Зорькина песня – краткое содержание рассказа Астафьева

Зорькина песня

Зорькина песня
Бабушка разбудила меня рано утром, и мы пошли на ближний увал по землянику. Огород наш упирался дальним пряслом в увал. Через жерди переваливались ветви берез, осин, сосен, одна черемушка катнула под городьбу ягоду, и та взошла прутиком, разрослась на меже среди крапивы и конопляника. Черемушку не срубали, и на ней птички вили гнезда.
Деревня еще тихо спала. Ставни на окнах были закрыты, не топились еще печи, и пастух не выгонял неповоротливых коров за поскотину, на приречный луг.
А по лугу стелился туман, и была от него мокра трава, никли долу цветы куриной слепоты, ромашки приморщили белые ресницы на желтых зрачках.
Енисей тоже был в тумане, скалы на другом берегу, будто подкуренные густым дымом снизу, отдаленно проступали вершинами в поднебесье и словно плыли встречь течению реки.
Неслышная днем, вдруг обнаружила себя Фокинская речка, рассекающая село напополам. Тихо пробежавши мимо кладбища, она начинала гуркотать, плескаться и картаво наговаривать на перекатах. И чем дальше, тем смелей и говорливей делалась, измученная скотом, ребятишками и всяким другим народом, речка: из нее брали воду на поливку гряд, в баню, на питье, на варево и парево, бродили по ней, валили в нее всякий хлам, а она как-то умела и резвость, и светлость свою сберечь.
Вот и наговаривает, наговаривает сама с собой, довольная тем, что пока ее не мутят и не баламутят. Но говор ее внезапно оборвался — прибежала речка к Енисею, споткнулась о его большую воду и, как слишком уж расшумевшееся дитя, пристыженно смолкла. Тонкой волосинкой вплеталась речка в крутые, седоватые валы Енисея, и голос ее сливался с тысячами других речных голосов, и, капля по капле накопив силу, грозно гремела река на порогах, пробивая путь к студеному морю, и растягивал Енисей светлую ниточку деревенской незатейливой речки на многие тысячи верст, и как бы живою жилой деревня наша всегда была соединена с огромной землей.
Кто-то собирался плыть в город и сколачивал салик на Енисее. Звук топора возникал на берегу, проносился поверх, минуя спящее село, ударялся о каменные обрывы увалов и, повторившись под ними, рассыпался многоэхо по распадкам.
Сначала бабушка, а за нею я пролезли меж мокрых от росы жердей и пошли по распадку вверх на увалы. Весной по этому распадку рокотал ручей, гнал талый снег, лесной хлам и камни в наш огород, но летом утихомирился, и бурный его пугь обозначился до блеска промытым камешником.
В распадке уютно дремал туман, и было так тихо, что мы боялись кашлянуть. Бабушка держала меня за руку и все крепче, крепче сжимала ее, будто боялась, что я могу вдруг исчезнуть, провалиться в эту волокнисто-белую тишину. А я боязливо прижимался к ней, к моей живой и теплой бабушке. Под ногами шуршала мелкая ершистая травка. В ней желтели шляпки маслят и краснели рыхлые сыроежки.
Местами мы пригибались, чтобы пролезть под наклонившу- юся сосенку, по кустам переплетались камнеломки, повилика, дедушкины кудри. Мы запугивались в нитках цветов, и тогда из белых чашечек выливались мне за воротник и на голову студеные капли.
Я вздрагивал, ежился, облизывал горьковатые капли с губ, бабушка вытирала мою стриженую голову ладонью или краешком платка и с улыбкой подбадривала, уверяя, что от росы да от дождя люди растут большие-пребольшие.
Туман все плотнее прижимался к земле, волокнистой куделею затянуло село, огороды и палисадники, оставшиеся внизу. Енисей словно бы набух молочной пеною, берега и сам он заснули, успокоились под непроглядной, шум не пропускающей мякотью. Даже на изгибах Фокинской речки появились белые зачесы, видно сделалось, какая она вилючая.
Но светом и теплом все шире разливающегося утра тоньше и тоньше раскатывало туманы, скручивало их валами в распадках, загоняло в потайную дрему тайги.
Топор на Енисее перестал стучать. И тут же залилась, гнусаво запела на улицах березовая пастушья дуда, откликнулись ей со двора коровы, брякнули боталами, сделался слышен скрип ворот. Коровы брели но улицам села, за поскотину, то появляясь в разрывах тумана, то исчезая в нем. Тень Енисея раз-другой обнаружила себя.
Тихо умирали над рекой туманы.
А в распадках и в тайге они будут стоять до высокого солнца, которое хотя еще и не обозначило себя и было за далью гор, где стойко держались снежные беляки, ночами насылающие холод и эти вот густые туманы, что украдчиво ползли к нашему селу в сонное предутрие, но с первыми звуками, с пробуждением людей убирались в лога, ущелья, провалы речек, обращались студеными каплями и питали собой листья, травы, птах, зверушек и все живое, цветущее на земле.
Мы пробили головами устоявшийся в распадке туман и, плывя вверх, брели по нему, будто по мягкой, податливой воде, медленно и бесшумно. Вот туман по грудь нам, по пояс, до колен, и вдруг навстречу из-за дальних увалов полоснуло ярким светом, празднично заискрилось, заиграло в лапках пихтача, на камнях, на валежинах, на упругих шляпках молодых маслят, в каждой травинке и былинке.
Над моей головой встрепенулась птичка, стряхнула горсть искорок и пропела звонким, чистым голосом, как будто она и не спала, будто все время была начеку: “Тить-тить-ти- ти-ррри. . . “.
— Что это, баба?
— Это Зорькина песня.
— Как?
— Зорькина песня. Птичка зорька утро встречает, всех птиц об этом оповещает.
И правда, на голос зорьки — зорянки, ответило сразу несколько голосов — и пошло, и пошло! С неба, с сосен, с берез — отовсюду сыпались на нас искры и такие же яркие, неуловимые, смешавшиеся в единый хор птичьи голоса. Их было много, и один звонче другого, и все-таки Зорькина песня, песня народившегося утра, слышалась яснее других. Зорька улавливала какие-то мгновения, отыскивала почти незаметные щели и вставляла туда свою сыпкую, нехитрую, но такую свежую, каждое утро обновляющуюся песню.
— Зорька поет! Зорька поет! — закричал и запрыгал я.
— Зорька поет, значит, утро идет! — пропела благостным голосом бабушка, и мы поспешили навстречу утру и солнцу, медленно поднимающемуся из-за увалов.

Астафьев В.П. – Зорькина песня

Июл 16

Астафьев В.П. – Зорькина песня

Виктор Астафьев
Зорькина песня

Бабушка разбудила меня рано утром, и мы пошли на ближний увал по землянику. Огород наш упирался крайним пряслом в увал. Через жерди переваливались ветви берез, осин, сосен. Одна черемушка перебралась через городьбу и разрослась на меже среди крапивы и конопляника. Её никто не трогал, и на ней вили птички гнезда.

Деревня еще тихо спала. Ставни на окнах были закрыты, не топились ещё печи, и пастух не выгонял сонных и неповоротливых коров на поскотину, на приречный луг.

На лугу под увалом стелился туман, и была от него мокрая трава, никли долу цветы куриной слепоты, и ромашки приморщили белые ресницы на желтых зрачках.

Енисей тоже был в тумане, и скалы на другом берегу, будто подкуренные густым дымом снизу, отдалённо проступали вершинами в поднебесье и ровно бы плыли встречь течению реки безостановочно.

Неслышная днём, вдруг обнаружила себя Малая речка, рассекающая село напополам. Тихо пробежавши мимо деревни, она начинала гуркотеть, плескаться и картаво наговаривать на перекатах. И чем дальше, тем смелей и говорливей делалась.

Вот и наговаривает, наговаривает сама с собой, довольная тем, что пока её не мутят и не баламутят. Но внезапно обрывается её говор: это прибежала речка к Енисею, споткнулась о его большую воду и сконфуженно смолкла. Тонкой волосинкой вплеталась Малая речка в крутые, седоватые валы Енисея. Вобрав её голос в себя, слившись с тысячами других речных голосов, собравши капля по капле силу свою, грозно гремела река на порогах, пробивая себе путь к студёному морю, и растягивал Енисей светлую ниточку нашей деревенской речки на многие тысячи вёрст, и как бы живою, трепещущей жилой деревня наша была всегда соединена с огромной землёй.

Кто-то собирался плыть в город и сколачивал мостки на Енисее. Звук топора возникал на берегу и затем проносился, минуя спящее село, чтобы удариться о каменные обрывы увалов и, повторившись над ними, рассыпаться многоэхо по распадкам.
Сначала бабушка, а за нею я пролезли меж мокрых от росы жердей и пошли по распадку вверх на увалы. Весной по этому распадку рокотал ручей, гнал талый снег, лесной хлам и камни в наш огород, а потом утихомирился. И сейчас путь его обозначал только до блеска омытый камешник.

В распадке уютно дремал туман, и было так тихо, что мы боялись кашлянуть. Бабушка держала меня за руку и всё крепче, крепче сжимала её, будто боялась, что я могу вдруг исчезнуть в этой обволакивающей белой тишине. А я боязливо прижимался к ней, к моей живой и тёплой бабушке. Под ногами шуршала мелкая ершистая травка. В ней желтели шляпки маслят и краснели рыхлые сыроежки.

Местами мы низко пригибались, чтобы пролезть под наклонившуюся сосенку. По кустам переплелись, как хмель, цветы – дедушкины кудри. Мы запутывались в нитках, и тогда из белых чашек цветков выливалась мне за воротник и на голову студёная роса.

Я вздрагивал, ёжился, облизывал горьковатые капли с губ.

Бабушка вытирала мою стриженую голову ладонью или краешком платка, с улыбкой подбадривала, уверяла, что от росы да от дождя люди растут большие-большие.

Туман всё плотнее прижимался к земле, волокнистой куделею затянуло село, огороды и палисадники, оставшиеся внизу. Енисей словно бы набух молочною пеною, берега и сам он заснули, успокоились под непроглядной, шум не пропускающей мякотью. Даже на изгибах Малой речки появились белые зачёсы, и видно сделалось, какая она вилючая.

Но светом и теплом всё шире разливающегося утра раскатывало туманы, тоньше, тоньше скручивало их валами в распадках, загоняло в потайную дрёму тайги.

Топор на Енисее перестал стучать. И тут же залилась, гнусаво запела на улицах берёзовая пастушья дуда, откликнулись ей со дворов коровы, звякнули боталами, и сделался слышен скрип ворот.

Коровы брели по улицам села, за поскотину, то появлялись в разрывах тумана, то исчезали в нём.

А в распадках и тайге туманы будут стоять до высокого солнца, которое ещё не обозначило себя и было за далью гор, где стойко держались снежные беляки и ночью дышали холодом и этими вот туманами, что украдчиво ползли к нашему селу в сонное предутрие, а с первыми звуками, с пробуждением людей, убирались в лога, ущелья, провалы речек, обращались студёными каплями и питали собой листья, травы, птах, зверушек и всё живое и цветущее на земле.

Мы пробили головами устоявшийся в распадке туман и побрели по нему, как по мягкой, податливой воде, выбредали из него медленно и бесшумно. Вот он уже по грудь нам, по пояс, до колен, и вдруг навстречу из-за дальних увалов плеснулось яркое солнце и празднично заискрилось, заиграло в лапах пихтача, на камнях, на валежниках, на упругих шляпках молодых маслят и в каждой травинке.

Над моей головой встрепенулась птичка, стряхнула горсть искорок и пропела звонким, чистым голосом, как будто она и не спала, будто всё время была начеку: «Тить-тить-ти-ти-рри-и…»

– Что это? – спросил я шёпотом.

– Это зорькина песня.

– Зорькина песня. Птичка зорька утро встречает, всех птиц об этом оповещает.

И правда, на голос зорьки (так в наших краях называют зорянку) ответило сразу несколько голосов – и пошло, пошло! С неба, с сосен, с берёз – отовсюду сыпались на нас искры и такие же яркие, неуловимые, смешавшиеся в единый хор птичьи голоса. Их было много, и были они один звонче другого, и всё-таки зорькина песня, песня народившегося утра, слышалась громче, яснее других.

Зорька улавливала какие-то мимолётные, почти незаметные паузы и вставляла туда свою сыпкую, неудержимо радостную песню.

– Зорька поёт! Зорька поёт! – закричал я и запрыгал неизвестно отчего.

– Зорька поёт, значит утро идёт, – сказала бабушка, и мы поспешили навстречу этому утру и солнцу, медленно поднимающемуся из-за увалов.

Нас провожали и встречали птичьи голоса: нам низко кланялись обомлевшие от росы и притихшие от песен сосенки и ели, рябины и берёзы.

В росистой траве загорались от солнца огоньки земляники. Я наклонился, взял пальцами чуть шершавую, ещё только с одного бока опалённую ягодку. Руки мои запахли лесом, травой и этой яркой зарёю, разметавшейся по всему небу.

А птицы всё так же громко и многоголосно славили утро и солнце, и зорькина песня, песня пробуждающегося дня, вливалась в моё сердце и звучала, звучала, звучала…

Есть в мире этом самый лучший миг (урок внеклассного чтения по рассказу В.П. Астафьева “Зорькина песня” в 5-м классе)

Разделы: Литература

Изучение в школе творчества одного из талантливых писателей современности Виктора Петровича Астафьева дает возможность обогатить учащихся не только приобщением к творческому миру очень самобытного автора, но и знакомством с истинно народной жизнью, с ее духовностью и моральной стойкостью. В этом неоценимую помощь учителю оказывает повесть “Последний поклон”, где проявились лучшие качества прозы писателя. Каждый рассказ этой замечательной книги – нравственный урок, своеобразная “затесь” становления личности. Герои естественны, чужды какой – либо надуманности, лишены литературного лоска, поэтому они и близки читателю, особенно юному. Вся повесть (особенно ее первая книга) пронизана радостным ощущением полноты бытия. Увидеть сказку в обычной жизни поможет небольшая лирическая миниатюра “Зорькина песня”, которую мы читаем в 5 классе, помимо программного “Васюткиного озера”. Урок проводится после изучения рассказов В. Бианки и М. Пришвина в разделе “Родная земля в стихах и прозе 20 века”. Вид урока – творческая мастерская.

Цели урока:

– расширение представления учащихся о пейзажной живописи и языковом мастерстве писателя; знакомство с понятием “лирическая проза”;
– выработка умений работы с художественным текстом и создания своего текста;
– воспитание культуры общения.

К уроку ученики выполняют опережающие домашние задания (групповые) одна группа готовит стенд – выставку об Астафьеве; вторая – рекомендацию рассказов из “Последнего поклона” (“Монах в новых штанах”, “Ангел – хранитель” в форме рекламы, “Ночь темная – темная” в форме инсценировки) индивидуальные задания: выучить наизусть стихотворение Н. Рубцова “Утро” и подготовить сообщение о содержании “Последнего поклона”. Всем ученикам было предложено принести цветные карандаши или фломастеры.

На доске записан эпиграф:

Солнце, птицы! Блеск и счастье!
Луг росист, цветет сирень…

Начинает урок вступительное слово учителя: “Рассказ, который мы сегодня прочитаем, раскроет вам еще одну грань таланта В.П. Астафьева: его дар замечательного пейзажиста. Совсем недавно мы с вами познакомились с его замечательным Васюткой , пережили вместе с ним его приключение. Сегодня мы увидим Астафьева – тонкого лирика, удивительно нежно и трепетно относящегося к родной природе. Вы помните, что он знает и любит тайгу, уважает ее законы. И герои его произведений такие же. Откуда это знание, почитание, любовь? Они начинаются с детства, природы, что тебя окружает, людей, рядом с которыми ты живешь, или с обычного летнего утра, неповторимого и прекрасного, когда ты обнаружил свое единение с природой, почувствовал себя ее частичкой, приобщился к ее тайне. И оно, это утро, врезалось тебе в память, будоражит и волнует всю жизнь.

Отсюда начинается любовь к родине, земле. Человек начинает замечать красоту даже в обычных лопухах и картошке. Таким человеком был Виктор Астафьев, до конца жизни не переставший восхищаться природой. Таким он стал благодаря своей бабушке Катерине Петровне, деду Илье Евграфовичу и всем родным и близким людям, которые окружали его в детстве. Это они научили его любить свою землю и людей, которые трудятся на ней. И спустя многие годы, уже прошедший через суровые жизненные испытания, Виктор Астафьев поклонится этим людям в пояс, до земли, в своей книге “Последний поклон”. Здесь он оживил картины своего детства и милых, дорогих его сердцу людей”.

Далее следует сообщение ученика о книге “Последний поклон” (место действия, персонажи, главный герой), в ходе сообщения используются материалы выставки. Затем ученикам предлагаем подумать , что означает фамилия Потылицын ( если затрудняются с ответом, можно разобрать слово по составу). После короткого обсуждения приходим к мысли, что “Потылицын” происходит от словосочетания “ в поте лица”, а это выражение относится к людям, которые честно трудятся (обычно говорят: работать в поте лица). Учениками делается предположение, что в книге главные герои – очень трудолюбивые люди, которые честно зарабатывают свой хлеб.

Затем подготовленные ученики делают рекомендацию книги “Последний поклон” в форме рекламы. Они показывают книгу, иллюстрации. Приведем их выступление:

– Я прочитал рассказ “Монах в новых штанах”. Это рассказ о том, как герой мечтал о новых штанах. В далекие тридцатые годы обновка была большим праздником. К намеченному сроку, дню рождения, штаны сшиты не были, потому что бабушка серьезно заболела. Но как только ей стало лучше, она принялась за них. Уже на второй день они были готовы. Мальчик надел их, чистую рубаху, починенные сапоги и отправился на заимку к дедушке. Витя шел через всю деревню, и каждый встречный восхищался им, хвалил бабушку. Но Вите не удалось похвастать своим видом дедушке. Что этому было причиной, вы узнаете, когда прочитаете рассказ до конца.

Второй ученик: “Я зачитаю отрывок из рассказа “Ангел – хранитель”: “Шарик, которого бабушка звала насмешливо ангелом – хранителем… помочился на веник под рукомойником” ( дальше читает со слов: “Я те удозорю…” до “…под крыльцом”). Эта история про хитрую собачку начиналась не так весело. Каким было начало и почему обычная дворняжка стала ангелом – хранителем, вы узнаете, прочитав этот замечательный рассказ”.

Следующая группа учащихся инсценировала эпизод из рассказа “Ночь темная – темная”. Далее учитель читает рассказ “Зорькина песня” (5–7 минут). По ходу чтения проводится словарная работа: салик – это три – четыре бревна, связанные между собой, используется как плавсредство; поскотина – загон для домашнего скота; кудель – волокнистая часть льна, пеньки.

После чтения даем понятие “лирическая проза”. Обращаем внимание на простоту сюжета: его можно пересказать в одном предложении. В основе рассказа лежит не событие как таковое, а чувство, внутреннее состояние героя. Такое эпическое произведение, где дается описание чувств, настроений героя, то есть его душевное состояние, называется лирической прозой. Определение записывается в тетрадь. Затем переходим к обсуждению рассказа. Ученикам предлагается подумать над такими вопросами:

Какое впечатление произвело на мальчика это утро? (Неизгладимое, рассказчик помнит это утро, уже будучи взрослым человеком).

Почему оно так запомнилось? (Он увидел восход солнца, красоту природы, услышал в первый раз пение зорянки).

Каким вы представляете мальчика? (Маленький, немного испуганный, наблюдательный, знает названия растений, умеет их различать).

А какой вам кажется бабушка? (Много знающей, мудрой, доброй).

Действительно, бабушка научила внука не только различать разные растения, но и замечать красоту окружающей природы. Посмотрим в тексте, какой предстает природа: “Фокинская речка, как расшумевшееся дитя…”, “…дремал туман”, “тихо умирали туманы”, “ромашки приморщили белые ресницы на желтых зрачках”. Природа в рассказе живая, одушевленная. Как называется такой прием в литературе? Почему автор использует олицетворение? Так он показывает свое отношение к ней: он любит ее, воспринимает как живое существо. Кроме мальчика и бабушки , в рассказе есть еще два очень ярких образа: кто они? Это образ Енисея и Фокинской речки. Автор наделил их человеческим характером. Какими они вам представляются? Устно нарисуйте их ответ. Енисей кажется седым старцем, а Фокинская речка – маленькой девочкой. Делаем вывод по данному этапу урока: художественное мастерство Астафьева так велико, что мы можем ярко и образно представить описанную им картину природы.

Предлагаем ученикам карточки с фрагментами художественных произведений с описанием восхода:

“Солнце наконец взошло; тонко заржала в лугах лошадь, и как-то необыкновенно быстро посветлело, порозовело все вокруг; еще отчетливей стала видна седая роса на елках и кустах, а туман пришел в движение, поредел и стал неохотно открывать стога сена. …Как славно и легко дышится… (Ю.П. Казаков “Тихое утро”).

“С самого раннего утра небо ясно; утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце – не огнистое, не раскаленное, как во время злой засухи, не тускло – багровое, как перед бурей, но светлое и приветно – лучезарное, мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится в лиловый ее туман. Верхний, тонкий край растянутого облачка засверкает змейками, блеск их подобен блеску кованого серебра… Но вот опять хлынули играющие лучи, – и весело, и величаво, словно взлетая, поднимается могучее светило” (И.С. Тургенев “Бежин луг”).

“Не успел я отойти двух верст, как уже полились кругом меня по широкому мокрому лугу и спереди меня по зазеленевшим холмам, от лесу до лесу, и сзади по длинной пыльной дороге, по сверкающим, обагренным кустам, и по реке, стыдливо синевшей из-под редеющего тумана, полились сперва алые, потом красные, золотые потоки молодого, горячего света… Все зашевелилось, проснулось, запело, зашумело, заговорило. Всюду лучистыми алмазами зарделись крупные капли росы” (И.С. Тургенев “Бежин луг”).

“Где-то в вершине соседней речки, за лесами, за подтаежьем обозначило себя солнце. Еще ни единый луч его не прошил острой иглой овчину тайги, но по небу во всю ширь расплылась размоина, и белесая глубь небес все таяла, таяла, обнажая блеклую, прозрачно-льдистую голубизну, в которой все ощутимей глазу или другому, более памятному и восприимчивому зрению, виделась пока несмелая, силы не набравшая теплота. Живым духом полнилась округа, леса, кусты, травы, листья. …Солнце разом во всем сиянии поднялось над лесом, пробив его из края в край пуками ломких спиц, раскрошившихся в быстро текущих водах Опарихи” (В.П. Астафьев “Капля”).

“И вдруг навстречу из-за дальних увалов полоснуло ярким светом, празднично заискрилось, заиграло в лапках пихтача, на камнях. На валежинах, на упругих шляпках молодых маслят, в каждой травинке и былинке” ( В.П. Астафьев “Зорькина песня”).

“На восточной окраине аласа лес наподобие пилы зубьями вверх. Пики сосен черны, валуны льдисто – зелены, а небо наливается алым жаром, отчего котловина аласа светлеет на глазах, все больше алых искр вспыхивает в воздухе и под ногами. И вдруг, словно пробив головой горизонт, над лесом появляется наконец солнце: “Люди, ура! Я здесь! Вот оно я!” (С.П. Данилов “Бьется сердце”).

Для выполнения первого задания класс делится на группы по четыре человека, после того как одна группа справилась со своим заданием, она обменивается с другой группой карточками. Таким образом, все шесть карточек должны быть разобраны всеми группами. Задание: выписать из отрывков слова и словосочетания, наиболее ярко и полно характеризующие восход солнца, обозначая авторов. Так составляется словарь тематических слов. Представитель от каждой четверки зачитывает свой словарь, остальные проверяют, дописывают. После того, как все ученики справились с заданием, им предлагается другое: отдельно выписать слова, которые есть во всех отрывках. Это слова: свет, тепло, весело, алый.

Третье задание: продолжить ассоциативный ряд (3–4 слова). Четвертое задание: подобрать однокоренные слова к слову “солнце”. Следующее задание: написать текст на тему “Солнце” (5–6 предложений), можно проиллюстрировать. Дети пишут с увлечением, затем желающие зачитывают свой текст, их работы оценивают сами ученики, при этом каждый должен обосновать свое решение (задача учителя – проследить за корректностью высказываний и объективностью оценок).

Работы пятиклассников, конечно же, несовершенны в плане стилистики и логики, зато они искренни, эмоциональны. Приведем некоторые работы учащихся:

“Солнце – это самое теплое слово на свете. Солнце – это лето, каникулы, радость. Когда светит солнце, всем хорошо: и людям, и растениям, и животным. Без него не было бы жизни на земле. Пусть всегда светит солнце!” (Женя К.).

“Много – много миллионов лет светит солнце. Оно светило и тогда, когда на Земле еще ничего не было, и динозаврам, и первобытным людям, и сейчас оно нас всех согревает. Я где – то слышал, что через какое – то время оно может погаснуть или взорваться. Но я думаю, через много лет люди, может быть, даже наши дети, станут еще умнее и придумают какой – нибудь выход” (Миша Б.).

“Я никогда не видела восход солнца. Наверное, это очень красиво. Летом, когда всей семьей поедем на рыбалку на речку Нюйку, я обязательно посмотрю, как начинается утро. Может быть, потом смогу описать рассвет в своем сочинении. А с помощью цветных карандашей не передашь красоту солнца: таких цветов нет. Я лучше сама увижу, потом опишу” (Кристина К.).

В итоге оценивается работа каждого в группе, исходя из степени его участия в выполнении задания, культуры поведения, при этом учитывается мнение лидера группы.

На заключительном этапе еще раз обращаемся к эпиграфу урока и говорим о том, что в какое бы время ни жили поэты, писатели, к каким группам, сословиям ни относились, больших русских писателей объединяло одно: их неподдельная, непреходящая любовь к родной земле, природе. На уроке дети приобщились к великой тайне рождения писательского слова и сами поработали над созданием текста, почувствовали силу и красоту родного языка. Завершает урок чтение наизусть стихотворения талантливого поэта Николая Рубцова, большого друга Виктора Астафьева, “Утро”.

Когда заря, светясь по сосняку,
Горит, горит, и лес уже не дремлет,
И тени сосен падают в реку,
И свет бежит на улицы деревни,
Когда, смеясь, на дворике глухом
Встречают солнце взрослые и дети,
Воспрянув духом, выбегу на холм
И все увижу в самом лучшем свете.
Деревья, избы, лошадь на мосту,
Цветущий луг – везде о них тоскую.
И, разлюбив вот эту красоту,
Я не создам, наверное, другую.

Проза Астафьева, будь то воспоминания о детстве или зарисовки, наблюдения, связанные с жизнью природы, дает ощущение полноты мира. Светлые , полные любви страницы книги “Последний поклон”, главы из которой предлагаются к изучению в среднем звене, учат школьников видеть чудесное и доброе в людях и помогают им открыть для себя красоту родной природы, ее чистоту и непогрешимость.

В старших классах, изучая повесть “Пастух и пастушка”, рассказ “Людочка”, роман “Царь – рыба”, молодой человек начинает постигать сложность человеческих отношений, нравственные законы жизни. Заставляя задуматься над проблемами войны и мира, взаимосвязи человека и природы, проблемами гуманизма и отношения к насилию, произведения В.П. Астафьева являются мощным стимулом для духовного роста личности.

Краткое содержание рассказов Астафьева

Ангел хранитель

В 1933 году в деревне, где рос Витя, настигла нужда. Исчезли птицы, замолкли псы и веселые ребятишки. У мальчика в семье главная – это бабушка. Своих родных – Витю, деда и сына – прозвала «мужиками» Читать далее

Бабушка с малиной

Рассказ «Бабушка с малиной» начинается с того, что полно народу собирает малина на Урале, здесь её полным-полно. Тут кричат, что поезд вот-вот уедет, и скорее нужно садиться по местам Читать далее

Белогрудка

Не большая деревня, состоящая всего из трех домов, Зуяты, расположена между двух озер. За ней – утесистый откос, который зарос густым лесом, где, не боясь людей, обитают птицы и звери. Здесь же поселяется и куница с белой грудкой Читать далее

Автору приходится ездить на родину через силу, потому что уже многие родственники начали умирать. Автору приходится в семнадцать лет покинуть свой дом, чтобы не быть обузой для других членов семьи Читать далее

Васюткино озеро

Это рассказ о том, как мальчик Васютка неожиданно для самого себя заблудился в знакомом лесу. Погнался юный охотник за раненым глухарём и вдруг сбился с пути. Испугался, конечно, мальчик, ведь ему пришлось ночевать в холодном и страшном лесу Читать далее

Веселый солдат

Данный роман очень особенное произведение о войне. Ведь именно в этом произведении показывает войну с какой-то другой стороны. Роман состоит из двух часть первая, из которых называет «Солдат лечится». Читать далее

Весенний остров

Тема обновления в природе и в самой жизни очень важна для человека. Самая известная сцена в русской литературе, посвященная этой теме, конечно, разговор князя Андрея с возродившимся дубом. Астафьев в своем рассказе, иллюстрирующем ту же тему Читать далее

Гуси в полынье

В этом произведении говорится о семье гусей, прибывших к нам из дальних стран и об их судьбе. Остановиться они решили на Енисее, в небольшой полынье. По роковому стечению обстоятельств, гусиха с детьми угодила в западню Читать далее

Далекая и близкая сказка

Автор рассказа «Далекая и близкая сказка» В. П. Астафьев повествует о том, что все жители одной из деревень с опаской относились к Васе-поляку – хромоногому мужчине, который безустанно ухаживал за могилками своих родителей Читать далее

Деревья растут для всех

Малярия, настигшая мальчика Витю, во многом меняет его жизнь. Потерявший на время слух и вынужденный все свое время находиться наедине с собой, ребенок выстраивает собственный небольшой мир в дальнем углу бабушкиного огорода. Читать далее

Домский собор

Виктор Астафьев родился в сложное время и пережил множество сложностей, приготовленных для него судьбой. В раннем детстве у будущего писателя умерла мама, а новой жене отца мальчик не нравился. По этой причине он остался на улице. Читать далее

Запах сена

Дедушка вместе со своим сыном Николаем пошли за сеном. Для этого они подготовили сани, куда положили топоры, вилы и грабли. Незадолго до ужина со своим дядей Колей отправились за лошадями его племянники Алеша и Витя. Читать далее

Зачем я убил коростеля?

События этого поучительного рассказа сорокалетней давности. Герой повествования спешит домой после рыбной ловли. Вдруг мальчик замечает птичку, мирно сидящую у края дороги. Птица, увидев мальчика, пытается скрыться, но у нее не получается Читать далее

Звездопад

В данном произведении уделено немного внимания описаниям военных действий и событий, которые очень свойственны автору. Это роман о любовной истории простого солдата по имени Михаил и медсестры Лиды. Читать далее

Капалуха

Часто ярчайшим впечатлением, особенно для ребенка, становится явление природы или какое-то живое существо. Ребенок уже «обосновался» в мире, знает жизнь вокруг себя, а ещё если это городской ребенок… Читать далее

Капля

События рассказа происходят на рыбалке в таежной местности, организованной для сына и старшего брата автором совместно с местным жителем Акимом, отличающимся необычным сюсюкающим говором. Читать далее

Конь с розовой гривой

Конь с розовой гривой – рассказ Астафьева о том, как мальчик обманул свою бабушку, и что ему за это было. События происходят в таежной деревне, на берегах Енисея в 1960-е годы. Читать далее

Кража

Хочется поговорить о повести, название которой Кража автор Виктор Астафьев работал над ней около 4 лет. Начал писать он с 1961 года, закончил в 1965 году. Для него данная повесть была, наверное с каким то смыслом Читать далее

Легенда о стеклянной кринке

Рассказ «Легенда о стеклянной кринке» входит в состав романа в рассказах «Последний поклон». Повествование в нем ведется от первого лица, главный герой — сам автор, Виктор Петрович Астафьев. Читать далее

Людочка

Как то раз автор, сидел в компании и услышал одну историю, это было лет 15. И эти пятнадцать лет эта история живет в его сердце, он и сам не понимает почему так произошло. Героиню звали Людочка, родители были обычные люди Читать далее

Мальчик в белой рубахе

В далеком 1933 году выдалось очень сухое лето. Большая часть людей с восточной деревни перемещается на заимки для уборки рожи и пшеницы, которая уцелела после засухи. В это время в селе остаются только старики и дети Читать далее

Монах в новых штанах

Бабушка наказала своему внуку Вите перебрать на улице всю картошку. Мальчик замерз, сидя в снегу, и единственное, что грело его сейчас – мысли о новых брюках, которые ему должна была сшить бабушка к его дню рождения Читать далее

Ночь темная-темная

Мальчик из деревни восхищается рыбалкой с глубокого детства. Опытные рыбаки периодически соглашаются взять малого с собой и после нескольких походов обнаруживают, что тот странным образом приносит им удачу. Читать далее

Пастух и пастушка

Сам автор охарактеризовал жанр своего произведения как «современная пастораль». Причиной этому послужило то, что Астафьев хотел показать высокую сентиментальность пасторали и одновременно суровый быт войны. Виктор Астафьев говорит нам о том Читать далее

Печальный детектив

Оперативник на пенсии по инвалидности Леонид Сошнин приходит в редакцию, где практически утвердили к печати его рукопись. Вот только главный редактор Октябрина (светоч местной литературной элиты, сыплющая цитатами известных писателей) в разговоре Читать далее

Последний поклон

Здесь идет о мальчике – сироте, Вите, которого воспитывает бабушка. Папа бросил его, уехав в город, а мама утонула в речке. Бабушка у него с характером, но при этом обо всех беспокоится, всех лелеет, хочет всем помочь Читать далее

Прокляты и убиты

События романа разворачиваются во время Великой Отечественной войны. Зима, конец 1942 года, Сибирь. В карантинный лагерь близ Бердска поступает новая партия заключенных. Несколько дней новобранцев готовят к жизни Читать далее

Стрижонок Скрип

Стриженок Скрип вылупился в норе. Рядом была мама стрижиха и вылупливались его братья и сестры. Их воспитывала только мама, папу ребятишки подстрелили из рогатки, он упал в воду и был унесен течением. Читать далее

Фотография, на которой меня нет

В деревню приезжает фотограф, все школьники мечтают попасть на общую фотографию. Главный герой Витя и его друг Санька обиделись, что их собираются посадить в конце и убежали на увал кататься на санках. Витя заболел и не смог сфотографироваться Читать далее

Хвостик

В небольшом по объему рассказе В. П. Астафьева «Хвостик» слышится боль за природу родного края, упрек в сторону тех людей, то в качестве отдыхающих от трудового дня туристов едет в леса и уродует растения и животные. Читать далее

Царь рыба

Игнатьич — главный герой повести. Его ценят в селе за его ум, добрые дела. Он один из богатых людей, все у него получается, все он умеет. Не откажет и в помощи, но односельчане не чувствуют в нем открытости Читать далее

Яшка лось

Жизнь часто бывает не справедливой. Яшка – это маленький жеребенок, который был очень упертым, и даже в какой-то степени свободолюбивым. У него была мать – кобыла по имени Марианна Читать далее

Об авторе

1 мая 1924 года в Красноярском крае родился Виктор Петрович Астафьев. Его семья была крестьянской. Он был третьим ребенком. Когда мальчику было 7 лет, отец попал в тюрьму. Спустя пару лет он остался и без мамы, она погибла. Он стал жить с бабушкой и дедушкой. Вскоре отец вышел на свободу, женился и забрал сына к себе. Их семья попадает под раскулачивание. Их сослали на север Красноярского края.

Отец тяжело заболел, его положили в больницу. И мальчика мачеха выгнала из дома. Он попал в детский дом. Где он и начал учиться. Его учитель пристрастил его к литературе и искусству. Именно тут он пишет первое произведение «Жив». После детского дома он пошел фабрично-заводскую школу. Когда он получил образование, то пошел на завод. Он хотел вырваться из нищеты.

Во время войны Виктор пошел на фронт добровольцем. Он был сразу и разведчиком и радистом. Он получил много опасных ранений, его наградили многочисленными медалями и орденами. Он освобождал Польшу и наступал на Германию. После окончания войны ему пришлось туго, он еле сводил концы с концами. Но даже в такой ситуации он не бросил литературную деятельность.

Сразу же после войны он женится на Маше Корякиной, она была медсестрой. Они прожили долгую и счастливую жизнь. Первый ребенок у них умер ещё грудничком. Потом у них родились ещё дочь и сын.

В 1951 году его рассказы печатаются в журналах. В 1953 году Астафьев выпускает книгу «До будущей весны». Через 7 лет он стал членом Союза писателей РСФСР. Он переезжает в Москву, где печатает повести «Стародуб» и «Звездопад». Он уезжает жить в Пермь. Он продолжает писать рассказы. Он получает Государственную премию СССР. В 1976 году выходит книга «Царь-рыба».

Семья Астафьевых жила то в Перми, то в Вологде. В 1987 году у них умирает вторая дочь, у которой остались двое детей. Они собрали внуков и уехали жить на родину писателя.

После смены правящей партии, он пишет много произведений. Получает Государственную премию Российской Федерации. В последние годы жизни у него обострились проблемы с сердцем. В 2001 году его увезли в больницу с инсультом. И 29 ноября 2001 года его не стало. Его жена прожила после его ухода 10 лет, и была похоронена рядом с ним. На их могиле стоит памятник, изображающий писателя сидящим на скамейке с любимой женой.

Изобразительно – выразительные средства языка в рассказе В.П. Астафьева “Зорькина песня”
материал для подготовки к егэ (гиа) по литературе (5 класс) на тему

Разработка содержит подробный анализ изобразительно-выразительных средств языка рассказа В.П. Астафьева и может быть использована при подготовке к ЕГЭ и ГИА, начиная с 5-6 классов. Занятие сопровождается презентацией.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Учитель русского языка и литературы МБОУ «Иланская СОШ № 1» Красноярского края Савельева В.П.

Материалы для подготовки к ЕГЭ и ГИА в 5-6 классах средней школы

языка рассказа В.П. Астафьева

Есть у нашего земляка Виктора Петровича Астафьева удивительный рассказ, включённый им в сборник «Последний поклон», – «Зорькина песня». События, описанные в нём, просты и понятны: ранним утром мальчик и его бабушка идут за земляникой. Но рассказ этот привлекает читателя не богатством событийной стороны. Своим повествованием автор разворачивает перед нами удивительную картину жизни сибирской деревни, родной природы, её неповторимой красоты, её звуков, её многоголосья.

Когда знакомишься с работой мастера, непременно хочется понять: а как же это сделано? Хочется разглядеть не только мастерски нарисованные картины, но и все краски, «основу» произведения, его составляющие.

Итак, давайте будем читать вместе. « Бабушка разбудила меня рано утром, и мы пошли на ближний увал по землянику. Огород наш упирался дальним пряслом в увал. Через жерди переваливались ветви берез, осин, сосен, одна черемушка катнула под городьбу ягоду, и та взошла прутиком, разрослась на меже среди крапивы и конопляника. Черемушку не срубали, и на ней птички вили гнезда».

Каждый неискушённый языковед прежде всего обращает внимание на лексические («увал» (склон), «прясло» (изгородь), и морфологические диалектизмы: «по землянику», «катнула» и такое ласковое слово «черёмушка». Олицетворения, использованные автором, оживляют картину, порождают движение: «ветви перевалились», «черёмушка катнула».

Тишина ещё царит на земле, но воображение автора при помощи эпитетов рисует «неповоротливых коров», «приречный луг»: «Деревня еще тихо спала. Ставни на окнах были закрыты, не топились еще печи, и пастух не выгонял неповоротливых коров за поскотину , на приречный луг.» Мы видим олицетворение «деревня… спала», диалектизм «поскотина»

И снова живое движение в картине: «А по лугу стелился туман » (олицетворение), но оно уже осязаемое: «от него мокра трава», «никли долу цветы куриной слепоты». Авторское слово «приморщили» и развёрнутая метафора делают незабываемым простой цветок: «ромашки приморщили белые ресницы на желтых зрачках».

Мы поднимаем взгляд вверх и видим: «Енисей тоже был в тумане, скалы на другом берегу, будто подкуренные густым дымом снизу, отдаленно проступали вершинами в поднебесье и словно плыли встречь течению реки». Авторский эпитет «подкуренные», метафора «проступали вершинами в поднебесье», Сравнение с диалектизмом «встречь»(«словно плыли встречь течению реки») – словно карандашный рисунок для портрета великой реки.

И вот уже повествование захватывает тебя настолько, что встающая перед глазами картина начинает звучать. «Неслышная днем, вдруг обнаружила себя Фокинская речка, рассекающая село напополам . Тихо пробежавши мимо кладбища, она начинала гуркотать , плескаться и картаво наговаривать на перекатах. И чем дальше, тем смелей и говорливей делалась, измученная скотом, ребятишками и всяким другим народом, речка: из нее брали воду на поливку гряд, в баню, на питье, на варево и парево, бродили по ней, валили в нее всякий хлам, а она как-то умела и резвость, и светлость свою сберечь.

Вот и наговаривает , наговаривает сама с собой, довольная тем, что пока ее не мутят и не баламутят. Но говор ее внезапно оборвался – прибежала речка к Енисею, споткнулась о его большую воду и, как слишком уж расшумевшееся дитя, пристыженно смолкла. Тонкой волосинкой вплеталась речка в крутые, седоватые валы Енисея, и голос ее сливался с тысячами других речных голосов, и, капля по капле накопив силу, грозно гремела река на порогах, пробивая путь к студеному морю, и растягивал Енисей светлую ниточку деревенской незатейливой речки на многие тысячи верст, и как бы живою жилой деревня наша всегда была соединена с огромной землей».

Этот удивительный, трогательный образ создан автором при помощи сравнения «как слишком уж расшумевшееся дитя» и литоты «тонкой волосинкой», «светлую ниточку деревенской незатейливой речки». Здесь несколько олицетворений «обнаружила», «гуркотать», «умела и резвость и светлость свою сберечь», «наговаривать», «споткнулась», «смолкла», «тонкой волосинкой вплелась» и эпитетов «картаво», «смелей», «говорливей». Значение этой речки для деревни подчёркнуто рядом однородных членов: «из нее брали воду на поливку гряд, в баню, на питье, на варево и парево», но всегда верный законам правды жизни художник продолжает этот ряд контекстными антонимами («брали…» – «бродили по ней, валили в нее всякий хлам»)… И несмотря на такое отношение к ней людей великое значение этой «незатейливой», «вилючей» речки подчёркивается сравнением и гиперболой: «на многие тысячи верст, и как бы живою жилой деревня наша всегда была соединена с огромной землей».

Новый образ – звук топора. Его энергия подчёркивается рядом однородных членов: «возникал», «проносился», «ударялся», «рассыпался».

«Кто-то собирался плыть в город и сколачивал салик на Енисее. Звук топора возникал на берегу, проносился поверх, минуя спящее село, ударялся о каменные обрывы увалов и, повторившись под ними, рассыпался многоэхо по распадкам». Просыпается деревня, и звучит её сибирский говорок: «салик», «увалы», обогащается он авторским «многоэхо».

Рядом однородных олицетворений изображена жизнь ручья: «рокотал», «гнал», «утихомирился»,«обозначился».

«Сначала бабушка, а за нею я пролезли меж мокрых от росы жердей и пошли по распадку вверх на увалы. Весной по этому распадку рокотал ручей, гнал талый снег, лесной хлам и камни в наш огород, но летом утихомирился, и бурный его путь обозначился до блеска промытым камешником ».

Эпитеты и олицетворение словно оживляют образ тумана: «В распадке уютно дремал туман , и было так тихо, что мы боялись кашлянуть. Бабушка держала меня за руку и все крепче, крепче сжимала ее, будто боялась, что я могу вдруг исчезнуть, провалиться в эту волокнисто-белую тишину» .

Эпитеты точно передают состояние ребёнка: «боязливо», «живая и тёплая» «А я боязливо прижимался к ней, к моей живой и теплой бабушке».

Произведения Виктора Петровича Астафьева богаты изображением мира растений Сибири. Здесь много названий цветов, трав, деревьев, которые сопровождаются меткими эпитетами: травка «ершистая», сыроежки «рыхлые»

«Под ногами шуршала мелкая ершистая травка. В ней желтели шляпки маслят и краснели рыхлые сыроежки».

Названия деревьев звучат с уменьшительно-ласкательными суффиксами («черёмушка», «сосенка», названия цветов даны в их просторечном варианте: «камнеломки», «повилика» (вьюнок), «дедушкины кудри»(ковыль).

«Местами мы пригибались, чтобы пролезть под наклонившуюся сосенку, по кустам переплетались камнеломки, повилика, дедушкины кудри».

Ряды однородных членов изображают одну из самых сокровенных сцен – общение бабушки и внука: «вздрагивал», «ёжился», «облизывал»; «вытирала», «подбадривала», «уверяла». О мире бабушкиных сказок напоминает эпитет «большие – пребольшие».

«Мы запутывались в нитках цветов, и тогда из белых чашечек выливались мне за воротник и на голову студеные капли. Я вздрагивал, ежился, облизывал горьковатые капли с губ, бабушка вытирала мою стриженую голову ладонью или краешком платка и с улыбкой подбадривала, уверяя, что от росы да от дождя люди растут большие-пребольшие».

И снова образ тумана. Вокруг него, в нем самом столько колдовских тайн, переданных развёрнутыми эпитетами и сравнениями: «волокнистой куделею», «молочной пеною», «непроглядной, шум не пропускающей мякотью», «белые зачёсы».

«Туман все плотнее прижимался к земле, волокнистой куделею затянуло село, огороды и палисадники, оставшиеся внизу. Енисей словно бы набух молочной пеною, берега и сам он заснули, успокоились под непроглядной, шум не пропускающей мякотью. Даже на изгибах Фокинской речки появились белые зачесы, видно сделалось, какая она вилючая».

А колдовское действо продолжается. Автор использует безличное предложение с рядом однородных глаголов, усиливающих таинственность, неотвратимость происходящего: «раскатывало», «скручивало», «загоняло»

«Но светом и теплом все шире разливающегося утра тоньше и тоньше раскатывало туманы, скручивало их валами в распадках, загоняло в потайную дрему тайги».

Новые звуки плывут над Енисеем: «гнусаво запела берёзовая пастушья дуда», «откликнулись коровы», «брякнули боталами», «слышен скрип ворот»

(«Топор на Енисее перестал стучать. И тут же залилась, гнусаво запела на улицах березовая пастушья дуда , откликнулись ей со двора коровы, брякнули боталами, сделался слышен скрип ворот. Коровы брели но улицам села, за поскотину, то появляясь в разрывах тумана, то исчезая в нем»).

Но по-прежнему мистически звучит олицетворение: «Тень Енисея раз-другой обнаружила себя».

Отдельным абзацем автор выделяет из текста очень выразительное предложение: «Тихо умирали над рекой туманы». Благодаря инверсии оно звучит как стихотворная строка, а олицетворение «умирали» делает его просто незабываемым.

Мальчик видит этот мир глазами бабушки, которая рассказывала ему много сказок, деревенских историй и поверий, загадывала загадки. Отсюда пришли на страницы его книг диалектизмы: «снежные беляки», «украдчиво», «предутрие», «обращались». («А в распадках и в тайге они будут стоять до высокого солнца, которое хотя еще и не обозначило себя и было за далью гор, где стойко держались снежные беляки , ночами насылающие холод и эти вот густые туманы, что украдчиво ползли к нашему селу в сонное предутрие , но с первыми звуками, с пробуждением людей убирались в лога, ущелья, провалы речек, обращались студеными каплями и питали собой листья, травы, птах, зверушек и все живое, цветущее на земле»).

Туман «устоявшийся», вода «мягкая, податливая», бредут «медленно и бесшумно» – всё новые и новые краски находит художник для своего полотна. («Мы пробили головами устоявшийся в распадке туман и, плывя вверх, брели по нему, будто по мягкой, податливой воде, медленно и бесшумно»).

И вот оно, долгожданное «вдруг» и снова тайна, но уже тайна рождения нового дня. «Вот туман по грудь нам, по пояс, до колен, и вдруг навстречу из-за дальних увалов полоснуло ярким светом, празднично заискрилось, заиграло в лапках пихтача, на камнях, на валежинах, на упругих шляпках молодых маслят, в каждой травинке и былинке». И снова многогранность чуда передаётся рядами однородных членов, выстроенных в последовательном ослаблении метафор: «по грудь нам, по пояс, до колен» (нисходящая градация), и в этом же предложении градация восходящая: «полоснуло», «заискрилось», «заиграло». Диалектизмы «пихтач», «валежины» рисуют образ тайги.

Удивительная красота окружающего мира передана метафорой: «встрепенулась птичка, стряхнула горсть искорок» – «Над моей головой встрепенулась птичка, стряхнула горсть искорок и пропела звонким, чистым голосом, как будто она и не спала, будто все время

была начеку: “Тить-тить-ти- ти-ррри. “.

Словно боязнь спугнуть птичку, нарушить песню заставляет наших героев использовать односоставные и неполные предложения:

– Это Зорькина песня.

Напевной инверсией зачаровывает нас сказовый говор бабушки: «Птичка зорька утро встречает, всех птиц об этом оповещает».

«И правда, на голос зорьки – зорянки, ответило сразу несколько голосов – и пошло, и пошло! С неба, с сосен, с берез – отовсюду сыпались на нас искры и такие же яркие, неуловимые, смешавшиеся в единый хор птичьи голоса». Безличные глаголы «пошло», «пошло» сменяются вполне определённым эпитетами «яркие», «неуловимые» и субъектом – «единым хором птичьих голосов».

«Их было много, и один звонче другого, и все-таки Зорькина песня, песня народившегося утра, слышалась яснее других. Зорька улавливала какие-то мгновения, отыскивала почти незаметные щели и вставляла туда свою сыпкую, нехитрую, но такую свежую, каждое утро обновляющуюся песню».

Эпитеты «народившегося» (утра), «сыпкую, нехитрую … свежую,… обновляющуюся» (песню) рисуют образ утра.

Радуются новому дню птицы, спешат «навстречу утру и солнцу» люди:

«- Зорька поет! Зорька поет! – закричал и запрыгал я.

– Зорька поет, значит, утро идет! – пропела благостным голосом бабушка, и мы поспешили навстречу утру и солнцу, медленно поднимающемуся из-за увалов.» Голос бабушки становится «благостным», лексический повтор «зорька поёт» словно связующая нить поколений, свидетельствующая о высокой духовности связи бабушки и внука.

Чудо происходящего на наших глазах единения человека и природы передают развёрнутые эпитеты «обомлевшие от росы», «притихшие от песен» и великое родство с лесом человека, знающего «в лицо» каждое, «кланяющееся» ему дерево «сосенки, ели, рябины, берёзы и боярки»

(«Нас провожали и встречали птичьи голоса; нам низко кланялись, обомлевшие от росы и притихшие от песен, сосенки, ели, рябины, березы и боярки»).

И вот наши путешественники достигли цели. Солнце, творящее чудо, прикасается ко всему, живущему на земле. Неповторимые образы помогают создать эпитеты «шершавая», «опалённая» (ягодка) и метафора «руки запахли … яркой зарёю, разметавшейся по всему небу».

«В росистой траве загорались от солнца красные огоньки земляники. Я наклонился, взял пальцами чуть шершавую, еще только с одного бока опаленную ягодку и осторожно опустил ее в туесок . Руки мои запахли лесом, травой и этой яркой зарею, разметавшейся по всему небу».

«А птицы все так же громко и многоголосо славили утро, солнце, и Зорькина песня, песня пробуждающегося дня, вливалась в мое сердце и звучала, звучала, звучала.

Да и по сей день неумолчно звучит».

И снова метафора и эпитет «птицы громко и многоголосо славили», «песня вливалась в моё сердце».

Лексический повтор «звучала, звучала, звучит» расширяет пространство повествования и многократно повторяется в сердцах читателей и почитателей таланта В.П. Астафьева.

Зорькина песня – краткое содержание рассказа Астафьева

Взрыв заклубился, тряхнул кирпичную школу. Какое-то мгновение она ещё отстояла белая, строгая, а затем пошатнулась и рухнула.

Взрывная волна ударила Зорьку в грудь, бросила на асфальт… Зорька извернулась, как котёнок, упала на четвереньки, поднялась оглушённая и побежала к школе.

Школа горела. Известковая пыль, перемешанная с чёрным дымом, мутным занавесом колыхалась в воздухе. Среди горящих развалин уже метались люди. Они ныряли в огонь, появлялись и снова пропадали, молча, как на экране немого кино.

Навстречу Зорьке вереницей потянулись носилки. Зорька замедлила шаги, потом остановилась, потом снова пошла. Она боялась даже взглянуть на испачканные сажей, запорошённые розовой кирпичной пылью лица ребят на носилках, но щемящее, болезненное любопытство словно толкало её в спину… Вот Вовка Череда, Миша Яковенко, Надя… Они всегда были вместе, сколько Зорька себя помнит. Вместе ходили в детский сад, вместе пошли в школу. Только попали в разные смены…

Известковая пыль лезла в глаза, щипала веки. Зорька отошла к каменной ограде, села на землю и тут же вскочила.

Прямо на неё в разорванном до бедра платье шла Валентина Васильевна, её учительница. Она шла по земле, как по лестнице, высоко поднимая ноги, и пристально смотрела перед собой неподвижными глазами. Короткие чёрные волосы свисали над её мертвенно застывшим лицом.

На руках Валентина Васильевна несла девочку в синем платье с белыми кружевными оборками.

— Валентина Васильевна! — крикнула Зорька и протянула руки. — Валентина Васильевна!

Ей вдруг захотелось опять сесть на землю, закрыть глаза и ничего не видеть.

Валентина Васильевна остановилась, девочка на её руках застонала. «Натка из первого класса», — узнала Зорька. Это платье сшила Натке её мама к началу учебного года. Все девчонки, даже старшеклассницы, завидовали кружевам.

— Это ты, Зорька? — бесцветным голосом выговорила Валентина Васильевна. — Иди домой, занятий сегодня не будет…

И прошла мимо Зорьки в самый дальний, самый солнечный угол школьного сада, к волейбольной площадке. Там, вперемежку, раненые и мёртвые, лежали рядами на зелёной мягкой траве ученики первой смены 356-й неполной средней школы.

А над белым тихим городом, над вишнёвыми красными садами, над волейбольной площадкой всё ещё рвался в недоброе бегучее небо вопль сирены.

Глава 1. До свиданья, бабушка!

— Нет, нет и нет, — решительно говорила бабушка Катя, — не могу. Я здесь родилась, здесь и умру…

Зорька поспешно втискивала в чемодан поверх платьев свои любимые книги — сказки братьев Гримм и «Повесть о рыжей девочке», забинтованную куклу Елизавету, пачку переводных картинок и с тревогой прислушивалась к спору. А что, если бабушка и в самом деле откажется ехать?

До недавнего времени немецкие самолёты прилетали раз в сутки, чаще всего ночью, а теперь бомбили непрерывно, днём и ночью. Фронт приближался.

Папа шагал по комнате, натыкаясь на вещи, и прикуривал одну папиросу от другой. Скомканные окурки валялись на столе, на полу, торчали в стакане. Когда папа сердился, он курил непрерывно и совал окурки куда попало, растирая огонёк пальцами.

— Екатерина Семёновна, поймите же наконец, у вас восемь детей и семеро из них коммунисты!

— Лёня на фронте вступит, — сказала бабушка.

— Не сомневаюсь, — устало согласился папа, — но вы-то погибнете! Верочка мне не простит и… я не могу больше ждать. Я сегодня должен быть в части. Неужели вы не видите, что творится?

Бабушка молчала и смотрела в окно, повернувшись к папе спиной. Тогда папа вскочил, снял с вешалки у двери винтовку, перекинул ремень через плечо и приказал:

— Одевайтесь! Если сами не понимаете, что делаете, то хотя бы слушайте, что вам говорят.

Бабушка отошла от окна и остановилась перед папой, высоко подняв голову, чтобы видеть его лицо.

— А Паша? — тихо спросила она.

Зорька несколько раз была у тёти Паши, бабушкиной подруги. Она лежала парализованная с самой гражданской войны. А вообще-то, раньше, ещё до ранения, бабушка говорила, что тётя Паша была ух какая боевая! Комиссар! У неё даже орден есть.

— Ты считаешь, Аркадий, что я могу оставить Пашу одну… в такое время?

Папа опустил голову. Постоял. Потом обнял бабушку и прижал ее голову к своему плечу.

Через полчаса Зорька сидела на чемодане в кузове зелёного военного грузовика, а бабушка стояла на балконе и плакала.

Кроме Зорьки в кузове сидели ещё трое красноармейцев. Они сумрачно смотрели себе под ноги и молчали.

Наконец из дома выбежал папа. Посмотрел на бабушку, нахлобучил пилотку и рывком перемахнул через борт. Грузовик тронулся.

— До свиданья, бабушка! — закричала Зорька. — Ты не скучай, я скоро приеду! Не скучай! Ладно?

— Ладно! — крикнула бабушка и закрыла фартуком рот.

— Бабушка! — надрывалась Зорька. — «Гулливера» никому не давай читать! Она библиотечная!

— Сиди, — сказал пожилой красноармеец с забинтованной ногой. Он посмотрел в хмурые глаза отца, вздохнул и вытащил из кармана раздавленную карамельку в розовой обёртке. — На, и сиди, не балуй, а то ещё вывалишься часом.

Грузовик мчался по улицам, с рёвом объезжая противотанковые заграждения: колючие, ощетинившиеся ржавыми прутьями ежи, баррикады из мешков с песком — и наконец выбрался на широкую асфальтированную дорогу.

Сзади, со стороны города, гремели, нарастая, выстрелы орудий.

За стеной тополей мелькали белённые известью дома, тонувшие в пышной зелени. Потом тополя поредели, пропади совсем — и вдоль дороги потянулись кирпичные корпуса завода на чёрной, словно выжженной земле. Большое здание в центре завода было разрушено прямым попаданием. В других зданиях что-то гремело, отсвечивало в окна пламенем. На узкоколейке, рассекавшей завод на две части, стоял товарный эшелон. Рабочие и красноармейцы грузили в вагоны громадные решётчатые ящики.

— Куда же ты её? — спросил у папы красноармеец с забинтованной ногой.

— В детский дом. Их сегодня вывезут.

— Не отпустили из госпиталя… раненых много.

— Это верно, — согласился красноармеец, — само собой, если война.

Он повернулся к Зорьке и погладил её по голове.

— Ничего, малая, после войны мамку встренешь, верно я говорю? Мамка-то у тебя, видать, что надо, боевая!

— Верно, — сказала Зорька и улыбнулась, ободрённая хорошим разговором.

Глава 2. Коля-Ваня

Белый дом под красной черепичной крышей с резными зелёными ставнями стоял на широкой поляне в сосновом лесу. И все окна на двух этажах его были крест-накрест заклеены полосками разноцветной ёлочной бумаги. Дом был словно не настоящим, а сказочным. Казалось, сейчас откроется окно и выглянет девочка с голубыми волосами или выбежит из резной двери весёлый проказник Буратино.

Перед домом на поляне возвышалась тонкая голубая мачта с красным флагом. У подножия мачты, возле деревянного помоста сидели на траве ребята в одинаковых тёмных курточках. Рядом с ними примостилась девушка в белом халате. Она плакала и громко сморкалась в полосатый голубой передник, повязанный поверх халата.

— Ну, вот и приехали! — очень весело сказал папа, когда грузовая машина поравнялась с домом. Папа спрыгнул на землю, и красноармейцы подали ему сначала чемодан, а затем Зорьку.

— Быстрее! — крикнул из кабины шофёр.

— Где ваш директор? — спросил папа у ребят.

Девушка поднялась, всхлипнула, оправила халат и вытерла передником лицо. Она была толстенькая, коренастая, с желтовато-карими кошачьими глазами, мокрые щёки краснели, как райские яблочки.

— Директор? Та у себя в кабинете, — быстро и охотно сказала девушка. — Вы сходите, поглядите, первый этаж — и сразу направо. Никак дитё к нам определять привели? — Она жалостно вздохнула. — Дочка, чи как?