
– К чему эти возгласы?
«Дебет… Кредит… Приход… Расход… Заход… Обход… – И деньги! деньга! деньги. »
Васека продержался четыре дня. Потом встал и ушел прямо с урока.
– Смехота, – сказал он. Он решительно ничего не понял в блестящей науке хозяйственного учета.
Последнее время Васека работал молотобойцем. И тут, помахав недели две тяжелой кувалдой, Васека аккуратно положил ее на верстак и заявил кузнецу:
– Души нету в работе.
– Трепло, – сказал кузнец. – Выйди отсюда.
Васека с изумлением посмотрел на старика кузнеца.
– Почему ты сразу переходишь на личности?
– Балаболка, если не трепло. Что ты понимаешь в железе? «Души нету»… Даже злость берет.
– А что тут понимать-то? Этих подков я тебе без всякого понимания накую сколько хочешь.
Васека накалил кусок железа, довольно ловко выковал подкову, остудил в воде и подал старику.
Кузнец легко, как свинцовую, смял ее в руках и выбросил из кузницы.
– Иди корову подкуй такой подковой.
Васека взял подкову, сделанную стариком, попробовал тоже погнуть ее – не тут-то было.
Васека остался в кузнице.
– Ты, Васека, парень – ничего, но болтун, – сказал ему кузнец. – Чего ты, например, всем говоришь, что ты талантливый?
– Это верно: я очень талантливый.
– А где твоя работа сделанная?
– Я ее никому, конечно, не показываю.
– Они не понимают. Один Захарыч понимает.
На другой день Васека принес в кузницу какую-то штукенцию с кулак величиной, завернутую в тряпку.
Кузнец развернул тряпку… и положил на огромную ладонь человечка, вырезанного из дерева. Человечек сидел на бревне, опершись руками на колени. Голову опустил на руки; лица не видно. На спине человечка, под ситцевой рубахой – синей, с белыми горошинами – торчат острые лопатки. Худой, руки черные, волосы лохматые, с подпалинами. Рубаха тоже прожжена в нескольких местах. Шея тонкая и жилистая.
Кузнец долго разглядывал его.
– Смолокур, – сказал он.
– Ага. – Васека глотнул пересохшим горлом.
– Таких нету теперь.
– А я помню таких. Это что он. Думает, что ли?
– Помню таких, – еще раз сказал кузнец. – А ты-то откуда их знаешь?
Кузнец вернул Васеке смолокура.
– Это что! – воскликнул Васека, заворачивая смолокура в тряпку. – У меня разве такие есть!
– Почему. Есть солдат, артистка одна есть, тройка… еще солдат, раненый. А сейчас я Стеньку Разина вырезаю.
– А у кого ты учился?
– А сам… ни у кого.
– А откуда ты про людей знаешь? Про артистку, например…
– Я все про людей знаю. – Васека гордо посмотрел сверху на старика. – Они все ужасно простые.
– Вон как! – воскликнул кузнец и засмеялся.
– Скоро Стеньку сделаю… поглядишь.
– Смеются над тобой люди.
– Это ничего. – Васека высморкался в платок. – На самом деле они меня любят. И я их тоже люблю.
Кузнец опять рассмеялся.
– Ну и дурень ты, Васека! Сам про себя говорит, что его любят! Кто же так делает?
– Совестно небось так говорить.
– Почему совестно? Я же их тоже люблю. Я даже их больше люблю.
– А какую он песню поет? – без всякого перехода спросил кузнец.
– Смолокур-то? Про Ермака Тимофеича.
– А артистку ты где видел?
– В кинофильме. – Васека прихватил щипцами уголек из горна, прикурил. – Я женщин люблю. Красивых, конечно.
Васека слегка покраснел.
– Тут я затрудняюсь тебе сказать.
– Хэ. – Кузнец стал к наковальне. – Чудной ты парень, Васека! Но разговаривать с тобой интересно. Ты скажи мне: какая тебе польза, что ты смолокура этого вырезал? Это ж все-таки кукла.
Васека ничего не сказал на это. Взял молот и тоже стал к наковальне.
– Не можешь ответить?
– Не хочу. Я нервничаю, когда так говорят, – ответил Васека.
…С работы Васека шагал всегда быстро. Размахивал руками -длинный, нескладный. Он совсем не уставал в кузнице. Шагал и в ногу – на манер марша – подпевал:
Пусть говорят, что я ведра починяю,
Эх, пусть говорят, что я дорого беру!
Две копейки – донышко,
Три копейки – бок…
– Здравствуй, Васека! – приветствовали его.
– Здорово, – отвечал Васека.
Дома он наскоро ужинал, уходил в горницу и не выходил оттуда до утра: вырезал Стеньку Разина.
О Стеньке ему много рассказывал Вадим Захарович, учитель-пенсионер, живший по соседству. Захарыч, как его называл Васека, был добрейшей души человек. Это он первый сказал, что Васека талантливый. Он приходил к Васеке каждый вечер и рассказывал русскую историю. Захарыч был одинок, тосковал без работы. Последнее время начал попивать. Васека глубоко уважал старика. До поздней ноченьки сиживал он на лавке, поджав под себя ноги, не шевелился – слушал про Стеньку.
– … Мужик он был крепкий, широкий в плечах, легкий на ногу… чуточку рябоватый. Одевался так же, как все казаки. Не любил он, знаешь, разную там парчу… и прочее. Это ж был человек! Как развернется, как глянет исподлобья – травы никли. А справедливый был. Раз попали они так, что жрать в войске нечего. Варили конину. Ну и конины не всем хватало. И увидел Стенька: один казак совсем уж отощал, сидит у костра, бедный, голову свесил: дошел окончательно. Стенька толкнул его – подает свой кусок мяса. «На, – говорит, – ешь». Тот видит, что атаман сам почернел от голода. «Ешь сам, батька. Тебе нужнее». – «Бери!» – «Нет». Тогда Стенька как выхватил саблю – она аж свистнула в воздухе: «В три господа душу мать. Я кому сказал: бери!» Казак съел мясо. А. Милый ты, милый человек… душа у тебя была.
Васека, с повлажневшими глазами, слушал.
– А княжну-то он как! – тихонько, шепотом, восклицал он. – В Волгу взял и кинул…
– Княжну. – Захарыч, тщедушненький старичок с маленькой сухой головой, кричал: – Да он этих бояр толстопузых вот так покидывал! Он их как хотел делал! Понял? Сарынь на кичку! И все.
… Работа над Стенькой Разиным подвигалась туго. Васека аж с лица осунулся. Не спал ночами. Когда «делалось», он часами не разгибался над верстаком – строгал и строгал… швыркал носом и приговаривал тихонько:
– Сарынь на кичку.
Спину ломило. В глазах начинало двоиться. Васека бросал нож и прыгал по горнице на одной ноге и негромко смеялся.
А когда «не делалось», Васека сидел неподвижно у раскрытого окна, закинув сцепленные руки за голову. Сидел час, два – смотрел на звезды и думал про Стеньку.
Приходил Захарыч, спрашивал:
– Василий Егорыч дома?
– Иди, Захарыч! – кричал Васека. Накрывал работу тряпкой и встречал старика.
– Здоровеньки булы! – Так здоровался Захарыч – «по-казацки».
Захарыч косился на верстак.
– Нет? Правильно. Ты, Василий… – Захарыч садился на стул, – ты – мастер. Большой мастер. Только не пей. Это гроб! Понял? Русский человек талант свой может не пожалеть. Где смолокур? Дай…
Васека подавал смолокура и сам впивался ревнивыми глазами в свое произведение.
Захарыч, горько сморщившись, смотрел на деревянного человечка.
– Он не про Ермака поет, – говорил он. – Он про свою долю поет. Ты даже не знаешь таких песен. – И он неожиданно сильным, красивым голосом запел:
Василий Шукшин – Стенька Разин
Василий Шукшин – Стенька Разин краткое содержание
Стенька Разин читать онлайн бесплатно
Его звали – Васека. Васека имел: двадцать четыре года от роду, один восемьдесят пять рост, большой утиный нос… и невозможный характер. Он был очень странный парень – Васека.
Кем он только не работал после армии! Пастухом, плотником, прицепщиком, кочегаром на кирпичном заводе. Одно время сопровождал туристов по окрестным горам. Нигде не нравилось. Поработав месяц-другой на новом месте, Васека приходил в контору и брал расчет.
– Непонятный ты все-таки человек, Васека. Почему ты так живешь? – интересовались в конторе.
Васека, глядя куда-то выше конторщиков, пояснял кратко:
– Потому что я талантливый.
Конторщики, люди вежливые, отворачивались, пряча улыбки. А Васека, небрежно сунув деньги в карман (он презирал деньги), уходил. И шагал по переулку с независимым видом.
– Опять? – спрашивали его.
– Так точно! – Васека козырял по-военному – Еще вопросы будут?
– Куклы пошел делать? Хэх…
На эту тему – о куклах – Васека ни с кем не разговаривал.
Дома Васека отдавал деньги матери и говорил:
– Господи. Ну что мне с тобой делать, верста коломенская? Журавь ты такой! А?
Васека пожимал плечами: он сам пока не знал, что теперь делать – куда пойти еще работать.
Проходила неделя-другая, и дело отыскивалось.
– Поедешь на бухгалтера учиться?
– Только… это очень серьезно!
– К чему эти возгласы?
«Дебет… Кредит… Приход… Расход… Заход… Обход… – И деньги! деньга! деньги. »
Васека продержался четыре дня. Потом встал и ушел прямо с урока.
– Смехота, – сказал он. Он решительно ничего не понял в блестящей науке хозяйственного учета.
Последнее время Васека работал молотобойцем. И тут, помахав недели две тяжелой кувалдой, Васека аккуратно положил ее на верстак и заявил кузнецу:
– Души нету в работе.
– Трепло, – сказал кузнец. – Выйди отсюда.
Васека с изумлением посмотрел на старика кузнеца.
– Почему ты сразу переходишь на личности?
– Балаболка, если не трепло. Что ты понимаешь в железе? «Души нету»… Даже злость берет.
– А что тут понимать-то? Этих подков я тебе без всякого понимания накую сколько хочешь.
Васека накалил кусок железа, довольно ловко выковал подкову, остудил в воде и подал старику.
Кузнец легко, как свинцовую, смял ее в руках и выбросил из кузницы.
– Иди корову подкуй такой подковой.
Васека взял подкову, сделанную стариком, попробовал тоже погнуть ее – не тут-то было.
Васека остался в кузнице.
– Ты, Васека, парень – ничего, но болтун, – сказал ему кузнец. – Чего ты, например, всем говоришь, что ты талантливый?
– Это верно: я очень талантливый.
– А где твоя работа сделанная?
– Я ее никому, конечно, не показываю.
– Они не понимают. Один Захарыч понимает.
На другой день Васека принес в кузницу какую-то штукенцию с кулак величиной, завернутую в тряпку.
Кузнец развернул тряпку… и положил на огромную ладонь человечка, вырезанного из дерева. Человечек сидел на бревне, опершись руками на колени. Голову опустил на руки; лица не видно. На спине человечка, под ситцевой рубахой – синей, с белыми горошинами – торчат острые лопатки. Худой, руки черные, волосы лохматые, с подпалинами. Рубаха тоже прожжена в нескольких местах. Шея тонкая и жилистая.
Кузнец долго разглядывал его.
– Смолокур, – сказал он.
– Ага. – Васека глотнул пересохшим горлом.
– Таких нету теперь.
– А я помню таких. Это что он. Думает, что ли?
– Помню таких, – еще раз сказал кузнец. – А ты-то откуда их знаешь?
Кузнец вернул Васеке смолокура.
– Это что! – воскликнул Васека, заворачивая смолокура в тряпку. – У меня разве такие есть!
– Почему. Есть солдат, артистка одна есть, тройка… еще солдат, раненый. А сейчас я Стеньку Разина вырезаю.
– А у кого ты учился?
– А сам… ни у кого.
– А откуда ты про людей знаешь? Про артистку, например…
– Я все про людей знаю. – Васека гордо посмотрел сверху на старика. – Они все ужасно простые.
– Вон как! – воскликнул кузнец и засмеялся.
– Скоро Стеньку сделаю… поглядишь.
– Смеются над тобой люди.
– Это ничего. – Васека высморкался в платок. – На самом деле они меня любят. И я их тоже люблю.
Кузнец опять рассмеялся.
– Ну и дурень ты, Васека! Сам про себя говорит, что его любят! Кто же так делает?
– Совестно небось так говорить.
– Почему совестно? Я же их тоже люблю. Я даже их больше люблю.
– А какую он песню поет? – без всякого перехода спросил кузнец.
– Смолокур-то? Про Ермака Тимофеича.
– А артистку ты где видел?
– В кинофильме. – Васека прихватил щипцами уголек из горна, прикурил. – Я женщин люблю. Красивых, конечно.
Васека слегка покраснел.
– Тут я затрудняюсь тебе сказать.
– Хэ. – Кузнец стал к наковальне. – Чудной ты парень, Васека! Но разговаривать с тобой интересно. Ты скажи мне: какая тебе польза, что ты смолокура этого вырезал? Это ж все-таки кукла.
Васека ничего не сказал на это. Взял молот и тоже стал к наковальне.
– Не можешь ответить?
– Не хочу. Я нервничаю, когда так говорят, – ответил Васека.
…С работы Васека шагал всегда быстро. Размахивал руками -длинный, нескладный. Он совсем не уставал в кузнице. Шагал и в ногу – на манер марша – подпевал:
Пусть говорят, что я ведра починяю,
Эх, пусть говорят, что я дорого беру!
Две копейки – донышко,
Три копейки – бок…
– Здравствуй, Васека! – приветствовали его.
– Здорово, – отвечал Васека.
Дома он наскоро ужинал, уходил в горницу и не выходил оттуда до утра: вырезал Стеньку Разина.
О Стеньке ему много рассказывал Вадим Захарович, учитель-пенсионер, живший по соседству. Захарыч, как его называл Васека, был добрейшей души человек. Это он первый сказал, что Васека талантливый. Он приходил к Васеке каждый вечер и рассказывал русскую историю. Захарыч был одинок, тосковал без работы. Последнее время начал попивать. Васека глубоко уважал старика. До поздней ноченьки сиживал он на лавке, поджав под себя ноги, не шевелился – слушал про Стеньку.
– … Мужик он был крепкий, широкий в плечах, легкий на ногу… чуточку рябоватый. Одевался так же, как все казаки. Не любил он, знаешь, разную там парчу… и прочее. Это ж был человек! Как развернется, как глянет исподлобья – травы никли. А справедливый был. Раз попали они так, что жрать в войске нечего. Варили конину. Ну и конины не всем хватало. И увидел Стенька: один казак совсем уж отощал, сидит у костра, бедный, голову свесил: дошел окончательно. Стенька толкнул его – подает свой кусок мяса. «На, – говорит, – ешь». Тот видит, что атаман сам почернел от голода. «Ешь сам, батька. Тебе нужнее». – «Бери!» – «Нет». Тогда Стенька как выхватил саблю – она аж свистнула в воздухе: «В три господа душу мать. Я кому сказал: бери!» Казак съел мясо. А. Милый ты, милый человек… душа у тебя была.
Васека, с повлажневшими глазами, слушал.
– А княжну-то он как! – тихонько, шепотом, восклицал он. – В Волгу взял и кинул…
– Княжну. – Захарыч, тщедушненький старичок с маленькой сухой головой, кричал: – Да он этих бояр толстопузых вот так покидывал! Он их как хотел делал! Понял? Сарынь на кичку! И все.
… Работа над Стенькой Разиным подвигалась туго. Васека аж с лица осунулся. Не спал ночами. Когда «делалось», он часами не разгибался над верстаком – строгал и строгал… швыркал носом и приговаривал тихонько:
– Сарынь на кичку.
Спину ломило. В глазах начинало двоиться. Васека бросал нож и прыгал по горнице на одной ноге и негромко смеялся.
А когда «не делалось», Васека сидел неподвижно у раскрытого окна, закинув сцепленные руки за голову. Сидел час, два – смотрел на звезды и думал про Стеньку.
Приходил Захарыч, спрашивал:
– Василий Егорыч дома?
– Иди, Захарыч! – кричал Васека. Накрывал работу тряпкой и встречал старика.
– Здоровеньки булы! – Так здоровался Захарыч – «по-казацки».
Захарыч косился на верстак.
– Нет? Правильно. Ты, Василий… – Захарыч садился на стул, – ты – мастер. Большой мастер. Только не пей. Это гроб! Понял? Русский человек талант свой может не пожалеть. Где смолокур? Дай…
Васека подавал смолокура и сам впивался ревнивыми глазами в свое произведение.
Захарыч, горько сморщившись, смотрел на деревянного человечка.
– Он не про Ермака поет, – говорил он. – Он про свою долю поет. Ты даже не знаешь таких песен. – И он неожиданно сильным, красивым голосом запел:
«Стенька Разин», анализ рассказа Шукшина
Жанровые особенности
Этот ранний рассказ, опубликованный в 1962 г., открывает галерею портретов и образов Степана Разина в творчестве Шукшина и по сути является декларацией его главного замысла – романа «Я пришёл дать вам волю», завершённого в 1969 г. Используя классификацию самого Шукшина, этот рассказ точно можно отнести к «рассказам-характерам», но в нём писателя интересует не столько сам образ Разина, сколько автобиографический образ художника из народа, которому судьба и характер Стеньки не дают покоя.
Герои рассказа
В рассказе три основных героя (не считая «угадываемого» образа Стеньки Разина): «кукольник» Васёка, бывший учитель Вадим Захарович и старый кузнец. Тут редкий для Шукшина случай: все трое принадлежат к его любимому типу людей неравнодушных и талантливых.
Сюжет и композиция
Васёка не может удержаться ни на какой работе, и когда, бросив очередную, с независимым видом шагает по селу, народ вслед ему вздыхает: «Куклы пошёл делать».
Когда через две недели очередной своей работы – в кузнице – Васёка заявляет старому кузнецу: «Всё. Пошёл», – тот с искренним непониманием спрашивает: «Почему?» Васёка не может делать работу без души. Но, когда он осознаёт, что даже подкову сделать непросто, что надо понимать, чувствовать железо, то остаётся.
Но кузнец продолжает его бранить – теперь уже за то, что Васёка называет себя талантливым. «А где твоя работа сделанная?» Васёка приносит в кузницу куклу, но кузнец задаёт ему о куклах тот самый вопрос, какой пушкинская чернь задавала Поэту о его стихах: «Какая польза нам от них?» Васёка «нервничал», но на этот раз не сробел: «Скоро Стеньку сделаю… поглядишь».
Так ровно на середине рассказа повествование приближается именно к тому, что вынесено в заглавие, т.е. по определению к самому важному: интрига завязалась, и действие в его развитии приближается к кульминации. И это – обещание самого Шукшина самому себе и другу-читателю. «Сделать Стеньку» – и его заветная мечта, чаемый ответ на вопрос и о смысле, и о назначении искусства.
Васёка называет себя самоучкой. Это правда, если говорить о ремесле куклореза. И это неправда: знать и любить русскую историю Васёку научил Вадим Захарович, а добиваться единственно верного и точного результата в работе – кузнец.
В ту ночь, когда Васёка «делал» Стеньку, Захарыч остался у него ночевать – боялся пропустить рождение шедевра (неоконченную работу мастер ему не показывал). И вот Васёка будит его: сделал! Кукольная группа, выставленная на простом верстаке, изображала пленение Стеньки Разина. Это – кульминация и развязка: сделал Стеньку! Увидев кукол, «Захарыч сел на лавку и заплакал горько и тихо. – Как они его… а! За что же они его?! За что. Гады они такие, гады!»
Проблематика
Всю жизнь Шукшин мечтал снять фильм про Стеньку. Но куклы-актёры не зажили живою жизнью на экране под жёстким резцом режиссёра-кукловода: он умер, не успев даже приступить к съёмке.
Из рассказа «Стенька Разин» мы знаем, что ключевая для автора сцена – предательство: как Стеньку схватили, чтоб выдать царю, свои же, казаки. В рассказе описание пленения Стеньки очень похоже на описание в романе. Так в рассказе: «. Но чем-то ударили по голове тяжёлым. Рухнул на колени грозный атаман. Глумились. Топтали могучее тело. Распинали совесть свою. Били по глазам».
Захарыч рыдает, Васёка тоже плачет, потому что они чувствуют, как из Стеньки вышибают дух.
Стенькой увлёк Васёку именно Захарыч, который тосковал без работы, поэтому приходил каждый вечер к Васёке, чтобы рассказывать русскую историю. Васёка старика уважал. А вот в школе, видимо, не уважали – иначе с чего б ему, одинокому, без работы тосковать? В сельских школах учителя всегда востребованы и на пенсию не уходят, если сами не хотят. Уволили за пьянство? Не складывается: «Последнее время начал попивать», т.е. явно уже на пенсии начал, от безделья, отчаянья и одиночества. У Шукшина всё сказано недвусмысленно, надо только внимательно читать. Чем-то иным Вадим Захарович вызвал недоверие советской школы, хотя и подход его (судя по ненависти к боярам и сочувствию к восставшей бедноте) совершенно «классовый».
Не понимали ведь и Шукшина: на что ему дался этот Стенька, мало ли тем для творчества? Но в подлинном творчестве, по словам Пастернака, «кончается искусство и дышат почва и судьба», а «почва и судьба» Шукшина в русской истории, видимо, именно таковы.
Стилистические особенности
Основной повествовательный приём в этом рассказе – опережающий сигнал. Суть его в следующем: ключевое слово-сигнал даётся в таком контексте, где смысл его пока непонятен, и это заставляет слушателя задаваться вопросом. Например, люди говорят о Васёке: «Куклы пошёл делать», и читатель поневоле спросит: «Какие куклы?» Или другой пример. На недоумение кузнеца, почему Васёка не показывает людям своей работы, тот отвечает: «Они не понимают. Один Захарыч понимает» – и у читателя не может не возникнуть вопрос: «Кто такой Захарыч?» А, как известно, смыслы – это ответы на вопросы: если у слушателя вопроса к рассказчику нет, то и рассказ вряд ли будет услышан.
Василий Шукшин – Стенька Разин
Описание книги “Стенька Разин”
Описание и краткое содержание “Стенька Разин” читать бесплатно онлайн.
Его звали – Васека. Васека имел: двадцать четыре года от роду, один восемьдесят пять рост, большой утиный нос… и невозможный характер. Он был очень странный парень – Васека.
Кем он только не работал после армии! Пастухом, плотником, прицепщиком, кочегаром на кирпичном заводе. Одно время сопровождал туристов по окрестным горам. Нигде не нравилось. Поработав месяц-другой на новом месте, Васека приходил в контору и брал расчет.
– Непонятный ты все-таки человек, Васека. Почему ты так живешь? – интересовались в конторе.
Васека, глядя куда-то выше конторщиков, пояснял кратко:
– Потому что я талантливый.
Конторщики, люди вежливые, отворачивались, пряча улыбки. А Васека, небрежно сунув деньги в карман (он презирал деньги), уходил. И шагал по переулку с независимым видом.
– Опять? – спрашивали его.
– Так точно! – Васека козырял по-военному – Еще вопросы будут?
– Куклы пошел делать? Хэх…
На эту тему – о куклах – Васека ни с кем не разговаривал.
Дома Васека отдавал деньги матери и говорил:
– Господи. Ну что мне с тобой делать, верста коломенская? Журавь ты такой! А?
Васека пожимал плечами: он сам пока не знал, что теперь делать – куда пойти еще работать.
Проходила неделя-другая, и дело отыскивалось.
– Поедешь на бухгалтера учиться?
– Только… это очень серьезно!
– К чему эти возгласы?
«Дебет… Кредит… Приход… Расход… Заход… Обход… – И деньги! деньга! деньги. »
Васека продержался четыре дня. Потом встал и ушел прямо с урока.
– Смехота, – сказал он. Он решительно ничего не понял в блестящей науке хозяйственного учета.
Последнее время Васека работал молотобойцем. И тут, помахав недели две тяжелой кувалдой, Васека аккуратно положил ее на верстак и заявил кузнецу:
– Души нету в работе.
– Трепло, – сказал кузнец. – Выйди отсюда.
Васека с изумлением посмотрел на старика кузнеца.
– Почему ты сразу переходишь на личности?
– Балаболка, если не трепло. Что ты понимаешь в железе? «Души нету»… Даже злость берет.
– А что тут понимать-то? Этих подков я тебе без всякого понимания накую сколько хочешь.
Васека накалил кусок железа, довольно ловко выковал подкову, остудил в воде и подал старику.
Кузнец легко, как свинцовую, смял ее в руках и выбросил из кузницы.
– Иди корову подкуй такой подковой.
Васека взял подкову, сделанную стариком, попробовал тоже погнуть ее – не тут-то было.
Васека остался в кузнице.
– Ты, Васека, парень – ничего, но болтун, – сказал ему кузнец. – Чего ты, например, всем говоришь, что ты талантливый?
– Это верно: я очень талантливый.
– А где твоя работа сделанная?
– Я ее никому, конечно, не показываю.
– Они не понимают. Один Захарыч понимает.
На другой день Васека принес в кузницу какую-то штукенцию с кулак величиной, завернутую в тряпку.
Кузнец развернул тряпку… и положил на огромную ладонь человечка, вырезанного из дерева. Человечек сидел на бревне, опершись руками на колени. Голову опустил на руки; лица не видно. На спине человечка, под ситцевой рубахой – синей, с белыми горошинами – торчат острые лопатки. Худой, руки черные, волосы лохматые, с подпалинами. Рубаха тоже прожжена в нескольких местах. Шея тонкая и жилистая.
Кузнец долго разглядывал его.
– Смолокур, – сказал он.
– Ага. – Васека глотнул пересохшим горлом.
– Таких нету теперь.
– А я помню таких. Это что он. Думает, что ли?
– Помню таких, – еще раз сказал кузнец. – А ты-то откуда их знаешь?
Кузнец вернул Васеке смолокура.
– Это что! – воскликнул Васека, заворачивая смолокура в тряпку. – У меня разве такие есть!
– Почему. Есть солдат, артистка одна есть, тройка… еще солдат, раненый. А сейчас я Стеньку Разина вырезаю.
– А у кого ты учился?
– А сам… ни у кого.
– А откуда ты про людей знаешь? Про артистку, например…
– Я все про людей знаю. – Васека гордо посмотрел сверху на старика. – Они все ужасно простые.
– Вон как! – воскликнул кузнец и засмеялся.
– Скоро Стеньку сделаю… поглядишь.
– Смеются над тобой люди.
– Это ничего. – Васека высморкался в платок. – На самом деле они меня любят. И я их тоже люблю.
Кузнец опять рассмеялся.
– Ну и дурень ты, Васека! Сам про себя говорит, что его любят! Кто же так делает?
– Совестно небось так говорить.
– Почему совестно? Я же их тоже люблю. Я даже их больше люблю.
– А какую он песню поет? – без всякого перехода спросил кузнец.
– Смолокур-то? Про Ермака Тимофеича.
– А артистку ты где видел?
– В кинофильме. – Васека прихватил щипцами уголек из горна, прикурил. – Я женщин люблю. Красивых, конечно.
Васека слегка покраснел.
– Тут я затрудняюсь тебе сказать.
– Хэ. – Кузнец стал к наковальне. – Чудной ты парень, Васека! Но разговаривать с тобой интересно. Ты скажи мне: какая тебе польза, что ты смолокура этого вырезал? Это ж все-таки кукла.
Васека ничего не сказал на это. Взял молот и тоже стал к наковальне.
– Не можешь ответить?
– Не хочу. Я нервничаю, когда так говорят, – ответил Васека.
…С работы Васека шагал всегда быстро. Размахивал руками -длинный, нескладный. Он совсем не уставал в кузнице. Шагал и в ногу – на манер марша – подпевал:
Пусть говорят, что я ведра починяю,
Эх, пусть говорят, что я дорого беру!
Две копейки – донышко,
Три копейки – бок…
– Здравствуй, Васека! – приветствовали его.
– Здорово, – отвечал Васека.
Дома он наскоро ужинал, уходил в горницу и не выходил оттуда до утра: вырезал Стеньку Разина.
О Стеньке ему много рассказывал Вадим Захарович, учитель-пенсионер, живший по соседству. Захарыч, как его называл Васека, был добрейшей души человек. Это он первый сказал, что Васека талантливый. Он приходил к Васеке каждый вечер и рассказывал русскую историю. Захарыч был одинок, тосковал без работы. Последнее время начал попивать. Васека глубоко уважал старика. До поздней ноченьки сиживал он на лавке, поджав под себя ноги, не шевелился – слушал про Стеньку.
– … Мужик он был крепкий, широкий в плечах, легкий на ногу… чуточку рябоватый. Одевался так же, как все казаки. Не любил он, знаешь, разную там парчу… и прочее. Это ж был человек! Как развернется, как глянет исподлобья – травы никли. А справедливый был. Раз попали они так, что жрать в войске нечего. Варили конину. Ну и конины не всем хватало. И увидел Стенька: один казак совсем уж отощал, сидит у костра, бедный, голову свесил: дошел окончательно. Стенька толкнул его – подает свой кусок мяса. «На, – говорит, – ешь». Тот видит, что атаман сам почернел от голода. «Ешь сам, батька. Тебе нужнее». – «Бери!» – «Нет». Тогда Стенька как выхватил саблю – она аж свистнула в воздухе: «В три господа душу мать. Я кому сказал: бери!» Казак съел мясо. А. Милый ты, милый человек… душа у тебя была.
Васека, с повлажневшими глазами, слушал.
– А княжну-то он как! – тихонько, шепотом, восклицал он. – В Волгу взял и кинул…
– Княжну. – Захарыч, тщедушненький старичок с маленькой сухой головой, кричал: – Да он этих бояр толстопузых вот так покидывал! Он их как хотел делал! Понял? Сарынь на кичку! И все.
… Работа над Стенькой Разиным подвигалась туго. Васека аж с лица осунулся. Не спал ночами. Когда «делалось», он часами не разгибался над верстаком – строгал и строгал… швыркал носом и приговаривал тихонько:
– Сарынь на кичку.
Спину ломило. В глазах начинало двоиться. Васека бросал нож и прыгал по горнице на одной ноге и негромко смеялся.
А когда «не делалось», Васека сидел неподвижно у раскрытого окна, закинув сцепленные руки за голову. Сидел час, два – смотрел на звезды и думал про Стеньку.
Приходил Захарыч, спрашивал:
– Василий Егорыч дома?
– Иди, Захарыч! – кричал Васека. Накрывал работу тряпкой и встречал старика.
– Здоровеньки булы! – Так здоровался Захарыч – «по-казацки».
Захарыч косился на верстак.
– Нет? Правильно. Ты, Василий… – Захарыч садился на стул, – ты – мастер. Большой мастер. Только не пей. Это гроб! Понял? Русский человек талант свой может не пожалеть. Где смолокур? Дай…
Васека подавал смолокура и сам впивался ревнивыми глазами в свое произведение.
Захарыч, горько сморщившись, смотрел на деревянного человечка.
– Он не про Ермака поет, – говорил он. – Он про свою долю поет. Ты даже не знаешь таких песен. – И он неожиданно сильным, красивым голосом запел:
Загрузка...