29.03.2020

Красное колесо – краткое содержание романа Солженицына

Александр Солженицын – Красное колесо. Узел I. Август Четырнадцатого

Александр Солженицын – Красное колесо. Узел I. Август Четырнадцатого краткое содержание

“Август Четырнадцатого” задуман автором в 1937 году – ещё не как Узел Первый, но как вступление в большой роман о русской революции. Тогда же, в 1937 в Ростове-на-Дону, собраны все материалы по Самсоновской катастрофе, доступные в советских условиях (немалые), – и написаны первые главы: приезд полковника из Ставки в штаб Самсонова, переезд штаба в Найденбург, обед там… Конструкция этих глав осталась почти без изменения и в окончательной редакции. В той первой стадии работы много глав отводилось Саше Ленартовичу, но эти главы с годами отпали. Были также главы об экономии Щербаков (дед автора по матери), где уже тогда задевался вопрос о деятельности Столыпина и значении убийства его.

Красное колесо. Узел I. Август Четырнадцатого – читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Александр Исаевич Солженицын

Последняя редакция Узла сделана уже в процессе набора, в 1981 в Вермонте.

Солженицын Александр Исаевич

Затем в работе над романом наступил перерыв до 1963 года (все заготовки сохранились через годы войны и тюрьмы), когда автор снова стал усиленно собирать материалы. В 1965 определяется название “Красное Колесо”, с 1967 – принцип Узлов, то есть сплошного густого изложения событий в сжатые отрезки времени, но с полными перерывами между ними.

С марта 1969 начинается непрерывная работа над “Красным Колесом”, сперва главы поздних Узлов (1919-20 годы, особенно тамбовские и ленинские главы). Той же весной 1969 писатель перешёл к работе над одним “Августом 1914” – и за полтора года, к октябрю 1970, кончил его (то, что в нынешнем издании составляет первый том и часть второго).

В таком виде Узел Первый был опубликован в июне 1971 в Париже издательством YMCA-press, в том же году вышло два соперничающих издания в Германии, затем в Голландии, в 1972 – во Франции, Англии, Соединённых Штатах, Испании, Дании, Норвегии, Швеции, Италии, в последующие годы – и в других странах Европы, Азии и Америки.

Самовольное печатание книги на Западе вызвало атаку на автора в коммунистической печати.

После высылки писателя в изгнание, он углубил написанные ещё в СССР ленинские главы, в том числе и 22-ю из “Августа”, намеренно не опубликованную при первом издании. Она вошла в отдельно изданную сплотку глав “Ленин в Цюрихе” (Paris, YMCA-press, 1975). Весной 1976 писатель собрал в Гуверовском институте в Калифорнии обширные материалы об истории убийства Столыпина. Летом-осенью 1976 в Вермонте были написаны все относящиеся к этому циклу главы (ныне 8-я и 60-73). В начале 1977 написана глава „Этюд о монархе” (ныне 74-я, была отдельно напечатана в “Вестнике РХД”, 124, 1978) – после чего Узел Первый окончательно стал двухтомным.

Все заметные исторические лица, все крупные военачальники, упоминаемые революционеры, как и весь материал обзорных и царских глав, вся история убийства Столыпина Богровым, все детали военных действий, до судьбы каждого полка и многих батальонов, – подлинные.

Отец автора выведен почти под собственным именем, и семья матери доподлинно. Семьи Харитоновых (Андреевых) и Архангородских, Варя – подлинные, Ободовский (Пётр Акимович Пальчинский) – известное историческое лицо.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
РЕВОЛЮЦИЯ.

“Только топор может нас

избавить, и ничто, кроме

топора… К топору зовите Русь”.

Из письма в “Колокол”, 1860.

УЗЕЛ I
АВГУСТ ЧЕТЫРНАДЦАТОГО
(10-21 августа ст. ст.)

Они выехали из станицы прозрачным зорным утром, когда при первом солнце весь Хребет, ярко белый и в синих углубинах, стоял доступно близкий, видный каждым своим изрезом, до того близкий, что человеку непривычному помнилось бы докатить к нему за два часа.

Высился он такой большой в мире малых людских вещей, такой нерукотворный в мире сделанных. За тысячи лет все люди, сколько жили, доотказным раствором рук неси сюда и пухлыми грудами складывай всё сработанное ими или даже задуманное, – не поставили бы такого сверхмыслимого Хребта.

От станицы до станции так вела их всё время дорога, что Хребет был прямо перед ними, к нему они ехали, его они видели: снеговые пространства, оголённые скальные выступы да тени угадываемых ущелий. Но от получаса к получасу стал он снизу подтаивать, отделился от земли, уже не стоял, а висел в треть неба и запеленился, не стало в нём рубцов и рёбер, горных признаков, а казался огромными слитными белыми облаками. Потом и облаками уже разорванными на части, уже не отличимыми от истых облаков. Потом и их размыло, Хребет вовсе изник, будто был небесным видением, и впереди, как и со всех сторон, осталось небо сероватое, белесое, набирающее зноя. Так, не меняя направления, они ехали больше пятидесяти вёрст, до полудня и за полдень, – но великанских гор перед ними как не бывало, а подступили близкие округлые горки: Верблюд; Бык; плешивая Змейка; кудрявая Железная.

Они выехали ещё не пыльной дорогой, ещё росной прохладной степью. Они проехали те часы, когда степь звенела, вспархивала, щебетала, потом посвистывала, потрескивала, пошуршивала, – а вот уж к Минеральным Водам, волоча за собой ленивый пыльный взмёт, подъезжали в самый мёртвый послеполуденный час, и отчётливый звук был только – мерное постукивание их: таратайки, дерево об дерево, а копытами в пыль становились лошади почти неслышно. И все тонкие запахи трав за эти часы были и перешли, а теперь настоялся один знойный солнечный запах с подмесью пыли, и так же пахла их таратайка, и сенная подстилка, и сами они – но, степнякам от первой детской памяти, этот запах был им приятен, а зной – не утомителен.

Отец пожалел дать им рессорную бричку, берёг, оттого на рыси их трясло и колотило, и большую часть дороги они проехали шагом. Ехали они меж хлебов и между стад, миновали и солончаковые проплешины, перекатывали пологие холмы, пересекали отлогие балки, с близкой водой и сухие, ни одной настоящей реки, ни одной большой станицы, мало кого встречая, мало кем обогнанные по воскресному малолюдью, – но Исаакию, и всегда терпеливому, особенно сегодня, по настроению и замыслу его, совсем не тягостны были эти восемь часов, а мог бы он и шестнадцать проехать так: из-под дырявой соломенной шляпы – посверх лошадиных ушей, да придерживая возжи ненужные.

Евстрашка, младший, от мачехи, братишка, эту всю дорогу ему сегодня же ворочаться в ночь, сперва спал на сене за спиной Исаакия, потом вертелся, на ноги поднимался, разглядывая в траве, соскакивал, отбегал, догонял, полно было ему дел, ещё и рассказывал или спрашивал: “А почему, если закроешь глаза, кажется – назад едешь?”

Александр Солженицын «Красное колесо»

Красное колесо

Язык написания: русский

Жанры/поджанры: Историческая проза | Реализм
Общие характеристики: Социальное | Философское | Военное | Психологическое
Место действия: Наш мир (Земля)( Россия/СССР/Русь | Европа )
Время действия: 20 век
Линейность сюжета: Параллельный
Возраст читателя: Для взрослых

Романный цикл «Красное колесо», над которым автор работал семь десятилетий, относится к идеологии и пафосу российской консервативной истории.

Отдельные части-составные своего исторического повествования писатель-нобелиат назвал у з л а м и: «в этих ключевых моментах завязывается вся история, — а потом лишь выходит под открытое небо». Всё повествование проникнуто исторической альтернативностью происходивших событий, — по мнению автора, определивших катастрофу России в ХХ ст.: развитие России должно было пойти иным путём.

Солженицын — один из тех мыслителей, кто отстаивает вариантность истории, доказывая реализацию для России ХХ ст. «инфернальных моделей» — антиразвития — в контексте концепции «исторического демонизма».

Обозначения: циклы романы повести графические произведения рассказы и пр.

мрачный маргинал, 29 августа 2012 г.

Основой для названия эпопеи послужил (по воспоминаниям жены писателя) опубликованный в 1925 году фантастический рассказ Антона Ульянского «Колесо» (в 1930г. переработан в роман «Путь Колеса»).

Запущенный учёным-маньяком механизм движется по гигантской спирали по всей Земле, принося неисчислимые бедствия.

«Красное колесо». Метафора вполне прозрачная. Но только названием связь цикла с русской фантастикой не исчерпывается.

Все романы эпопеи пронизаны ощущением гибельной альтернативности пути, по которому пошла Россия в 20 столетии. За подробным изложением хроники реальных событий находится чёткая авторская позиция: такое не должно было состояться. За чудовищной реализацией остались несостоявшимися благоприятные для России альтернативы.

А причиной тому, — в сущности, — случайные ошибки, нерешительность, глупость, трусость реальных исторических лиц.

Идею альтернативно-исторической прозы А. Солженицын разрабатывал, кстати, и в собственной концепции «трёхчастного рассказа». Вот только вполне воплотить эту концепцию в литературный материал не успел.

supernagruzka, 27 июля 2019 г.

В «Красном колесе» исторические главы, детально рисующие конкретные события и участвующих в них лиц, перемежаются главами романическими, посвященными судьбам персонажей «вымышленных» (как правило, имеющих прототипов). Среди последних особое место занимают Саня Лаженицын и Ксения Томчак, в которых узнаются родители писателя, и полковник Воротынцев, наделенный некоторыми автобиографическими чертами (последняя глава — размышления Воротынцева о судьбе России в смуте — прямо выводит к авторским раздумьям об испытаниях Отечества в конце 20 в.).

Изображая любого исторического персонажа, Солженицын стремится с максимальной полнотой передать его внутренний строй, побудительные мотивы действий, его «правду». При этом не устраняется авторская оценка: в революции, понимаемой как торжество зла, виноваты все (а более других — власть, отсюда жесткая трактовка Николая II), но виновные не перестают быть людьми, их трагические заблуждения нередко обусловлены односторонним развитием добрых душевных качеств, личности не сводятся к политическим «личинам».

Причину национальной (и мировой) катастрофы Солженицын видит в отходе человечества от Бога, небрежении нравственными ценностями, своекорыстии, неотделимом от властолюбия, и приверженности химерам об установлении «всеобщего благоденствия» на Земле.

“Красное колесо”

На Западе и до Солженицына было много публикаций о советских лагерях, но ему, бывшему лагернику, впервые удалось сказать об этом в самой России – отсюда его мировая известность. Конечно, Запад поддерживал в России далеко не всех противников режима, и Нобелевские премии давались не только за писательские заслуги. В двух выдающихся деятелях диссидентской эпохи Солженицыне и Сахарове – Запад увидел важные точки приложения своих сил. Сахаров оправдал эти надежды, так как был и остался западником. Солженицын – нет, высланный за границу, он обратил свой авторитет на критику именно антирусских тенденций в западной политике – как “не выгодных для самого Запада”. Характерно название одной из его ценных статей: “Чем грозит Америке плохое понимание (ею) России (1980 г). В чём, наверное, трудно согласиться с Александром Исаевичем – что правящие круги Америки, лидеры западного мира, “плохо понимали” своё отношение к России. И вообще, имея столь богатый опыт безуспешного переубеждения этих кругов и столь огромный авторитет – давно было бы желательно проанализировать и предупредить свой народ: чем грозит России плохое понимание ею Америки.

Коммунистическая система, душившая свой народ, и во внешнем мире угрожающе прибирала к рукам одну страну за другой, открыто заявляя о “закономерной неизбежности” своего мирового господства. Поэтому призывы Солженицына к Западу: “Имейте мужество к сопротивлению!”, “Пожалуйста, хотя бы не помогайте нашим рабовладельцам!” (1975 г) с нравственной точки зрения были оправданы. Прежде всего Солженицын переоценил порядочность “мировой человечности”, которая активно поддержала диссидентов в СССР. Конечно, на Западе есть немало порядочных людей. Но в демократии (как отметил Солженицын позже) всегда господствует “денежная аристократия” – она-то и определяет политику Запада. Для неё защита прав в СССР была лишь инструментом геополитической войны с сильным противником, так как, например, нарушения в диктатурах “третьего мира” западную совесть не волновали. Да и в самих США на эти “права” при необходимости плевали – вплоть до тайных военных экспериментов с облучением над своим же населением. Очевидно, правящие круги Запада имели больше информации, чтобы судить о действительной опасности СССР и чтобы определять свою долгосрочную стратегию. Эта стратегия, во избежание планетарной атомной катастрофы, ставила целью мирную победу над Советским Союзом, в расчёте на его идеологическое самоизживание – чему Запад и стремился всячески способствовать. Система, основанная на несвободе, представляла собой удобную мишень – на естественном стремлении людей к свободе Запад мог умело играть и ждать, не рискуя войной, прихода к власти в СССР более покладистого, обуржуазившегося поколения номенклатуры. Поэтому, подобно кутузовской практике, выгоднее было дать советскому режиму выдохнуться самому. Западные лидеры могли лишь с усмешкой воспринимать эмоциональные упрёки русского писателя в ” 60-летней упорной слепоте к природе коммунизма – концентрации мирового зла”. Солженицын пытался убедить их нравственными аргументами, тогда как в западной политике был голый расчёт. Даже если Александр Исаевич надеялся таким способом повлиять на общественное мнение Запада (и сделал для этого очень много) – оно было не силах изменить политику правящих кругов. Запад видел в русском самосознании более опасного противника, чем интернациональный коммунизм – чувствуя с последним то материалистическое “родство”, которое Солженицын вскользь отметил в Гарвардской речи. Поэтому и говорилось: “советский балет” – но “русские в Афганистане”, то есть в отрицательном смысле на Западе намеренно смешивали “русское” с “советским” для мобилизации общественного мнения и для политподготовки своих армий: облик врага должен быть простым и цельным. Этим объяснялось и упорное “непонимание” Западом призывов русской эмиграции отделять режим от народа. Русская эмиграция пыталась в иностранном мире искать друзей русского дела – но вступала в неизбежный конфликт с влиятельными силами Запада, которые изначально целились не в коммунизм, а в Россию. Видимо, поняв, что Запад не переубедить, Солженицын замолчал и ушёл в Вермонтский затвор служить России за письменным столом.

Эпопея “Красное колесо” посвящена предреволюционным годам. Это памятник русскому народу до великой беды семнадцатого года. Эпопея состоит из чётырёх частей – “узлов”: “Август Четырнадцатого”, “Октябрь Шестнадцатого”, “Март Семнадцатого”, “Апрель Семнадцатого”. Солженицын начал писать “Красное колесо” в конце 1960-х годов, и завершил только в начале 1990-х. “Красное колесо” – своеобразная летопись революции, которая создаётся из фрагментов разных жанров. Среди них – репортаж, протокол, стенограмма (рассказ о спорах министра Риттиха с депутатами Государственной Думы; “отчёт о происшествиях”, в котором анализируются уличные беспорядки лета 1917 года, фрагменты из газетных статей самых разных политических направлений). Исторические главы, детально рисующие конкретные события и участвующих в них лиц, перемежаются главами романтическими, посвящёнными судьбам персонажей “вымышленных” (как правило, имеющих прототипов). Среди них особое место занимают Саня Лаженицын и Ксения Томчак, в которых узнаются родители писателя (их счастливому взаимообретению, то есть причине рождения автора, посвящены несколько глав в финале “Апреля…”), и полковник Воротынцев, наделённый некоторыми автобиографическими чертами (последняя глава – размышление Воротынцева о судьбе России в смуте – прямо выводит к авторским раздумьям об испытаниях Отечества в конце 20 века). Оригинальные фрагменты, названные автором “экранами” – подобия кинематографических кадров с приёмами монтажа, приближения и удаления воображаемой кинокамеры. “Экраны” полны символического смысла. Так, в одном из эпизодов, отражающем отступление русской армии в августе 1914 года, изображение оторвавшегося от телеги колеса, окрашенного пожаром – символ хаоса, безумия истории. “Красное колесо” построено на сочетании и пересечении разных повествовательных точек зрения, при этом одно и то же событие иногда даётся в восприятии нескольких персонажей (убийство П.А. Столыпина увидено взглядом его убийцы – террориста М.Г. Богрова, самого Столыпина, генерала П.Г. Курлова и Николая Второго). “Голос” повествователя, призванного выражать авторскую позицию, часто вступает в диалог с “голосами” персонажей, истинное авторское мнение может быть лишь реконструировано читателем из целого текста. Солженицыну – писателю и историку – особенно дорог реформатор, председатель Совета Министров России П.А. Столыпин, который был убит за несколько лет до начала основного действия “Красного колеса”. Однако Солженицын посвятил ему значительную часть своего произведения. “Красное колесо” во многом напоминает “Войну и мир” Л.Н. Толстого. Подобно Толстому, Солженицын противопоставляет актёрствующих персонажей-политиканов (большевика Ленина, эсера Керенского, кадета Милюкова, царского министра Протопопова) нормальным человечным живым людям. Автор “Красного колеса” разделяет толстовскую мысль о чрезвычайно большой роли в истории обыкновенных людей. Но толстовские солдаты и офицеры творили историю, не сознавая этого. Своих героев Солженицын всё время ставит перед драматическим выбором – от их решений зависит ход событий. Отрешённость, готовность подчиниться ходу событий Солженицын, в отличие от Толстого, считает не проявлением прозорливости и внутренней свободы, а историческим предательством, ибо в истории, по мысли автора “Красного колеса”, действует не рок, а люди, и ничто не предопределено окончательно. Именно поэтому, сочувствуя Николаю Второму, автор всё же считает его неизбывно виноватым – последний русский император не исполнил своего предназначения, не удержал Россию от падения в бездну. Изображая любого исторического персонажа, Солженицын стремится с максимальной полнотой передать его внутренний строй, побудительные мотивы действий, его “правду”. В революции, принимаемой как торжество зла, виноваты все (а более других – власть, отсюда жёсткая трактовка Николая Второго), но виновные не перестают быть людьми, их трагические заблуждения нередко обусловлены односторонним развитием добрых душевных качеств, личности не сводятся к политическим “личинам”. Причину национальной (и мировой) катастрофы Солженицын видит в отходе человечества от Бога, небрежении нравственными ценностями, своекорыстии, неотделимом от властолюбия. Он так говорит о своей эпопее: “Замысел книги возник более полувека назад, писалась она 21 год. Октябрьский переворот был уже следствием, частным почти эпизодом по сравнению с истинной революцией – февральской. А февральская революция корнями своими идёт из конца 19 века в начало 20-го. И тогда я стал изучать всё, вплоть до наших террористов-революционеров. И февральская революция стала главным событием. От этого, конечно, многое что менялось в замысле. Я понял, что надо остановиться на апреле 1917 года. Во-первых, потому что уже весь ход России определился, уже в апреле 17-го было ясно, что буржуазные партии проиграли революцию, что власть лежит – бери, кто хочет. Большевики пришли и взяли…”

Никита Струве, парижский издатель “Архипелага ГУЛаг”, вспоминает: “Архипелаг ГУЛаг” – с литературной точки зрения художественное исследование. Такого ещё не было. Это не историческое исследование, а исследование, основанное на устном творчестве, – форма, возвращающая нас к временам летописей. И “Архипелаг ГУЛаг” – поразительнейшее произведение устного творчества народа, претворённого одним человеком, здесь через двести, триста свидетелей говорит голос народа. В этом смысле “Архипелаг ГУЛаг” и в литературном отношении произведение уникальное. Мы на Западе, русские эмигранты и их потомки, всегда всё знали о том, что происходит в России, знали о ГУЛаге почти всё чуть ли не с самого его возникновения. Но Запад не хотел верить русской эмиграции, не хотел верить он и тем свидетельствам, которые просачивались из России. А вот в солженицынское слово оно поверил. Почему? Ведь Запад не верил даже свидетелям, иной раз познавшим одновременно и немецкие лагеря и советские. По двум причинам. Поверил он потому, что Солженицын обладал необычайной словесной художественной силой, редкой способностью организовать множество голосов в единое целое. И наконец, поверил не только как свидетелю, но ещё и как такому свидетелю, который, пройдя через опыт ГУЛага, сумел как-то внутренне этот опыт преодолеть и преобразить.

После “Архипелага ГУЛаг” писатель мог бы и отдохнуть. Но нет. Изгнанный, и изгнанием одновременно вознесённый, но и обкрадываемый – такому человеку, месившему русскую землю на военных просёлках и на гулажных работах, вдруг оказаться в безвоздушном пространстве было тяжелее, чем кому-нибудь другому, – Солженицын принимается за совершенно новое произведение, теперь вылившееся в десятитомное художественное исследование о том, что случилось с Россией в 1917 году. Огромное задание, огромный замысел, который отчасти его и придавил, но которому он посвятил все часы своего пребывания на Западе – “Красное колесо”. Его не так легко прочесть, это требует и времени и уровня у читателя. В нём сосредоточилась одна черта, которая кажется основной у Солженицына, а именно героическое освещение человека. Баратынский сказал: “Две области сияния и тьмы исследовать равно стремимся мы”. Тьма была, но извне. Сила Солженицына в том, что в этой тьме он выделил, изобразил, прославил того, кто этой тьме умел сопротивляться, кто эту тьму сумел преодолеть”.

Александр Солженицын – Красное колесо. Узлы V – XX. На обрыве повествования

Описание книги “Красное колесо. Узлы V – XX. На обрыве повествования”

Описание и краткое содержание “Красное колесо. Узлы V – XX. На обрыве повествования” читать бесплатно онлайн.

Много лет назад эта книга (1914 – 1922) была задумана в двадцати Узлах, каждый по тому. В ходе непрерывной работы с 1969 материал продиктовал иначе. Центр тяжести сместился на Февральскую революцию. Уже и „Апрель Семнадцатого” выявляет вполне ясную картину обречённости февральского режима – и нет другой решительной собранной динамичной силы в России, как только большевики: октябрьский переворот уже с апреля вырисовывается как неизбежный. После апреля обстановка меняется скорее не качественно, а количественно. К тому же и объём написанного и мой возраст заставляют прервать повествование. Но для тех последующих Узлов я всё же представляю читателю конспект главных событий, которых нельзя бы обминуть, если писать развёрнуто. (Для Семнадцатого года они разработаны в значительной подробности, также и с обзором мнений; затем – схематично.)

Александр Исаевич Солженицын

На обрыве повествования

Много лет назад эта книга (1914 – 1922) была задумана в двадцати Узлах, каждый по тому. В ходе непрерывной работы с 1969 материал продиктовал иначе.

Центр тяжести сместился на Февральскую революцию. Уже и „Апрель Семнадцатого” выявляет вполне ясную картину обречённости февральского режима – и нет другой решительной собранной динамичной силы в России, как только большевики: октябрьский переворот уже с апреля вырисовывается как неизбежный. После апреля обстановка меняется скорее не качественно, а количественно.

К тому же и объём написанного и мой возраст заставляют прервать повествование.

Но для тех последующих Узлов я всё же представляю читателю конспект главных событий, которых нельзя бы обминуть, если писать развёрнуто. (Для Семнадцатого года они разработаны в значительной подробности, также и с обзором мнений; затем – схематично.)

Сюжеты с вымышленными персонажами я вовсе не включаю в конспект.

В КОНСПЕКТЕ ИСПОЛЬЗУЮТСЯ СЛЕДУЮЩИЕ СОКРАЩЕНИЯ

ДА Действующая Армия

СФ Северный фронт

ЗФ Западный фронт

ЮЗФ Юго-Западный фронт

РумФ Румынский фронт

БФ Балтийский флот

Центробалт Центральный комитет БФ (в Гельсингфорсе)

Центрофлот Центральный комитет всего русского флота

ВО Военный округ

ПВО Петроградский Военный округ

МВО Московский Военный округ

в/ч воинские части

УС Учредительное Собрание

ВП Временное Правительство

ГД Государственная Дума

г.д. городская дума

СРД Совет рабочих депутатов

ССД Совет солдатских депутатов

СРСД Совет рабочих и солдатских депутатов

СКрД Совет крестьянских депутатов

ЦИК Центральный Исполнительный Комитет

(избранный на съезде рабочих и солдатских депутатов)

ВЦИК то же (в поздних Узлах),

Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет

ИК Исполнительный Комитет (чаще – ИК СКрД)

ПСРСД Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов

МС Московское Совещание (август 1917)

ДС Демократическое Совещание (сентябрь 1917)

КОБ Комитет Общественной Безопасности (ноябрь 1917, Москва)

ВРК Военно-революционный комитет (при ПСРСД, большевицкий)

СНК Совет народных комиссаров

ЦК Центральный Комитет (партии большевиков)

ПК Петроградский комитет (партии большевиков)

РКП Российская Коммунистическая партия

(9 июня – 12 июля)

Адмирал Колчак изгнан матросами из Севастополя. Его резкий (и бесполезный) доклад Временному Правительству о гибельном состоянии флота.

Расчеты Ленина: Съезд Советов, уже неделю заседающий в Таврическом, потерял темп и спутан коалицией с ВП; а большевицкая агитация так успешна в петроградском гарнизоне (не желающем ехать на фронт) и на заводах – что теперь, несравнимо с апрелем, созрел момент для пробы сил. „Мирные демонстрации – дело прошлого”, иначе солдаты могут уйти из-под влияния партии, их негодование завязнет. Агитировать: в „Декларации прав солдата” отменить оговорки об исполнении боевых приказов и дисциплине в строю, это ведет к бесправию солдат. Тайком от Съезда подготовить и вывести 10 июня вооруженные массы на улицы, двинуть к Мариинскому; вызвать министров для объяснений и, в раскаленной обстановке, арестовать при толпе. Лозунги „Долой 10 министров-капиталистов”, „Вся власть Советам”, давить на Съезд, а при благоприятном повороте – брать власть самим. (План Смилги: не отказываться от захватов арсенала, вокзалов, банков, телеграфа.) Минус: как поведет себя провинция и как Действующая армия; плюсы: немедленно объявляем мир, заводы – рабочим, земля – крестьянам, и террор против буржуазии. Шельмовать Государственную Думу как центр контрреволюции, а верхушка Советов – подкуплена буржуазией, Церетели получил от Терещенки 10 миллионов. – ЦК большевиков одобрил план. Тактика: листовки с вызовом на демонстрацию готовить тайно, развешивать в казармах и на заводах к концу дня 9 июня.

Вечером 9-го головка Съезда узнает о заговоре. Не допустить! „Удар в спину революции!” Воззвание Съезда к населению: не выходить на улицы 10-го! Требовать отмены от большевиков, угрозить исключением их из Съезда, из революционной демократии. – Ночью и утром делегаты Съезда ездят по казармам и полкам отговаривать от демонстрации, встречают враждебность: „рассчитаться с соглашателями!”, „будем резать буржуев!”, солдаты-запасники доведены до исступления; 1-й пулеметный полк: „Мы кровопролития не боимся!” Слух, что Кронштадт подготовил суда перебросить 20 тыс. матросов в Петроград. Паническое настроение Съезда. – Полночи Луначарский выговаривает у Съезда оттяжку для решения ЦК большевиков. – После полуночи ЦК решается отменить всю демонстрацию. В части отпечатанной „Правды” уже воззвание к ней, в другой части тиража – отмена. – Полки гарнизона и красная гвардия: „Мы подчинились не Съезду, а своему ЦК.”

„Универсал” украинской самовыбранной Рады (с социалистической программой): отказ в безусловном подчинении общероссийским законам. – Русская печать: Это не автономия, а отложение. Плеханов: Об отделении Украины немцы стараются с начала войны. – Воззвание ВП к украинскому народу: не раздробляйте освобожденную Россию! – Нота ВП союзникам с приглашением пересмотреть конечные цели войны (уступка российской демократии).

Головка Съезда, осадив большевиков, не уверена в своей победе: на вооруженную борьбу большевиков допустимо ли отвечать тем же? ведь будут обвинять в разоружении рабочего класса; большевики совершили ошибку, но за ними массовая пролетарская сила. Отвергнуто предложение Церетели разоружить красную гвардию и воинские части большевиков; принята резолюция Дана, что отдельные партии не имеют права на самостоятельные демонстрации. – На Съезде атакующее влияние большевиков, левых эсеров, меньшевиков-интернационалистов (Мартов) и межрайонцев (Троцкий, Луначарский). Рев. демократии надо сдвигаться влево: требовать от ВП окончательного упразднения Государственной Думы и ускорения созыва Учредительного Собрания, хотя бы без надлежащих избирательных формальностей.

Родзянко против намерения упразднить ГД раньше УС. – ВП, вопреки мнению своей подготовительной комиссии, приближает выборы в УС: 17 сентября (нереальный срок). – Тайный проект Гучкова: воцарить в.кн. Дмитрия Павловича (отвергнут ген. Корниловым). – Ген. Иванов отпущен в Финляндию. – В Петрограде самоуправства толпы над торговцами, самосуды над ворами. – Забастовки маршевых рот в гарнизонах: не идут на фронт. Разгул солдат-запасников в Ростове н/Д. Солдатские беспорядки в Астрахани. – „Независимая республика” в г. Кирсанове. (Нач. милиции – Александр Антонов, будущий вождь тамбовского крестьянского восстания.) – В дер. Коровайнове Кирсановского уезда; ничего не читали, не знают ни о „съезде крестьянских депутатов”, ни об УС, а: „Нашему б царю у Вильгельма поучиться, нам бы такого.”

Керенский дождался резолюции Съезда с одобрением возможного наступления русских войск: „Наша сила придаст вес голосу революционной России и приблизит окончание войны”, после этого тотчас выехал на ЮЗФ, объезжает ненадежные в/ч с призывами к воинскому порыву и раздает им красные знамена: Кто против наступления, тот против революции; и он сам с винтовкой в руке поведет наступающие войска. (От одних митингов солдаты видят: вольны наступать, а вольны и нет.)

Еще одна уступка верхушки Съезда СРСД для умиротворения большевиков: единство рев. демократии выразить общесоветской безоружной массовой демонстрацией в Петрограде 18 июня. – Большевики схватились, делать больше плакатов, затопить демонстрацию своими лозунгами, каких не успели вынести 10-го. А ревдемовское советское большинство почти не готовится, многие сторонники их и не вышли 18-го, и даже не выставили лозунга поддержки коалиционного правительства. – Только „Единство” вынесло „доверие ВП”, их плакаты порвали. Весь Петроград залит большевицкими: „Долой 10 министров-капиталистов (в счет входят и Шингарев, и Керенский, а капиталист там один Терещенко), „Долой ГД”, „Царя в крепость”, „Вся власть Советам”, – и демонстранты выкрикивают их на Марсовом поле самой головке СРСД, проигравшей столицу. – В тот же день Ленин своему активу: „Власть не передают, ее берут с оружием в руках.” – В этот же день анархисты атаковали Кресты, освободили своих, захваченных в предыдущих налетах. И из Пересыльной тюрьмы бежало 500 арестантов. – Ночью командующий Округом ген.-майор Половцов тайком от ИК СРСД (не имеет права) вводит вооруженный отряд в дачу Дурново, производит арест полусотни анархистов и уголовников. При том нечаянная смерть урки, напарника матроса Железнякова. – Буря в ИК СРСД: не смели вводить отряд самовольно, взятые имеют право не называть себя, убили революционера! Им демонстрируют порнографическую татуировку убитого.

Красное колесо – краткое содержание романа Солженицына

Андрей Семенович Немзер

«Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения

18 ноября 1836 г. студент-первокурсник физико-математического факультета Ростовского университета Александр Солженицын решил, что он должен написать большой роман о русской революции. Будущему великому писателю еще не исполнилось восемнадцати лет. Задуманная им книга, обернувшаяся в итоге десятью томами и получившая название «Красное Колесо. Повествованье в отмеренных сроках», была завершена в 1989 г. В 1991-м ее полная версия открылась читателю – в 19-м и 20-м томах двадцатитомного Собрания сочинений Солженицына (Вермонт – Париж: YMCA-press) был опубликован «Апрель Семнадцатого» с присовокуплением «Конспекта ненаписанных Узлов».

В те полвека с лишком, что разделили замысел и его воплощение, вместились: война; арест, тюрьма и следствие; лагеря и ссылка (которая должна была стать пожизненной); одоление смертельного недуга; беспрестанное потаенное писательство (в том числе создание первых редакций романа «В круге первом»); прорыв немоты (публикация в № 11 «Нового мира» за 1962 г. рассказа «Один день Ивана Денисовича»); всероссийская слава (хотя в отечестве удалось напечатать еще всего лишь четыре рассказа) и слава всемирная (8 октября 1970 г. Солженицыну была присуждена Нобелевская премия по литературе); противоборство со свирепым и бессовестным партийно-советским государством; напряженная и взрывоопасная работа над «опытом художественного исследования» «Архипелаг ГУЛАГ»; его публикация (первый том увидел свет в Париже 28 декабря 1973 г.), оказавшая огромное воздействие на ход мировой истории в последние десятилетия XX в.; изгнание из России (13 февраля 1974 г. арестованный накануне писатель был насильственно доставлен в Германию); жизнь на чужбине; многие тома художественных и публицистических сочинений.

По возвращении в Россию (1994) Солженицын продолжал вносить исправления в текст «Красного Колеса» – окончательная его редакция представлена в выходящем ныне тридцатитомном Собрании сочинений, которое издательство «Время» открыло публикацией тома «Рассказов и крохоток» (напоминая, что первым услышанным миром и преобразившим мир словом Солженицына был рассказ «Один день Ивана Денисовича») и двух томов «Августа Четырнадцатого», за которыми последовали и три остальных Узла «повествованья в отмеренных сроках». Так случилось, что представление общественности начальных книг Собрания пришлось на 18 ноября 2006 г. – со дня, когда ростовский студент различил первые неясные контуры своего заветного труда, прошло ровно семьдесят лет. Все эти годы были временем «Красного Колеса», все написанное Солженицыным, от первых литературных опытов, лишь сравнительно недавно ставших достоянием читателя, до «Архипелага…», переведенного на множество языков и хотя бы по названию известного миллионам людей, обретающихся по всей Земле, все жизненное дело нашего великого соотечественника (и совсем недавно – современника) существует при свете «повествованья в отмеренных сроках» – трагического эпоса о победе революции над Россией.

Едва ли в истории литературы найдется другой пример столь страстной верности художника своему замыслу, столь неуклонного движения к некогда счастливо угаданной цели. Уже одно это обстоятельство должно было бы заставить читателей отнестись к «Красному Колесу» с особым вниманием. Если мы по-настоящему, а не ритуально ценим «Один день Ивана Денисовича» и «Матрёнин двор», «В круге первом» и «Раковый корпус», «Правую кисть», «Как жаль» и «Пасхальный крестный ход», крохотки и «Архипелаг ГУЛАГ», если ищем и находим в этих и других произведениях Солженицына новые и новые (подчас неожиданные) большие смыслы, если видим в их авторе великого писателя (о тех, кто мыслит на сей счет иначе, здесь речь не идет), то, кажется, невозможно игнорировать труд, которому он посвятил всю свою жизнь.

Увы, возможно. Мы вправе указать на ряд исследований и эссе, в которых глубоко и проницательно характеризуются те или иные эпизоды и персонажи «Красного Колеса», его «приемы», авторская позиция, переклички с литературной (исторической, философской, публицистической) традицией, но едва ли кто-то осмелится назвать «Красное Колесо» книгой прочитанной. Не осмелится – и будет прав, хотя такое определение не только допустимо, но и естественно (при понятных и отнюдь не этикетных оговорках о неисчерпаемости художественного смысла) в разговоре о «Евгении Онегине», «Мертвых душах», «Войне и мире» или «Братьях Карамазовых».

Здесь не место для выяснения и обсуждения совокупности разнородных причин сложившейся ситуации – это тема для отдельного (трудоемкого и очень нерадостного) исследования. Могу лишь заметить, что, на мой взгляд, Солженицына всегда читали слишком быстро. Это относится и к тем сочинениям, что были напечатаны в «Новом мире» (далеко не все читатели могли да и хотели разглядеть за «злободневной» составляющей «Одного дня…», «Матрёнина двора», «Случая на станции Кочетовка», «Для пользы дела» и «Захара-Калиты» глубинную их суть), и к тем, что ходили в самиздате (еще до высылки писателя его «легальной» прозе стал навязываться «самиздатский» статус; с 14 февраля 1974 г., когда Главное управление по охране государственных тайн издало приказ об изъятии произведений Солженицына из библиотек, пять пробившихся в советскую печать рассказов окончательно сравнялись с безусловно запретными сочинениями, уже изданными и издававшимися позднее на Западе). «Красное Колесо» оказалось в особенно тяжелом положении – расширенную редакцию «Августа Четырнадцатого» и «Октябрь Шестнадцатого» (опубликованы в 11—14-м томах вермонтского собрания в 1983–1984 гг.) было не только опасно читать в России, но они были и почти недоступны. То, что мне выпало прочесть их вскоре по выходе, считаю удачей, случайной и счастливой. Опубликованный в Вермонте же в 1986–1988 гг. (тома 15–18) «Март Семнадцатого» я «добыл» уже в новую эпоху. Подчеркну: я был московским гуманитарием, то есть принадлежал к кругу, в котором неподцензурные тексты циркулировали гораздо свободнее и активнее, чем в любом ином. Публикационное наводнение конца 1980-х – начала 90-х годов тоже худо споспешествовало вдумчивому чтению. Одновременно публике стало доступным великое множество сочинений весьма разных авторов и весьма разного качества. Понятное (очень человеческое) желание наверстать упущенное за долгие годы строго дозированного советского рациона и приобщиться разом ко всему (позднее трансформировавшееся в равнодушие к любой серьезной словесности), господствующая в обществе установка на «плюрализм любой ценой» и резко ускорившийся бег истории сильно мешали сделать осмысленный выбор. Четыре Узла «Красного Колеса» на протяжении четырех лет печатались в пяти журналах («Август Четырнадцатого» – «Звезда», 1990, № 1—12; «Октябрь Шестнадцатого» – «Наш современник», 1990, № 1—12; «Март Семнадцатого» – «Нева», 1990, № 1—12; «Волга», 1991, № 4–6, 8—10, 12; «Звезда», 1991, № 4–8; «Апрель Семнадцатого» – «Новый мир», 1992, № 3–6; «Звезда», 1993, № 3–6). Требовалась не только добрая воля, но и изрядный запас энергии, чтобы собрать (и тем более проштудировать) эту рассыпанную громаду. К сожалению, и появление репринтного издания «Красного Колеса» (М.: Воениздат, 1993–1997) существенно картины не изменило. «Повествованье в отмеренных сроках» прочли далеко не все, кому его адресовал автор, а слишком многие из тех, кто его все же прочел, сделали это бегло, словно бы заранее зная, что в десяти томах сказано.

Между тем поэтический мир «Красного Колеса» организован совсем не просто, а глубокие, неоднозначные, иногда меж собой конфликтующие размышления Солженицына (о мире и месте в нем человека, общем ходе истории и его трагическом изломе в начале XX в., России и Европе, мучительной и нерасторжимой связи нашего прошлого и нашего будущего и т. д.) куда как далеки от расхожих и «удобных» для недобросовестной полемики штампов, которыми они то и дело подменяются. Неспешно и пристально читать «Красное Колесо», следить за движением авторской мысли, фиксировать неожиданные мотивные переклички, которые бросают новый свет на «понятные» эпизоды, всматриваться в лица и разгадывать души множества неповторимых персонажей, вслушиваться в мелодию солженицынской фразы, открывать в тексте, только что казавшемся тебе знакомым и прозрачным, новые смысловые обертоны – настоящая радость. Недостижимая, как и при общении с другими великими книгами, без достаточно напряженной интеллектуальной и душевной работы.

Красное колесо

Красное колесо
Издание 1993 года
Жанр	исторический роман-эпопея
Автор	Александр Солженицын
Язык оригинала	русский
Электронная версия

«Кра́сное колесо́» — роман-эпопея Александра Солженицына о России 1914—1917 годов, о Первой мировой войне, Февральской и Октябрьской революциях 1917 года. Одно из основных литературных произведений Солженицына. Автор определил жанр произведения как «повествованье в отмеренных сроках».

Состоит (по авторскому определению) из двух «действий» и четырех «узлов»:

Действие первое — революция:

Узел I — «Август Четырнадцатого»;
Узел II — «Октябрь Шестнадцатого»;
Узел III — «Март Семнадцатого»;

Действие второе — народоправство:

Узел IV — «Апрель Семнадцатого»;
Дополнение — «На обрыве повествования». Конспект ненаписанных Узлов (V—XX) («Июль Семнадцатого», «Август Семнадцатого», «Сентябрь Семнадцатого», «Октябрь Семнадцатого», «Декабрь Семнадцатого»)

Содержание

История создания

Начиная с июня 1965 года, Солженицын начал вести дневниковые записи, посвящённые роману о Революции Семнадцатого года («Дневник Р-17»). С перерывами эти записи велись с 1960-х по 1991 год. В дневниковой записи от 8 ноября 1976 года Солженицын сообщает, что мысли о создании грандиозного романа о революции возникли у него 40 лет назад, в 1936 году:

Сегодня 40 лет, как я задумал Р-17. Помню, это был слабосолнечный ноябрьский день, по тогдашнему счёту (каждый шестой) — выходной. Накануне вечером была большая студенческая вечеринка, а теперь я вышел в душевном томлении и пошёл по Пушкинскому бульвару. Трёх кварталов не прошёл — и между Николаевским и Соборным даже остановился, так внезапно вгрузился в меня замысел — и стал лавинно расширяться (я ещё не знал тогда понятия лавинности). Побрёл домой, боясь расплескать, — но ещё до дома не дойдя, стал что-то записывать, уже не держалось [1] .

Перечитывая много лет спустя фрагменты романа, написанные им в 1936—1938 годах, Солженицын нашёл текст «совершенно беспомощным», но композицию в целом абсолютно зрелой [2] .

Содержание произведения

Узел I — Август Четырнадцатого

Книга 1 (гл. 1—48). Картины предвоенной жизни на юге России. Двое русских студентов, Саня Лаженицын [3] и Котя, едут на войну добровольцами. Наступление русской армии в Восточной Пруссии. Военные действия середины августа. Разное отношение к войне. Народ, народники, Лев Толстой, интеллигенция.

Ленин в эмиграции, лозунг «превратить империалистическую войну в войну гражданскую». На фронте: окружение русской армии. Генерал Самсонов.

Книга 2 (гл. 49—82). Окружение русской армии, наступление германской. Самсоновская катастрофа, отступление русской армии. Полковник Воротынцев выходит из окружения. Русские пленные. О довоенной жизни в России: освободительное движение, анархисты, народовольцы, революционеры. Споры о революции. Богров и Столыпин, убийство Столыпина и его последствия. Очерк жизни Николая II от юности и до Первой мировой войны. Эпизоды дореволюционной жизни в России: отношение интеллигенции к самодержавию и революции.

Узел II — Октябрь Шестнадцатого

Книга 1 (гл. 1—37). Саня Лаженицын на фронте. Военные действия, споры о войне и вере. Довоенный период: кадеты, либералы, террористы, Государственная дума. Фёдор Ковынёв. Воротынцев и его жена Алина. Общество, правительство и царь. Воротынцев в Петербурге, споры о войне и мире. Очерк жизни инженера Ободовского. Воротынцев и Ольда, разговоры о монархии и республике [4] . Революция 1905—1907 годов, царь и общество. Революционеры, Шляпников, Гвоздев. Арсений Благодарёв дома. Революционеры в Швейцарии. Ленин.

Книга 2 (гл. 38—75). Воротынцев в Петербурге. Гучков. Еврейский вопрос. Ленин в Цюрихе. Инесса Арманд. Ленин и Парвус [5] . Воротынцев в Москве: объяснение с женой. Саня и Котя на фронте. Прогрессивный блок. Революционеры. Царская семья. Распутин. Николай II и Государственная дума. Исповедь Зинаиды [6] .

Узел III — Март Семнадцатого

Книга 1 (гл. 1—170). Царская семья после смерти Распутина. Недостаток хлеба, очереди, недовольство в Петрограде. Революционеры, социалисты. Нарастание волнений в Петрограде. Воротынцев с Ольдой. Волнение в Государственной думе, речи Керенского и Милюкова. Министр Протопопов. Сбор социалистов. Царь в Могилёве. Совет министров и Государственная дума. Демонстрации, беспорядки и стрельба на улица Петрограда. Бунт запасных батальонов. Воротынцев с Алиной: расставание. Солдатский бунт усиливается. Полковник Кутепов. Временный комитет Государственной думы. Социалисты стягиваются в Думу. Зарождение Совета. Аресты царских чиновников, расправа над полицейскими. Керенский. Царь и генералы, идея послать войска в Петроград. Первые заседания Совета. Милюков. Родзянко. Катастрофические телеграммы из Петрограда.

Книга 2 (гл. 171—353). Солдатский бунт растёт, аресты и избиения офицеров. Шульгин «берёт» Петропавловскую крепость. Капитуляция генерала Хабалова. Делегации и речи в Думе и Петроградском Совете. Николай II в царском поезде. Сомнения генерала Алексеева в посылке войск в Петроград. Депутаты Думы. Арест Протопопова. Поворот царского поезда в Малой Вишере. Генералы Алексеев и Энгельгардт. Революция вышла за пределы Петрограда. Царский поезд прибыл на станцию Дно. Великий князь Михаил Александрович: проект манифеста. Приказ № 1. Царские генералы: остановка полков, мысли об отречении Николая II. Советы и Дума. Создание Временного правительства. Родзянко. Корнилов. Ленин в Швейцарии. Революция пришла в Ростов. Первые заседания Временного правительства. Гучков и Шульгин едут к царю. Отречение Николая II.

Книга 3 (гл. 354—531). Распространение манифеста об отречении Николая II. Великий князь Михаил Александрович не принял престола от своего брата, отрекшись в свою очередь. Революция стремительно утверждается в Петрограде и Москве и приходит в другие части Россииː в Ростов, На Дон, на Тамбовщину. Фёдор Ковынёв наблюдает нравы революции. Распад и сдача властей. Первые решения Временного правительства. Приказ № 1 разрушает воинские части на фронте и в тылу. Развал и беспорядки в армии. Бунт на кораблях Балтийского флота, убийство адмирала Непенина. Арест Николая II, заточение его с семьей в Царском Селе.

Книга 4 (гл. 532—655). Варсонофьев наблюдает развитие революции. Несостоявшаяся встреча Брешко-Брешковской. Шингарёв, Милюков, Гучков, Корнилов, Алексеев. Великий князь Николай Николаевич узнаёт о своей отставке. Керенский. От имени Исполнительного комитета разослан манифест «К народам мира». Революция всё больше и больше распространяется по стране. Противостояние Временного Правительства и Исполкома. Влияние Исполкома усиливается. Разногласия в редакции газеты «Правда»: свергать или поддерживать Временное Правительство (Шляпников и Каменев). Проблема хлебной монополии и Земельный вопрос. Ленин договаривается о проезде из Швейцарии в Россию через Германию.

Узел IV — Апрель Семнадцатого

Книга 1 (гл. 1—91). Социал-демократы возвращаются в Петроград из сибирской ссылки. Церетели. Декларация Временного правительства 27 марта и воззвание к солдатам. Начало Всероссийского совещания Советов. В Армии беспорядки, массовое дезертирство. Воззвание Гучкова. Группа Ленина на заседании Исполнительного комитета в Швейцарии. Гиммер. Плеханов. Циммервальдисты терпят поражение. Ленин прибывает в Петроград. Бурная деятельность Керенского. «Севастопольское чудо» Колчака. Успех публичных речей Керенского. Эпизоды «народоправства» в армии и в тылу. Ленин организует первую большевистскую пробу сил. Стрельба на улицах по безоружным. Лозунги: «Долой Милюкова!», «Долой Временное правительство!» Шумные споры и драки на улицах, раненые, убитые. Переговоры членов Исполнительного Комитета и Временного правительства, попытки конфликт. Сопротивление большевикам петроградской образованной публики переменило планы Ленина: гражданскую войну пока отложим. Стеклов.

Книга 2 (гл. 92—186). «Первомайская» демонстрация и эпизоды «народоправства» в Москве. Воротынцев в Ставке и с женой. В имении Вяземских. Настроения и конфликты в Новочеркасске и на Дону. Тыловые гарнизоны. Керенский и Исполнительный Комитет. Каменев и Ленин. В полку: офицеры как военнопленные. В деревне: слухи, газеты, комитеты, агитаторы. Гучков. Промышленное снабжение, хаос на заводах. Братание русских солдат с германскими. «Заседание Четырёх Дум». Заботы Шингарёва, крестьяне не везут хлеб на продажу. Временное правительство в тоске и ожидании. Германские парламентёры у генерала Драгомирова. Милюков. Корнилов. Гучков собирается в отставку. Речи Керенского. Вожди большевиков. Царская семья в заточении. Беспорядки в действующей Армии. Ленин. Съезд главнокомандующих в Ставке. Отставка Гучкова освободила пути Керенского. Исполнительный Комитет: прения о коалиции с Временным правительством. Происходящее — глазами Шульгина. Исполнительный Комитет обсуждает с министрами программу коалиции. Зиновьев становится оратором большевиков. Заседания Временного правительства. Уход Милюкова. Керенский пытается воодушевить Армию. Заседания ЦК кадетской партии. Коалиция: торг о портфелях. Собирают крестьянский съезд. Ленин репетирует с помощниками, как отстаивать на суде особняк Кшесинской. Шингарёв: хлебная монополия. «Народоправство» в провинции. Открытие Совета крестьянских депутатов. Совещание Главнокомандующих с правительством и Исполнительным Комитетом. Наблюдения и выводы генерала Гурко. Маклаков. Речи Милюкова, Гучкова, Шульгина, Маклакова. Доктор Федонин возвращается из германского плена, споры врачей и политэмигрантов. Троцкий прибывает в Петроград, встреча и митинг на Финляндском вокзале. На съезде крестьянских депутатов. Жизнь и борьба Троцкого. Саня с невестой у Варсонофьева. Первые шаги Керенского как военного и морского министра. Ленин и Троцкий, пленум Совета. Воротынцев на могилёвском Валу. Календарь революции (11 мая — 4 июня).

Издания

Главы о Ленине были изданы в 1975 году отдельной книгой «Ленин в Цюрихе» (Париж, ИМКА-Пресс, 1975).

На русском языке

Солженицын А. И. Август Четырнадцатого // Звезда. — 1990. — № 1—12.
Солженицын А. И. Август Четырнадцатого // Роман-газета. — 1991. — № 23—24; 1992. — № 1—3.
Солженицын А. И. Красное колесо: Повествованье в отмеренных сроках. — Узел 1: Август Четырнадцатого. Т. 1. — М.: Воениздат, 1993. — ISBN 5-203-01576-7; и далее (в 10 томах). Репринтное воспроизведение с собрания сочинений А. Солженицына (YMCA Press, Вермонт-Париж, тт. 11—20, 1983—1991) «с последними поправками автора, которые впервые использованы в этом издании».
Солженицын А. И. Собрание сочинений в 30 томах (редактор-составитель Наталия Солженицына).

тт. 7—16. Красное колесо: Повествованье в отмеренных сроках:

…Т. 7. Узел I: Август Четырнадцатого. Книга 1. — М.: Время, 2007. — 432 с. — ISBN 5-94117-166-8;
…Т. 8. Узел I: Август Четырнадцатого. Книга 2. — М.: Время], 2007. — 536 с.;
…Т. 9. Узел II: Октябрь Шестнадцатого. Книга 1. — М.: Время, 2007. — 512 с.;
…Т. 10. Узел II: Октябрь Шестнадцатого. Книга 2. — М.: Время, 2007. — 592 с.;
…Т. 11. Узел III: Март Семнадцатого. Книга 1. — М.: Время, 2008. — 744 с. — ISBN 978-5-9691-0273-6;
…Т. 12. Узел III: Март Семнадцатого. Книга 2. — М.: Время, 2008. — 800 с. — ISBN 978-5-9691-0274-3;
…Т. 13. Узел III: Март Семнадцатого. Книга 3. — М.: Время, 2009. — 776 с. — ISBN 978-5-9691-0032-9;
…Т. 14. Узел III: Март Семнадцатого. Книга 4. — М.: Время, 2009. — 736 с. — ISBN 978-5-9691-0395-5;
…Т. 15. Узел IV: Апрель Семнадцатого. Книга 1. — М.: Время, 2009. — 624 с. — ISBN 978-5-9691-0458-7;
…Т. 16. Узел IV: Апрель Семнадцатого. Книга 2. — М.: Время, 2009. — 792 с. — ISBN 978-5-9691-0459-4.
В последнем томе также представлен авторский конспект ненаписанных узлов (V—XX).

На других языках

В 2017 году вышел полный перевод на французский язык, выполненный Анн Кольдефи-Фокар (фр. Anne Coldefy-Faucard ) [7] [8] .

В августе 2017 года стало известно, что роман «Красное колесо» впервые будет опубликован на английском языке благодаря анонимному меценату. Изданием романа займётся университет Нотр-Дам, переведёт текст Мариан Шварц. [9]

На сцене и экране

Спектакль «Красное Колесо». Театр Армии, худрук Борис Морозов (2018). [10]
Театральный сериал «Красное колесо» из пяти спектаклей-эскизов («Столыпин | Богров», «Вагон системы Полонсо», «Мертвые», «Ячейка» и «На „Дне“») в Новом пространстве Театра наций, 2017[11] —2018[12] , при участии Евгения Миронова[13] )
В 2014 году Михаил Кураев написал сценарий для ВГТРК по «Красному колесу». [14]

Критические отзывы

«Оскудение художественного дара» (Б. Сарнов)
«Идеологическая пристрастность взяла верх над художником» (В. Кардин)
«Затемнение громадного ума. Крушение великого писателя» (Ю. Нагибин)

Литературные персонажи и прототипы

Многие персонажи эпопеи имеют прототипы — реальные исторические лица:

Саня (Исаакий) Лаженицын — отец автора Исаакий Семёнович Солженицын [3] .
Ксенья Томчак — мать автора Таисия Щербак, её отец Захар Томчак — дед автора Захар Фёдорович Щербак [3] .
Костя Гулай — друг автора Николай Виткевич[15] .
Фёдор Ковынёв — Фёдор Дмитриевич Крюков
Инженер Ободовский — Пётр Акимович Пальчинский
Варя (Матвеева)
Прообраз Арсения Благодарёва — Борис Можаев[16]
Прообраз Павла Ивановича Варсонофьева («Звездочёта») — Павел Иванович Новгородцев[17] .

В основе супружеских отношений и любовной истории полковника Воротынцева лежит реальный эпизод из жизни автора, случившийся в феврале 1964 года [18] .

Оценка статьи:

(пока оценок нет)

Загрузка...