Зубр – краткое содержание повести Гранина

Анализ повести Д. Гранина «Зубр»

Даниил Гранин написал документальную книгу о человеке большого таланта и уникальной судьбы. Автор знал лично своего героя, общался с ним. Речь идет о советском генетике Николае Владимировиче Тимофееве-Ресовском, которого коллеги прозвали Зубром. Ученик выдающегося зоолога и биолога Николая Кольцова, Зубр оставил не только яркий след в науке: особое нравственное свечение исходило от его личности. И это интересует автора прежде всего.

«В сборе материала для этой повести, – пишет автор, – участвовали люди из разных стран, все считали себя обязанными помочь мне. Люди откладывали свои дела, разыскивали свидетелей, знакомых Зубра, записывали их воспоминания. Одним хотелось восстановить справедливость, другие считали себя обязанными Зубру, третьи понимали, что это – История. Встреча с Зубром оказывалась для большинства самым ярким событием их жизни».

Тимофеев-Ресовский – отпрыск древнего дворянского рода. Родился он в семье потомственных русских дворян. Среди предков – адмиралы Сенявин и Нахимов. Отец, инженер-путеец, строил Великий Сибирский путь. Сам Николай Владимирович в годы гражданской войны служил в Красной Армии. Не окончивший полного курса студент Московского университета, он был рекомендован И. Кольцовым и отправлен в Германию в 1925 году для создания советско-немецкой генетической лаборатории. Николаю Владимировичу Тимофееву-Ресовскому было в ту пору двадцать шесть лет.

Пройдет совсем немало времени, и его имя станет широко известно в мировой науке.

Поездка в Берлин поначалу казалась пусть и длительной, но командировкой. Однако судьба распорядилась иначе. Двадцать лет Зубр прожил за рубежом. Он создал авторитетнейший научный коллектив, в его лабораторию приезжали набираться опыта ученые из многих стран.

Вернадский, Эйнштейн, Бор, Винер – вот круг его коллег, где он был принят на равных. «Замечательных людей кругом него было много. Замечательных биологов, физиков, химиков, математиков. Он питал слабость к талантам. К талантам и красоте. Оба эти качества всегда изумляли его, в них было торжество природы. Нечто божественное, необъяснимое».

Слабость к талантам – свойство истинно талантливого человека. Зубр сам вызывал чувство восхищения своей непоказной демократичностью, насмешливым могучим интеллектом, настоянном на духовном аристократизме, превыше всего ценящем свободу мысли и совести. В нем самом была божественная искра, и Гранину хорошо удалось передать обаяние этой непредумышленной натуры со взрывами гнева и сарказма, веселого смеха и картинной удали, с бесконечными спорами, рассказами и проповедями, в которых вдруг вспыхивали блистательные идеи или набегала тайная печаль, всегда живущая в глубоких, незаурядных душах.

Зубр тосковал по Родине, но его увлекала налаженная работа, да и Н. Кольцов с Н. Вавиловым уговаривали подождать. Пока были свободные контакты с приезжающими в Берлин советскими учеными, Зубр чувствовал себя в порядке. Но с приходом к власти нацистов ситуация начала меняться. К тому же из России стали приходить вести о травле генетиков. В 1937 году был арестован Вавилов. В 1940 году умер Кольцов, уволенный со всех своих постов. Зубр, вызванный в советское посольство, где ему в грубой, ультимативной форме приказали немедленно покинуть Германию, понял, что ничего хорошего на родине его не ждет, и отказался вернуться. Столь же решительно он отверг неоднократно предлагаемое ему немецкое гражданство.

По возращении ученого скорее всего ждал бы арест. Но арест страшил его не сам по себе, а как перспектива прервать наладившиеся генетические разработки. Он только что начал пробиваться к «секретам мастерства природы»: как она запустила живое, как оно потом развивалось самостоятельно. В Германии фашизм, во всяком случае, в первые свои годы никак не мешал работе Зубра. Он, скорее всего, не видел его, тот фашизм, который уже ужаснул мир. В тихом берлинском пригороде Бух мир Тимофеева – лаборатория, сотрудники, захватывающие дух эксперименты. Дома – перспектива остаться вне науки, здесь – продолжать работу.

Неповторимость судьбы главного героя состоит в том, что головокружительные повороты истории словно бы обрекают его, не вовлекая до конца в свой стремительный поток. Такая внутренняя свобода и такое победное противопоставление обстоятельствам, такая верность себе без тени тактических компромиссов и расчетов, даже посреди мировой войны в самом центре фашистской Германии.

О Зубре ходили легенды одна невероятнее другой. Их передавали на ухо. Не верили. Ахали. Ему приписывали изречения и поступки, казавшиеся совершенно невероятными. Ему была присуща полная раскованность, безоглядность. Всегда он оставался самим собой. Одни считали его дальновидным, другие – наивным, третьи – скрытным. Одни – верующим, другие – атеистом

Жизнь Тимофеева-Ресовского была определена тремя принципами: верность науке, порядочность, долг перед предками. Он посвятил себя науке тогда, когда из всех возможных занятий наука была самым невыгодным. Ни пайков, ни денег. Николай Владимирович шутя сказал Гранину, что пошел в науку «потому, что тогда этих паразитов, научных работников, было немного и большого вреда своему народу они не приносили».

Не возникает никаких сомнений в патриотизме замечательного русского ученого. Патриотизм Тимофеева-Ресовского был интернационален. Безразлично, кто ты: татарин, эстонец, китаец. Поэтому он, не задумываясь, с неумелым акцентом рассказывал армянские, еврейские анекдоты и первым хохотал, высмеивая америкашек, итальяшек, армяшек. А больше всего от него доставалось русским, и никто его ни в чем не мог заподозрить. Когда фашисты дошли до поисков у ученых еврейских бабушек и прадедушек, ученый и его жена без колебаний организовали изготовление фиктивных документов о расовой полноценности. Какая разница, сколько в ком течет какой крови, важен талант, добросовестность, умение решить задачу, найти истину.

Когда его Родина вела смертельную борьбу с фашизмом, а он «отсиживался» здесь, в Бухе, под Берлином, продолжая руководить лабораторией, чего-то выжидая, на что-то надеясь, отвергая для себя путь эмиграции на Запад, Тимофеев-Ресовский спас от гибели многих людей разных национальностей, ученых, попавших в немецкий плен, они находили убежище в Бухе. А вот собственного сына, участника антифашистского сопротивления, воспитанного в своих правилах порядочности и человеческого достоинства, спасти он был не в силах. Погибший в Маутхаузене, сын был последней каплей, позволившей Зубру окончательно понять себя. Он не сможет никогда и нигде быть человеком чистой науки. Он не может быть иным ученым, кроме как русским, кроме как в России.

Но теперь за этот выбор пришлось платить. Платить осуждением, лагерем. Когда в 1945 году он очутился в лагере, его могучий организм сломили не лишения – в гражданскую войну он перенес и тиф, и голод. Но его оторвали от науки, и у него ничего не осталось, за что следовало бы держаться. Он заболел и был на грани гибели. После лагеря он мог запить, озлобиться, удариться в религию, стать циником. Но возможность вернуться к опытам предопределила все. Он не озлился, не пал духом, не разуверился, стал работать в полную силу.

Помимо преданности науке, Тимофеев-Ресовский твёрдо следовал второму принципу – порядочности. Интеллигент, подлинный ученый не может быть непорядочным человеком. Непорядочный будет завидовать, начнет бороться с опережающим его коллегой, порочить его и клеветать, может скатиться к плагиату, к подтасовке данных, к подгонке выводов под чьи-то решения.

Тимофеев говорил, что надо всегда быть готовым к смерти, всегда иметь чистую совесть. Смерть ведь ужасна, когда умираешь со стыдом за годы, прожитые в суете, в погоне за славой, за богатством. Поэтому проверять совесть мыслью о смертном часе надо всегда.

Гранин свидетельствует: Зубр не раз возвращался к одному разговору, который происходил в тюремной камере, где он сидел после возвращения на Родину, – разговору о непостыдной смерти. «Боимся мы смерти, презираем ее, думаем о ней, не думаем о ней – все равно войдем в нее. К этому надо быть готовым всегда, значит, надо стараться держать в чистоте свою совесть. Смерть ужасна, когда ты умираешь со стыдом за годы, прожитые в суете, в погоне за славой, за богатством. Нет удовлетворения, к моменту смерти ничего не осталось, не за что ухватиться, все рассыпается как пыль, не было добра, не было самопожертвования»

Всматриваясь в Тимофеева-Ресовского, Гранин спрашивает: «Что за сила удерживает человека, не позволяет сдаться перед злом, впасть в ничтожество, потерять самоуважение, запрещает пускаться во все тяжкие, пресмыкаться, подличать?»

Даниил Гранин писал о Николае Владимировиче Тимофееве-Ресовском, а сказал о целой эпохе. Такие ученые, такие натуры, как Зубр, напоминают совершенному человечеству о его огромных творческих потенциях, реализовать которые можно даже в обстоятельствах, отнюдь не благоприятствующих этому. Быть, оставаться самим собой, – самая трудная наука на свете, но это единственный способ для мыслящей личности осуществиться в реальном мире, отдать людям и обществу то, что мог, к чему был призван.

Даниил Гранин – Зубр

Даниил Гранин – Зубр краткое содержание

Зубр читать онлайн бесплатно

В день открытия конгресса был дан прием во Дворце съездов. Между длинными накрытыми столами после первых тостов закружился густой разноязычный поток. Переходили с бокалами от одной группы к другой, знакомились и знакомили, за кого-то пили, кому-то передавали приветы, кого-то разыскивали, вглядываясь в карточки, которые блестели у всех на лацканах. Там была эмблема конгресса, фамилия и страна участника. Кружение это, или кипение, с виду беспорядочное, бессмысленное, составляло между тем наибольшее удовольствие и, я бы сказал даже, пользу такого рода международных сборищ. Деловая часть — доклады, сообщения — все это, конечно, тоже было необходимо, хотя большинство лишь делало вид, что что-то в них понимает. Некоторые и не жаждали понимать, но все жаждали общения, возможности поболтать с тем, кого давно знали по публикациям, что-то спросить, рассказать, выяснить. Тут-то и происходило самое нужное, самое дорогое для всех этих людей, разлученных большую часть жизни, разбросанных по университетам, институтам, лабораториям Европы, Америки, Азии и даже Австралии.

Тут были знаменитости прошлого, памятные только пожилым, некогда нашумевшие, обещавшие новые направления; надежды, как водится, не оправдались, от обещаний осталось совсем немного, слава богу, если хоть что-то, хоть одна мутация, одна статейка… Историей своей науки — генетики — молодые, как правило, не интересовались. Для них существовали корифеи сегодняшние, лидеры новых надежд, новых обещаний. Были знаменитости в каких-то своих узких областях — по болезням кукурузы, по выживаемости дуба, были знаменитости всеобщие, которые сумели что-то понять в наследственности, в механизме эволюции. А были такие знаменитости, живые классики, о которых даже я что-то слышал. Между столами, между группами сновали молодые, у которых все было впереди — и громкая слава и горькие неудачи.

Прием был тем замечателен, что знакомства, разговоры происходили в начале конгресса, можно было выяснить, кто — кто, кто присутствует, кого нет…

В этом совершенно хаотическом движении среди возгласов, звона рюмок, смеха, поклонов вдруг что-то произошло, легкое движение, шепот пополз, зашелестел. На рассеянно-улыбчивых лицах, оживленных как бы беспредметно, появилось любопытство. Кое-кто двинулся в дальний угол зала. Одни словно невзначай, другие решительно и удивленно.

В том дальнем углу в кресле сидел Зубр. Могучая его голова была набычена, маленькие глазки сверкали исподлобья колюче и зорко. К нему подходили, кланялись, осторожно пожимали руку. Оттопырив нижнюю губу, он пофыркивал, рычал то одобрительно, то возмущенно. Густая седая грива его лохматилась. Он был, конечно, стар, но годы не источили его, а скорее задубили. Он был тяжел и тверд, как мореный дуб.

Женщина, худенькая, немолодая, обняла его, расцеловала. Женщина была та самая Шарлотта Ауэрбах, чьи книги недавно вышли в переводе на русский, вызвали интерес, ее уже знали в лицо, в то время как Зубра в лицо не знали. Большинство подходили именно затем, чтобы взглянуть на него хотя бы издали. Шарлотта приехала из Англии. Когда-то она бежала туда из гитлеровской Германии. Зубр помог ей устроиться в Англии. Это было давно, в 1933 году, возможно, он забыл об этом, но она помнила малейшие подробности. Легкие женские слезы радости катились по ее щекам. Кроме радости была еще и печаль долгой разлуки. Сорок пять лет прошло с того дня, как они расстались. Миновали эпохи, весь мир изменился, а Зубр оставался для нее прежним, все таким же старшим, хотя они были одногодки.

Читайте также:  Турандот - краткое содержание пьесы Гоцци

Подошел американец, лауреат Нобелевской премии, нескладный, длиннорукий. Он обнял Зубра, захлюпал носом. Он вел себя как хотел, вытирал нос рукой, он был корифей и мог позволить себе. За ним подошел грек Канелис, которого Зубр спас лет тридцать пять назад в Берлине, продержав его у себя до конца войны. Древний грек Антоша Канелис, как звал его Зубр, был немногословен, он знал все языки, хотя не говорил ни на одном, он любил молчать, он молчал на всех языках, и тем не менее все убеждались через его молчаливость, какой это прекрасный человек.

Деликатно выждав свою очередь, к Зубру приблизился Майкл Уайт, австралийская звезда, самоуве ренный красавец, но тут он несколько смущенно принялся объяснять, что он тот самый юноша, который сопровождал Зубра и Феодосия Добржанского по Лондону, вернее, должен был водить, а он сопровождал, потому что Зубр и Добржанский разговаривали между собой, теряли его, потом спохватывались, кричали: «Где этот парень?» Зубр одобрительно хмыкал: «Федька Добржанский…» Как ни странно, Уайта он помнил, а Лондон помнился смутно. За Уайтом тянулся голландец, за ним группа немцев, за ней азербайджанский молодой профессор, которого представил его московский соавтор. С Джузеппе Монталенти Зубр перемолвился по-итальянски. Одним из украшений конгресса — ибо на каждом конгрессе, симпозиуме, съезде должно быть свое «высочество» — был швед Густафсон, он тоже протискивался к Зубру. А другое украшение конгресса — президент общества, представитель, уполномоченный, главный редактор, координатор и прочая, — человек светский, тертый, умеющий себя подать, всегда находчиво-острый, тут вдруг оробел и все допытывался у одной из наших молоденьких сотрудниц — удобно ли представить его Зубру.

Молодые теснились поодаль, с любопытством разглядывая и самого Зубра, и этот не предусмотренный программой церемониал — парад знаменитостей, которые подходили к Зубру засвидетельствовать свое почтение. Сам Зубр принимал этот неожиданный парад как должное. Похоже было, что ему нравилась роль маршала или патриарха, он милостиво кивал, выслушивал людей, которые занимались несомненно наилучшей, самой прекрасной и доброй из всех наук — они изучали Природу: как и что растет на земле, все, что движется, летает, ползает, почему все это живое живет и множится, почему развивается, меняется или не меняется, сохраняя свои формы. Поколение за поколением эти люди старались понять то таинственное начало, которое отличает живое от неживого. Как никто другой постигали они душу, что вложена в каждого червяка, в каждую муху, хотя, разумеется, вместо этого ненаучного названия они употребляли длинные труднопроизносимые термины, но тот из них, кто забирался глубоко, невольно замирал перед чудом совершенства ничтожнейших организмов. Даже на уровне клетки, простейшего устройства, оставалась непостижимая сложность поведения, нечто одушевленное. Прикосновение к трепетной этой материи невольно объединяло всю эту разноязычную, разновозрастную, разноликую публику.

Как всегда бывает, тут же возле Зубра вертелся один бойкий профессор, собирая свою мелкую жатву визитных карточек, рукопожатий, он произносил какие-то фразы, вероятно умные, но они пропадали, на них не хватало внимания.

Непосвященные шептались, стараясь не пропустить ничего из происходящего. Потому что чувствовали, что на глазах у них творится событие историческое. О Зубре ходили легенды, множество легенд одна невероятнее другой. Их передавали на ухо. Не верили. Ахали. Было бы странно, если бы подобные россказни подтвердились. Они походили на мифы, которыми пытались объяснить какие-то факты его жизни. О нем существовали анекдоты, ему приписывались изречения, выходки и поступки совершенно невозможные. Были просто сказочные истории, интересно, что не всегда для него лестные, некоторые так прямо зловещие. Но большей частью героические или же плутовские, никак не связанные с наукой.

Теперь, разглядывая его в натуральности, все невольно сличали его с тем образом, который витал в их воображении. И, как ни удивительно, все сходилось. Видно было по его коренастой фигуре, по его ручищам, какой огромной физической силы был этот человек. Лицо его было изрезано морщинами жизни бурной и значительной. Следы минувших схваток, отчаянных схваток, не безобразили, а скорее украшали его сильную, породистую физиономию. И держался он по-иному, чем все, — свободнее, раскованнее. Чувствовалось, что безоглядность присуща его натуре. Он позволял себе быть самим собою. Каким-то образом он сохранял эту привилегию детей. В нем были изысканность и — грубость. И то и другое соответствовало легендам о его аристократических предках и о его драках с уголовниками.

У любимого его ученика Володи Иванова я увидел дома картину. Это было единственное, что он взял после смерти Зубра на память об учителе. В. Иванову было предоставлено право выбора, и он выбрал картину. Ее называют «Три зубра». На ней изображен сам Зубр, он сидит, держит руки на фигуре зубра, на стене, над ним, висит фотография Нильса Бора. Обычная, известная фотография, но в соседстве с этими двумя зубрами у Нильса Бора тоже проступает «зубрость», бычье упорство, тяжелая челюсть, сосредоточенность и диковатость, неприрученность зубров, бизонов — «вида, почти начисто истребленного человеком». У них много общего — у Зубра и у Нильса Бора, недаром они так легко сошлись, когда Зубр приехал в школу Нильса Бора.

Иду на грозу

Спокойное течение рабочего утра в лаборатории № 2 нарушил внезапный приход шефа члена-корреспондента А. Н. Голицына. Он сделал разносы сотрудникам, а затем ворчливым голосом велел, чтоб Сергей Крылов подал заявление на должность начлаба. Воцарилась тишина. Считалось, что вакансию предстоит занять Агатову. У него была репутация посредственного учёного, но неплохого организатора. К Крылову же в это утро зашёл институтский приятель — блистательный Олег Тулин, весёлый, общительный красавец и талантливый учёный. Он приехал в Москву добиваться разрешения на исследование с самолёта, очень рискованное. Генерал Южин разрешил с большим скрипом, но все равно у Тулина было ощущение, что иначе случиться все-таки не могло — удача всегда сопутствовала ему. А вот Крылову — не сопутствовала. Пока Тулин был у генерала, честолюбивый Агатов провёл небольшую интригу, и в результате Крылов ушёл из института. Это крушение у Сергея было далеко не первым. Оформив расчёт, он поехал туда, где проводил зимой исследовательские работы. Вместе с ним на озере работала Наташа. Тогда Сергею хотелось, чтобы все, случившееся между ними, осталось просто приятным случаем. Теперь он знал, что без Наташи не может. Но на месте узнал, что Наташа Романова, забрав сына, ушла от мужа, довольно известного художника. Адреса её не имел никто. У Крылова, в противоположность Тулину, всегда все шло через пень-колоду. На первом курсе он еле тянул по всем предметам, и к нему прикрепили отличника Тулина. Сергей преклонялся перед способностями Олега, Олег же с радостью опекал нового друга. У Сергея проснулся интерес к науке. К концу третьего курса Крылова исключили (он повздорил с одним доцентом), несмотря на защиту Тулина, который был тогда комсомольским вожаком. Старшая сестра того же Тулина устроила Крылова к себе на завод контролёром ОТК, Здесь голова его была свободна, и он обдумывал несколько глобальных физических проблем. Товарищи по работе и общежитию считали его чудиком. Но перестали, когда главный конструктор завода Гатенян взял его в своё бюро. Крылов стал печататься в техническом журнале, о нем стали поговаривать на заводе, пророчили быструю и блестящую карьеру. Гатенян организовал Крылову доклад на семинаре в институте физики. После этого парень подал заявление об уходе. Там, в институте, он впервые понял, что такое настоящие учёные. Они казались ему сонмом богов. Сидя верхом на обычных стульях, куря заурядные сигареты, они перекидывались фразами, смысл которых он мог бы понять лишь спустя часы напряжённых раздумий. Юпитером среди этих богов был Данкевич. Со временем Крылов стал у Данкевича старшим лаборантом, потом научным сотрудником, и ему дали самостоятельную тему. Он сидел, окружённый приборами, включал, выключал, настраивал — беспрерывно работал. Для счастья ему больше ничего нужно не было.

Но постепенно Крылову стало казаться, что его шеф замахивается на большее, чем-то, что в состоянии достичь, что работа зашла в тупик и они никогда не добьются результатов. Попробовал объясниться. Сообщил, что хотел бы заняться атмосферным электричеством. «Не знал, что вас интересует быстрый успех», — сказал Дан и подписал Крылову характеристику для годовой кругосветной экспедиции на геофизическом корабле. Когда Сергей вернулся, то узнал, что его девушка Лена выходит замуж и что Данкевич умер, а гипотезы Дана блестяще оправдались, открывая огромные возможности. В этой новой ситуации замдиректора института Лагунов стал возить Крылова с одного важного совещания на другое. Представлять солидным людям в качестве ученика Данкевича. Впереди вновь забрезжила возможность сделать карьеру. Но когда приехавший из Москвы Голицын, корифей в области атмосферного электричества, сообщил ему, что незадолго перед кончиной Дан просил его взять на работу Крылова, сказав, что тот оставил утверждённую и начатую диссертацию. Они славно работали с Голицыным — до того момента, когда старик предложил ему должность начлаба и последовал ход от Агатова. Расставание с Голицыным — и Крылов снова оказался не у дел. Опять помог Тулин: позвал работать к себе, в новоутвержденном эксперименте по управлению грозой. Крылов колебался: многое в работе Олега казалось ему сырым и бездоказательным. Но рискнуть все же стоило. И они полетели на юг с группой сотрудников.

Грозовое облако сравнивают с электрической машиной, обычным генератором. Но у облака нет проводов, и непонятно, как оно «включается» и почему останавливается. Работать мешал курировавший работы Агатов — он категорически запрещал входить в грозовое облако. Формально он был прав, но вне облака получить решающие результаты представлялось сложным. В какой-то момент Тулину понадобилось уехать на деловое свидание. Руководить полётом должен был Крылов. Уехал Тулин с Женей, и влюблённый в девушку член их группы Ричард сидел безучастный, с остановившимися глазами. Потом Крылов отчётливо вспомнил, что, вопреки инструкции, парашют у парня валялся на кресле.

Сводка была совершенно благополучная. В полёте Агатов заметил, что у приборов, с которыми он работал, сели батареи, и переключил их на питание от батарей грозоуказателя. Указатель понадобиться не мог. Ведь они не имели права заходить в грозу. Гроза внезапно налетела с запада и замкнулась. Указатель не работал, пилот не мог сориентироваться. Люди стали выбрасываться с парашютами. Ричард кинулся вытаскивать кассеты с записями приборов и заметил отвинченный разъём питания указателя. В салоне остались лишь он да Агатов. Агатов ударил аспиранта ногой и почувствовал, как рука Ричарда, державшаяся за лямки его парашюта, разжалась. Тогда он подтянулся к люку и перевалил через край. На следующий день после похорон Ричарда прилетела комиссия по расследованию. Крылов, по мнению многих, держался глупо — доказывал, что указатель должен был сработать, добивался продолжения работ. Тулин же от темы отказался. Всеобщее сочувствие было на его стороне — такой талантливый, переживает, а этот Крылов. Тулину стали сочувствовать ещё сильнее, когда стало известно, что Крылов пошёл против него. Кстати, многие считали, что и аварии бы никакой не было, полети в тот день Тулин, счастливчик и везунчик.

Читайте также:  Турандот – краткое содержание пьесы Гоцци

Лагунов требовал отдать Крылова под суд. Южину было обидно, что Тулин, в которого он так поверил, раскис. Это Тулин должен был держаться стойко, а не этот простак Крылов. Тему закрыли. Счастливчика Тулина взяли на работы по спутникам. А Крылов, как ни странно, продолжал работать над закрытой темой. На прощание его везучий друг попытался ему втолковать: начальство не разрешит продолжать эксперимент. Ах, Крылова интересует только наука? Но в самом лучшем случае все придётся начинать с самого нуля. Ладно, он, Тулин, попозже вытащит его из очередной лужи. Крылов же теперь ясно понимал, что его бывший друг пошёл на компромисс, потому что ему нужен успех, признание, слава, — как будто для учёного недостаточно научного результата. Каждый день Крылов садился работать. Временами было безнадёжно, но вскоре многое прояснилось. Тогда он показал результаты Голицыну. Вскоре стало известно, что академик Лихов, Голицын и кое-кто ещё требуют восстановления эксперимента. А потом было дано, подписано, утверждено и заверено разрешение. Крылов узнал, что в экспедиции встретится с Наташей. А потом случайно встретил Голицына. Тот поинтересовался: как ваши дела? «Чудно, — сказал Крылов, — отличная группа подбирается». — Кто же? ” — спросил Голицын. «Я, один я. Зато крепкий, спаянный коллектив». «И ещё Ричард», — подумал он.

Краткое содержание Зубр Гранин

В своей повести “Зубр” Даниил Гранин рассказывает о знаменитом ученом Н. В. Тимофееве-Ресовском, которого автор знал лично и восхищался его интеллектом, талантом, эрудицией, памятью и взглядом на жизнь. Так Гранин понял, что должен написать о таком человеке. В повести автор сравнивает ученого с редким животным – зубром, подчеркивая его исключительность и превосходство над остальными.

Читатель узнает о корнях Тимофеева, который был отпрыском дворянского рода. Он был красноармейцем и студентом Московского университета. Зубр не имел никакого политического взгляда и полагал, что они должны быть только у коммунистов и “беляков”. Он же был патриотом. Зубр любит поэзию, живопись и искусство, а также хорошо поет.

Но герой стал биологом. Эта работа не приносила большого заработка. С этого момента начался подвиг ученного и его жизненная драма.

В 1925 году Николая Тимофеева-Ресовского отправляют в Германию, где тот должен создать лабораторию. Гранин отлично передает чувства героя, который повидал много известных ученных. Также перед читателями предстают:

специальная терминология, новые отрасли науки, участие ученного и его группы в “боровских коллоквиумах” и “международных биотрепах”, а также открытия века.

Но герой очень тосковал по своей родине, но некий Кольцов уговаривал его каждый раз, чтобы тот работал в Германии. Так он работал до начала Второй мировой войны. Автор также поведает, как во время военных действий Николай спасает группу ученых разной национальности от немцев. Он приютил их в убежище Бухта, а своего сына Фому герой не спас.

Тот погиб в нацистском лагере Маутхаузен.

После войны биологу удалось спасти свою лабораторию, которая перешла в распоряжение советских ученых. Зубр был полон идей, как возродить генетику страны, но не тут-то было. Он был опозорен известным физиком Арцимовичем, который при их встрече не подал ему руку. И с того момента его обвинили в измене родине.

Николая отправили в лагерь, в котором часто задумывался о смерти, но его не застрелили. После камеры Зубр начинает руководить Уральской лабораторией, которая будет единственным оплотом генетики в период лысенковского “научного” террора.

Великий Тимофеев-Ресовский умирает, а его любимая наука снова возрождается. Гранин писал о Зубре, а рассказал о целой эпохе. Такие люди, как наш герой, напоминают всем о том, что можно сделать и открыть многое при любых обстоятельствах.

Похожие топики по английскому:

Краткое содержание Картина Гранин Картина В своем романе “Картина” Даниил Гринин пишет о красоте природы и о человеческих воспоминаниях. Автор заставляет всех беречь все вокруг нас, чтобы все последующее.

Краткая биография Гранин Даниил Александрович Гранин Биография Гранин Даниил Александрович – известный русский писатель, родившийся 1 января 1918 года в селе Волынь. Его настоящая фамилия – Герман. Вырос.

Краткое содержание Иду на грозу Гранин Иду на грозу Спокойное течение рабочего утра в лаборатории № 2 нарушил внезапный приход шефа члена-корреспондента А. Н. Голицына. Он сделал разносы сотрудникам, а затем.

Краткое содержание Прозаседавшиеся Маяковский Прозаседавшиеся Много своих творений Маяковский посвящал борьбе с бюрократизмом. Одним из них и был стих “Прозаседавшиеся”, который был написан в жанре фельетон стихотворной формы, в.

Краткое содержание Элегия Пушкин Элегия “Элегия” была написана Пушкиным в 1830 году. Произведение относится к разряду философских. Автор обратился к этому жанру, будучи уже не молодым и опытным творческим.

Краткое содержание Юность Пушкина Слонимский Юность Пушкина Повесть “Юность Пушкина” написал советский писатель Александр Слонимский, который занимался изучением творчества великого русского поэта – Александра Сергеевича Пушкина. Глава рассказа образно делится.

Краткое содержание Призраки Тургенев Призраки Главный герой увидит женщину во сне, которая зовет рассказчика и просит отыскать ее у дуба. Проснувшись очень поздно герой, дождавшись сумерек за бутылкой вина.

Краткое содержание Стакан Зощенко Стакан В своем рассказе “Стакан” Михаил Зощенко раскрывает важную проблему взаимопонимания людей между собой, вопрос воспитания и простого отношения друг к другу. Сначала произведение кажется.

Краткое содержание Песня о соколе Горький Песня о соколе В 1895 году Максим Горький написал стихотворение “Песня о соколе”. Он написан в стиле романтизма, принципом которого было двоемирие. Это означало, что.

Краткое содержание Улица Святого Николая Зайцев Улица Святого Николая Автор описывает Арбат и здешних жителей, которые снуют туда-сюда, подчиняясь смене сезонов, моде и собственным приоритетам. Некоторые готовы путешествовать в любое время.

Краткое содержание Отцы пустынники и жены непорочны… Пушкин Отцы пустынники и жены непорочны… Стихотворение являет собой обращение героя к Богу. В божественной молитве лирический герой просит смирения, терпения и любви. Еще ему бы.

Краткое содержание Музыка Набоков Музыка Владимир Набоков – один из крупных русскоязычных писателей 20 века, мастер мистификации и загадок. В своих произведениях он предлагает читателям одну загадку за другой.

Краткое содержание Отговорила роща золотая… Есенин Отговорила роща золотая… Стихотворение Сергея Есенина “Отговорила роща золотая…” производит необычное впечатление и поражает читателей своей самобытностью и неповторимостью. Его автор является одним из лучших.

Краткое содержание Заблудившийся трамвай Гумилев Заблудившийся трамвай В “Заблудившемся трамвае” Н. Гумилев изображает переломные моменты во время революции, которые так и не смог принять. В произведении довольно хорошо это ощущается.

Краткое содержание Телеграмма Паустовский Телеграмма В этот холодный и ненастный октябрь Катерине Петровне стало еще труднее вставать по утрам. Старый дом, в котором она доживала свой век, был построен.

Краткое содержание Последний шмель Бунин Последний шмель Ивана Бунина принято считать одним из величайших поэтов 20-ого века. Основное творчество писателя заключается в элегичности, созерцательности и грусти, как привычном душевном состоянии.

Краткое содержание Миль пардон, мадам! Шукшин Миль пардон, мадам! В рассказе “Миль пардон, мадам!” Василий Шукшин изображает образ пьяницы и выдумщика Броньки Пупкова. Придумав историю, герой убеждает всех, что на войне.

Краткое содержание Пять вечеров Володин Пять вечеров Ленинград. Вечер первый. В комнате сидят Зоя и Ильин. Зоя – продавщица в гастрономе. Ильин в Ленинграде в отпуске, живет он где-то на.

Краткое содержание Вечер Бунин Вечер Читая произведение Ивана Бунина “Вечер”, можно понять, что автор был впечатлен орловскими или воронежскими землями, где поэт работа не один год. Само стихотворение можно.

Краткое содержание Театральное призвание Вильгельма Мейстера Гете Театральное призвание Вильгельма Мейстера Вильгельм Мейстер, является героем целого цикла романов великого Гете. Образ героя произведения очень значимый в творчестве автора. История Мейстера описывается, как.

“Зубр” — повесть Гранина о великом ученом

“Зубр” — повесть Гранина о великом ученом

Особенность его таланта состояла в том, что он умел находить главное и заниматься им.

Свою повесть “Зубр” Даниил Гранин посвятил знаменитому ученому Н. В. Тимофееву-Ресовскому. Это была личность историческая, яркая и одаренная. Сразу хочется сказать слова благодарности писателю, упорно добивавшемуся восстановления честного имени ученого.

Гранин знал лично своего героя, общался с ним, восхищался его могучим интеллектом, “талантищем”, огромной эрудицией, удивительной памятью, необычным взглядом на происходящее. В какой-то момент он понял, что об этом человеке надо написать книгу, поэтому и “решил записать его рассказы, сохранить, запрятать в кассеты, в рукописи” как бесценный исторический материал и доказательство невиновности ученого.

Писатель сравнивает Тимофеева-Ресовского с зубром, редким древним животным, подчеркивая это сходство выразительным описанием внешности героя: “Могучая его голова была необычайна, маленькие глазки сверкали исподлобья, колюче и зорко”; “густая седая грива его лохматилась”; “он был тяжел и Тверд, как мореный дуб”. Гранин вспоминает о посещении заповедника, где видел, как настоящий зубр выходил из чащи. Он был “излишне велик рядом с косулями” и прочей живностью заповедника.

Удачно найденная метафора позволяет автору называть своего героя Зубром, тем самым подчеркивая его исключительность и превосходство над окружающими.

Мы узнаем о генеалогических корнях Тимофеева. Оказывается, он является отпрыском древнего дворянского рода, чье “действо было заполнено пращурами не только девятнадцатого, но и ранних веков” вплоть до Ивана Грозного; ученый хорошо знал своих предков, что говорит о высокой культуре героя, его духовном богатстве.

Красноармеец в годы гражданской войны и одновременно студент Московского университета, Зубр, тем не менее, не имеет определенных политических убеждений. Он полагает, что их могут иметь только коммунисты и “беляки”. Его же убеждения были просто патриотическими: “. стыдно — все воюют, а я как бы отсиживаюсь. Надо воевать!”

Писатель с большим вниманием наблюдает за становлением будущего генетика, за тем, как “. из философствующего отрока Колюша превращался в добросовестного зоолога, готового день и ночь возиться со всякой водной нечистью”.

Гранин отмечает широту и разнообразие интересов ученого: это поэзия Валерия Брюсова и Андрея Белого, лекции Грабаря по истории живописи и Тренева о древнерусском искусстве. Писатель отмечает, что Тимофеев мог сделать карьеру пением, — “голос у него был редкий по красоте”.

Но герой повести стал биологом, хотя “научная работа не давала ни пайков, ни денег, ни славы”. Так начинался великий подвиг ученого, так начиналась его жизненная драма.

В 1925 году Николай Тимофеев-Ресовский был отправлен в Германию для создания лаборатории. Писатель убедительно и точно передает неповторимый дух истории, связанный с бурным развитием естественнонаучной мысли. Перед нами предстают выдающиеся ученые с мировым именем, создавшие блестящие теоретические работы. На страницах повести мы сталкиваемся со специальной терминологией, узнаем о новых отраслях наук, участвуем в “боровских коллоквиумах”, “международных биотрепах”, — следим за открытиями века. В этом ряду и авторитетнейший научный коллектив, созданный в Германии Зубром. В Европе 30-40-х годов не было другого генетика с такой славой, с таким именем. “Во многом благодаря ему вклад русских ученых в биологию стал вырисовываться перед мировой наукой. Вклад этот оказался — неожиданно для Запада — велик, а главное, плодоносен: он давал множество новых идей”.

Читайте также:  Зубр – краткое содержание повести Гранина

Писатель с дружеской теплотой и сердечностью говорит о бытовой стороне жизни своего героя: непритязательность, скромность, неприхотливость отличали его самого и семью в обыденной жизни. “Не было ни богатства, ни шика, ни художественного вкуса — ничего, что отвлекало бы” от дела, которому беззаветно и преданно служил ученый. Гранин отмечает, что у Зубра так было всегда. “В сущности, он не менялся и называл себя человеком без эволюции”.

Автору удалось донести до читателя обаяние великого ученого. Ему были свойственны взрывы гнева и сарказм, но также веселый смех. Мы живо представляем человека с рокочущим басом, слышим его бесконечные споры с оппонентами. В нем словно горел божественный свет, излучавший какое-то особое нравственное сияние. Но судьба была безжалостна к этому человеку: она навсегда связала ученого с наукой, которой суждено было умирать на его глазах.

Драматические события, связанные с историей биологической науки в родной стране, приближали и драму самого Тимофеева-Ресовского. Он тосковал по Родине и был готов вернуться, но прислушался к голосу Н. К. Кольцова: “. вы наверняка с вашим характером вляпаетесь в какую-нибудь скандальную историю и угодите на Север”. И он продолжал работать в Германии. “Про Зубра, казалось, забыли, в посольство не вызывали, не предавали анафеме. В Европе он оставался для всех крупной фигурой советской науки. “

Читая книгу, задаешься вопросом: “Неужели такое возможно?!” Такая внутренняя свобода и такое победное противостояние обстоятельствам, такая верность себе и своему делу, решительная отстраненность от политики даже во время войны в самом центре третьего рейха.

Множество людей расскажет писателю о беспримерном подвиге Тимофеева-Ресовского, спасшем ученых разных национальностей от немецкого плена и приютившем их в убежище Буха. Но собственного сына, своего Фому, участника антифашистского Сопротивления, воспитанного отцом в правилах порядочности и человеческого достоинства, спасти он не смог. Сын погиб в нацистском лагере Маутхаузен. Цена внутренней свободы героя оказалась слишком велика.

Ученому удалось сохранить в целости и сохранности свое детище — лабораторию, которая с победой советских войск перешла в распоряжение нашей страны вместе с интернациональным коллективом научных сотрудников. Зубр был полон идей восстановления советской генетики, но не тут-то было. При встрече не подал ему руки известный физик Л.А.Арцимович. “Это была одна из самых позорных минут в его жизни. Он был публично оскорблен, и не мог ничем защитить себя”. Даниил Гранин, бывший фронтовик, не осуждает Арцимовича, убеждая себя и читателя, что в тот год “не подавать руки — это было нормально”.

В жизни Зубра начался мрачный период. На него обрушилась волна злых наветов, чудовищных обвинений в сотрудничестве с фашистами. И как возмездие — ужасы сталинских пыток. Лубянка, Бутырки, Карлаг, “куда ссылали и чистых и нечистых — бывших полицаев, дезертиров, бандитов, власовцев, бендеровцев, мало ли их было тогда”, поглотили собой и Зубра. В тюремной камере, где он сидел, Тимофеев не раз возвращался к мысли о непостыдной смерти: “К этому надо быть готовым всегда, значит, надо стараться держать в чистоте свою совесть”. Это были мучительные раздумья О смысле человеческого существования.

И был подвиг ученого, идеи которого легли в фундамент биологической защиты живого от последствий ядерного распада. Уральская лаборатория Н. В. Тимофеева-Ресовского, которой он станет руководить после лагеря, окажется чуть ли не единственным в стране оплотом генетики в период лысенковского “научного” террора.

Даниил Гранин писал о Н.В. Тимофееве-Ресовском, а сказал о целой эпохе. Такие ученые, такие личности, как Зубр, напоминают человечеству о его огромном потенциале, реализовать который возможно при любых обстоятельствах.

Великий Тимофеев-Ресовский умер, но возродилась из пепла его любимая наука. Что ждет биологию и генетику завтра? Человечество возлагает на нее свои самые сокровенные надежды. Американцы уже открыли “ген смерти человеке, — его можно будет прижечь лазерным лучом или притормозить. В XXI веке должен быть побежден рак, СПИД, расшифрованы параллельные миры, может быть налажено общение с другими цивилизациями. Для гения работы хватит! Подтверждением тому является повесть Даниила Гранина и судьба Зубра, перед памятью которого мы склоняем головы.

Даниил Гранин: Зубр

Здесь есть возможность читать онлайн «Даниил Гранин: Зубр» — ознакомительный отрывок электронной книги, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях присутствует краткое содержание. Город: Ленинград, год выпуска: 1987, категория: Современная проза / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

  • 80
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5

Зубр: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Зубр»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Даниил Гранин: другие книги автора

Кто написал Зубр? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Эта книга опубликована на нашем сайте на правах партнёрской программы ЛитРес (litres.ru) и содержит только ознакомительный отрывок. Если Вы против её размещения, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.

Зубр — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система автоматического сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Зубр», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Не бойтесь закрыть страницу, как только Вы зайдёте на неё снова — увидите то же место, на котором закончили чтение.

В день открытия конгресса был дан прием во Дворце съездов. Между длинными накрытыми столами после первых тостов закружился густой разноязычный поток. Переходили с бокалами от одной группы к другой, знакомились и знакомили, за кого-то пили, кому-то передавали приветы, кого-то разыскивали, вглядываясь в карточки, которые блестели у всех на лацканах. Там была эмблема конгресса, фамилия и страна участника. Кружение это, или кипение, с виду беспорядочное, бессмысленное, составляло между тем наибольшее удовольствие и, я бы сказал даже, пользу такого рода международных сборищ. Деловая часть — доклады, сообщения — все это, конечно, тоже было необходимо, хотя большинство лишь делало вид, что что-то в них понимает. Некоторые и не жаждали понимать, но все жаждали общения, возможности поболтать с тем, кого давно знали по публикациям, что-то спросить, рассказать, выяснить. Тут-то и происходило самое нужное, самое дорогое для всех этих людей, разлученных большую часть жизни, разбросанных по университетам, институтам, лабораториям Европы, Америки, Азии и даже Австралии.

Тут были знаменитости прошлого, памятные только пожилым, некогда нашумевшие, обещавшие новые направления; надежды, как водится, не оправдались, от обещаний осталось совсем немного, слава богу, если хоть что-то, хоть одна мутация, одна статейка… Историей своей науки — генетики — молодые, как правило, не интересовались. Для них существовали корифеи сегодняшние, лидеры новых надежд, новых обещаний. Были знаменитости в каких-то своих узких областях — по болезням кукурузы, по выживаемости дуба, были знаменитости всеобщие, которые сумели что-то понять в наследственности, в механизме эволюции. А были такие знаменитости, живые классики, о которых даже я что-то слышал. Между столами, между группами сновали молодые, у которых все было впереди — и громкая слава и горькие неудачи.

Прием был тем замечателен, что знакомства, разговоры происходили в начале конгресса, можно было выяснить, кто — кто, кто присутствует, кого нет…

В этом совершенно хаотическом движении среди возгласов, звона рюмок, смеха, поклонов вдруг что-то произошло, легкое движение, шепот пополз, зашелестел. На рассеянно-улыбчивых лицах, оживленных как бы беспредметно, появилось любопытство. Кое-кто двинулся в дальний угол зала. Одни словно невзначай, другие решительно и удивленно.

В том дальнем углу в кресле сидел Зубр. Могучая его голова была набычена, маленькие глазки сверкали исподлобья колюче и зорко. К нему подходили, кланялись, осторожно пожимали руку. Оттопырив нижнюю губу, он пофыркивал, рычал то одобрительно, то возмущенно. Густая седая грива его лохматилась. Он был, конечно, стар, но годы не источили его, а скорее задубили. Он был тяжел и тверд, как мореный дуб.

Женщина, худенькая, немолодая, обняла его, расцеловала. Женщина была та самая Шарлотта Ауэрбах, чьи книги недавно вышли в переводе на русский, вызвали интерес, ее уже знали в лицо, в то время как Зубра в лицо не знали. Большинство подходили именно затем, чтобы взглянуть на него хотя бы издали. Шарлотта приехала из Англии. Когда-то она бежала туда из гитлеровской Германии. Зубр помог ей устроиться в Англии. Это было давно, в 1933 году, возможно, он забыл об этом, но она помнила малейшие подробности. Легкие женские слезы радости катились по ее щекам. Кроме радости была еще и печаль долгой разлуки. Сорок пять лет прошло с того дня, как они расстались. Миновали эпохи, весь мир изменился, а Зубр оставался для нее прежним, все таким же старшим, хотя они были одногодки.

Подошел американец, лауреат Нобелевской премии, нескладный, длиннорукий. Он обнял Зубра, захлюпал носом. Он вел себя как хотел, вытирал нос рукой, он был корифей и мог позволить себе. За ним подошел грек Канелис, которого Зубр спас лет тридцать пять назад в Берлине, продержав его у себя до конца войны. Древний грек Антоша Канелис, как звал его Зубр, был немногословен, он знал все языки, хотя не говорил ни на одном, он любил молчать, он молчал на всех языках, и тем не менее все убеждались через его молчаливость, какой это прекрасный человек.

Деликатно выждав свою очередь, к Зубру приблизился Майкл Уайт, австралийская звезда, самоуве ренный красавец, но тут он несколько смущенно принялся объяснять, что он тот самый юноша, который сопровождал Зубра и Феодосия Добржанского по Лондону, вернее, должен был водить, а он сопровождал, потому что Зубр и Добржанский разговаривали между собой, теряли его, потом спохватывались, кричали: «Где этот парень?» Зубр одобрительно хмыкал: «Федька Добржанский…» Как ни странно, Уайта он помнил, а Лондон помнился смутно. За Уайтом тянулся голландец, за ним группа немцев, за ней азербайджанский молодой профессор, которого представил его московский соавтор. С Джузеппе Монталенти Зубр перемолвился по-итальянски. Одним из украшений конгресса — ибо на каждом конгрессе, симпозиуме, съезде должно быть свое «высочество» — был швед Густафсон, он тоже протискивался к Зубру. А другое украшение конгресса — президент общества, представитель, уполномоченный, главный редактор, координатор и прочая, — человек светский, тертый, умеющий себя подать, всегда находчиво-острый, тут вдруг оробел и все допытывался у одной из наших молоденьких сотрудниц — удобно ли представить его Зубру.

Ссылка на основную публикацию