Король, дама, валет – краткое содержание романа Набокова

В. Набоков «Король, дама, валет» (Читательский дневник)

Произведение В. Набокова «Король, дама, валет» – о любовном треугольнике.

Король — Драйер, успешный, «пожилой» мужчина, который живёт легко и умеет наслаждаться жизнью. Он полон новых идей, ко всему подходит творчески (даже к обучению будущего приказчика) и с удовольствием (даже в аварии, в которой никто не пострадал, находит нечто забавное).

Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ
ОТПРАВИТЬ НА ПРОВЕРКУ

Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.

Драйер не боится отступать от шаблонов: общаться, например, с родственниками из другого социального круга, читать серьезные книги в поезде и пр.

Дама — его молодая (35-летняя) жена Марта, которая, в отличие от Драйера занята только тем, чтобы соответствовать всем социальным «нормам», не отставать от других дам: муж, дом, любовник.

Валет — Франц, небогатый племянник Драйера, по милости дяди вырвавшийся в столицу. Он очень хочет вырваться из бедности, но карьерный рост как таковой его мало интересует.

Роман между Мартой и Францем возникает по инициативе первой, так как наличие любовника в её возрасте она считает необходимым этапом жизни. Франц лишь поддался её соблазнению. Он чувствует к ней влечение с первой встречи, но подлинной любви к ней, пожалуй, не испытывает. Он впадает в зависимость от Марты, готов выполнить всё, что она требует, – даже убить Драйера, хотя сам этого не хочет. Он боится Драйера и вовсе не собирается занимать его место, он в каком-то смысле боится и Марту и не может ей ни в чем возразить.

Марта с каждой встречей с Францем становится одержимой идеей убить мужа и на его место поставить любовника. Она никогда не любила Драйера, не понимала его. Вариант развода с ним она не рассматривает, так как считает, что Драйер существует только для того, чтобы постоянно улучшать её материальное благополучие.

Собственно, страх остаться ни с чем — то, что действительно объединяет Франца и Марту. Если при первой нашей встрече с Францем он бежит с накатывающим рвотным рефлексом из вагона 3-го класса, то и Марту тошнит в дешевом кабаке от одной мысли, что она потеряет статус и богатство, если муж всё узнает. Франц тоже боится всё потерять. Поэтому смерть Марты для него — освобождение. От обмана, от участи убийцы, от неприятной зависимости от стареющей истеричной женщины. И его смех — когда он понимает, что Марта умерла — так ясно показывает, что никакой любви не было.

Драйер не замечает романа между женой и племянником в силу своей невнимательности к людям, к изменениям в них, он воспринимает их внешне, поверхностно, неглубоко, не замечая эволюции. Для него Франц — тот же милый провинциальный юноша, каким он увидел его впервые в поезде, Марта — та же приятная дама, на которой он когда-то женился. В сущности, и жену, и племянника он воспринимает как двигающихся манекенов (неслучайна в тексте эта параллель с новым увлечением Драйера). Он привык к ним, как к обстановке своего дома, но их интересы, мысли, желания его не интересуют, впрочем, это взаимно.

Чужая душа потемки. Придя из музея, где его так поразили лица преступников, он успокаивается, увидев Марту и Франца – «совершенно человеческие, совершенно знакомые лица». А между тем они уже мысленно убили его, называют «покойником», представляют жизнь без него в его доме.

Для Драйера смерть жены — настоящая трагедия, потому что рухнул привычный уклад жизни, а не потому что он её безумно любил. Как хозяин комнаты, которую снимал Франц, который жил с шваброй в парике, будучи уверенным, что живет с подругой сердца, так и Драйер жил с женой, которой в том образе, в каком он представлял её себе, не существовало в реальности. Может, и лучше, что он так и не узнал, какое чудовище жило с ним рядом и какие планы его жена так и не успела осуществить.

Посмотреть все сочинения без рекламы можно в нашем

Чтобы вывести это сочинение введите команду /id61852

Краткое содержание Король, дама, валет Набоков

Король, дама, валет

“Король, дама, валет” – первый из трех романов на “немецкую” тему Владимира Набокова. Позже за ним последовали “Камера обскура” и “Отчаяние”. Это произведение – один из романов, написанных на русском языке.

Им создана любовно – криминальная интрига, в которой, словно игральные карты, перетасовываются судьбы героев. Это богатый берлинский коммерсант, его жена и полунищий племянник – провинциал. Интрига и игра в ироничный детектив держит интерес читателя на жизни и быте горожан 20-х годов прошлого века, когда богатели предприимчивые и настойчивые, в работе забывая о семьях. Их жены томились и скучали от безделья. А нищие и завистливые карьеристы старались попасть в их окружение.

Скромный молодой человек из провинциального городка по имени Франц приезжает в столицу. Ему нужно устроиться в большом городе, и он очень надеется на помощь своего дяди, удачливого коммерсанта. Таким образом, он становится частым гостем в его доме. Ничуть не удивляя читателя, автор влюбляет молодого героя в прекрасную Марту, которая на первых порах кажется недоступной.

Жена богатого коммерсанта проводит дни в праздности и скуке, ведь ей совсем не нужно заботиться о хлебе насущном. Она уступает под натиском юности. И вот уже их роман в самом разгаре.

Опытной Марте совсем не сложно внушить юному Францу мысль, как бы они были счастливы, если бы она была свободна. Единственным препятствием на пути их любви является его родственник, и это преграду надо бы устранить… За этими перипетиями практически детективного сюжета легко угадывается рука автора, ироничного, виртуозного, обязательно воздающего каждому по заслугам Набокова.

В романе загадочный Менетекелфарес именно по его воле и буйной фантазии разложил классический пасьянс. Пасьянс “любовный треугольник” не сошелся. Дама в пасьянсе бьет валета, и король бьет валета и даму, но дама не бьет короля, если только она не козырная. При этом дама бита, валет остается при своих, а король безутешен. Это и есть суровый закон игры, игры под названием жизнь.

Сочинение по литературе на тему: Краткое содержание Король, дама, валет Набоков

Другие сочинения:

Краткое содержание Король поэтов Северянин Король поэтов Игорь Васильевич Лотарев (Северянин) знаменит в русской литературе как поэт с новаторскими подходами. Первый сборник автора “Зарницы мысли” передают ощущение иронии, которая получала новую волну в последующих работах. В период своего расцвета Северянин выпускает несколько сборников, полных новых Read More .

Краткое содержание Голый король Шварц Голый король Влюбившись в королевскую дочь, свинопас Генрих целый месяц уговаривает ее прийти на лужайку, посмотреть, как пасутся свиньи. На принцесса Генриетта соглашается прийти, только когда узнает, что у Генриха есть волшебный котелок, умеющий петь, играть на музыкальных инструментах и Read More .

Краткое содержание Я в замке король Хилл Я в замке король Уорингс – фамильный дом Хуперов. Купил его еще прадед Эдмунда, Денег в семье было немного, землю пришлось со временем продать, а дом остался. Теперь умер дед, который жил в Уорингсе, и Эдмунд с отцом перебираются туда. Read More .

Краткое содержание Король-олень Гоцци Король-олень Как-то в город Серендипп пришел великий маг и волшебник Дурандарте. Король этого города, Дерамо, принял гостя с небывалой роскошью и любезностью, за что благодарный волшебник оставил ему в подарок две удивительные магические тайны. Как ни могуществен был Дурандарте, по Read More .

Краткое содержание Дама с собачкой Чехов Дама с собачкой Дмитрий Дмитриевич Гуров, моложе сорока лет, москвич, по образованию филолог, но работающий в банке, отдыхает в Ялте. В Москве остались нелюбимая жена, которой он часто изменяет, дочь двенадцати лет, два сына-гимназиста. Во внешности и характере его есть Read More .

Краткое содержание Король Лир Шекспир Король Лир Место действия – Британия. Время действия – XI в. Могущественный король Лир, почувствовав приближение старости, решает переложить бремя власти на плечи трех дочерей: Гонерильи, Реганы и Корделии, поделив между ними свое царство. Король хочет услышать от дочерей, как Read More .

Краткое содержание Камера Обскура Набоков Камера Обскура 1928 г. Берлин. Бруно Кречмар, преуспевающий знаток живописи, имеющий жену Аннелизу и дочку Ирму и ни разу не изменявший жене в течение девяти лет брачной жизни, неожиданно увлекается незнакомкой, которую встречает в кинематографе. Она работает там капельдинершей. Ее Read More .

Краткое содержание Пнин Набоков Пнин Герой романа, Тимофей Павлович Пнин, родился в 1898 г. в Санкт-Петербурге, в семье врача-окулиста. В 1917 г. его родители умерли от тифа. Тимофей вступил в Белую армию, где служил сначала телефонистом, а потом в Управлении военной разведки. В 1919 Read More .

Владимир Набоков «Король, дама, валет»

Король, дама, валет

Язык написания: русский

  • Жанры/поджанры: Реализм
  • Общие характеристики: Психологическое
  • Место действия: Наш мир (Земля)( Европа( Западная ) )
  • Время действия: 20 век
  • Линейность сюжета: Линейный
  • Возраст читателя: Для взрослых

Франц, скромный молодой человек из провинции приезжает в столицу с тем, чтобы устроить свою дальнейшую жизнь. В этом он надеется на помощь своего родственника, богатого коммерсанта. Вскоре, будучи частым гостем в его доме, Франц влюбляется в прекрасную и недоступную Марту, жену своего дяди. Их роман бурно развивается, и постепенно Марта внушает Францу мысль, что единственным препятствием на пути к их совместному счастью является её муж. Препятствие должно быть устранено…

Король, дама, валет // Берлин, изд. «Слово», 1928 г.

Издания на иностранных языках:

Доступность в электронном виде:

Avex, 29 апреля 2013 г.

(оптимистическая «Немецкая трагедия», с трупом в финале)

В сознании большинства Набоков представляется либо как сочинитель «похабной» «Лолиты» (естественно, прочитать хотя бы пару страниц на пробу таким обычно и в голову не приходит), либо же как автор скучной и безмерно затянутой литературы, написанной непонятно о чём и непонятно для кого.

«Король, дама, валет» — не шахматное, а карточное название, обещает упрощённый, понятный даже неискушённым читателям материал, сразу показывает круг главных действующих лиц и расклад сил — выделяется в творчестве N. тем, что это не часть большого мета-романа, который Набоков писал всю свою жизнь, затем даже и переписывал по-английски, переселившись на другие берега — о стране, которую мы потеряли или, скорее, которой и не было никогда, поскольку эта самая Россия существовала только в воображении писателя, и преобразилась затем под флёром ненависти и ностальгии — далёкая, недостижимая, покрытая голубой дымкой далёка, и которую оставалось только придумать. Это не элитарная проза «ни о чём» и «не для всех» — а напротив, вполне массовая бульварная беллетристика, практически даже нуар-триллер о том, как двое — жена и её молодой любовник — надумали избавиться от третьего лишнего. Автор, тем не менее, обманул читателей, подсунув под оболочкой «чёрного» романа о преступлении не просто более ценный мексиканский мех, а классический психологический роман, драму взросления с не вполне типичным финалом. Если вы ожидаете, что — как в романах Чейза — что-нибудь непременно пойдёт не так, вы окажетесь правы. Но даже если, подобно мне, и угадаете финал, это не мешает получать удовольствие от чтения.

Касаемо жанрового (фантастического и триллерного) интереса хотелось бы отметить пару моментов:

Первый. Изобретение механических манекенов можно рассматривать почти как первый шаг на пути к созданию примитивных роботов. По ходу чтения у меня возникло (отметённое почти сразу и неоправдавшееся впоследствии) подозрение: не случится ли так, что когда любовники осуществят свой план, на сцене, помимо груды обломков механической копии-манекена, окажется живой и здоровый оригинал?

Читайте также:  Старая черепаха – краткое содержание рассказа Нагибин

Второй. Аллюзии к еще не написанному «Психозу» — этот странный старичок-квартиросдатель, чем-то напоминающий подряхлевшего Нормана Бейтса. Возможно, это покажется притянутым и совершенно неубедительным, но на меня эти детали — на грани интуитивно-эмоционального — парик, кукла, голос чревовещателя, недомолвки и странности в поведении — произвели именно такое впечатление. Полагаю, толчком к появлению в романе этих неприятных для автора эпизодов послужили события из реальной жизни (интересующиеся этой стороной могут почитать «Недоподлинную жизнь Сергея Набокова», а здесь же — могу утешить — тема нетрадиционных отношений практически не затронута).

Не читавшим Набокова, для первого знакомства с творчеством, можно порекомендовать этот роман — «Король, дама, валет» написан мастерски и нетривиально, одновременно просто и увлекательно. Затем, если понравится, можно попробовать рассказы из сборника «Возвращение Чорба», среди которых имеется и несколько фантастических. И далее по нарастающей, вплоть до английской прозы, которая, по большому счёту, просто перерождение старой прозы Набокова-Сирина.

Night Owl, 26 августа 2015 г.

«Король, дама, валет» — ранний роман Набокова. Возможно, даже первый, поскольку малый объём предыдущего, «Машеньки», формально приближает её к повести, хотя, гибкость литературных определений позволяет оставить последнее слово в этих вопросах за автором. Отбросив лишние рассуждения, следует рассказать о сюжете произведения.

Фабула необычайно проста — любовный треугольник, измена, нерадивая возлюбленная. Впоследствии данная форма, очевидно очень значимая для Набокова, имела развитие разной степени рельефности в произведениях «Соглядатай», «Камера обскура», «Лолита», «Пнин» и даже слегка была затронута в «Приглашении на казнь». Таким образом, «Король, дама, валет» заложил некий фундамент для последующих внутрисюжетных перипетий Набоковских персонажей. И всё же, даже этот факт не мешает трезво оценить историю, изложенную в этом романе, как тривиальную, примитивную и скучную. Единственное яркое пятно в ней — несколько нестандартная концовка, но даже она не является чем-то экстраординарным, делающим работу сколько-нибудь интересной.

Другое дело стиль. Он почти на высоте. На счёт «почти» — причина для него та же, что и в более позднем романе «Камера обскура», а именно — злоупотребление глаголом «был», который Набоков вставляет едва ли не через предложение, как только дело доходит до необходимости о чём-то рассказать или что-то описать. Благо, в будущем, автор смог изжить эту дурную привычку, но раннее его творчество сильно подпорчено этим сорняком. Если же забыть об этих неуклюжих фразах, в остальном всё — замечательно. Уровень метафор, наблюдательность, авторская самоотдача произведению потрясающи. Талант и старание автора ощущаются даже в каждом второстепенном персонаже, случайно мелькнувшем отражении в окне — во всём, что встретится на страницах.

Нельзя не упомянуть о параллели с карточной игрой. К сожалению, оценить её адекватно, без знакомства с правилами, затруднительно, но даже это не мешает точно сказать, что привязка здесь поверхностна, а вот воистину непревзойдённый уровень подобная идея получит в «Защите Лужина», где шахматный метафоризм растянется спектральной сеткой сквозь все главы романа.

Так же следует сказать, что зачаток линии о механических манекенах мог бы развиться в интересную сюжетную линию, однако, остался не оформившимся придатком.

Безусловно, «Король, дама, валет» — это не то произведение, с которого следует начинать знакомство с Набоковым. Оно — для ценителей, для уже прочитавших «Лолиту», «Защиту Лужина», «Приглашение на казнь», для тех, кто уже влюбился в слог писателя и может делать скидку его ранним произведениям. Остальным лучше данного романа избегать, поскольку он явно не отражает всей мощи и таланта великого классика.

Задумчивая кошка, 1 февраля 2016 г.

Мне очень понравилось. Книги Набокова всегда нравятся, хотя бы наполовину, хотя бы изящность словесных кружев, которые он плетет. А эта книга похожа на красивую шкатулку с секретом. Такую в которой хранится что-нибудь красивое или вкусное, а в тайничке за подкладкой секретное письмецо.

«Король, дама, валет» как бы о любовном треугольнике, об адюльтере. Но вместе с тем не столько об этом, сколько о моральном уродстве главных героев. Слово «любовь» упоминается часто, даже слишком часто, но герои не только не любят друг друга, они даже не испытывают друг к другу никаких положительных эмоций.

Жена не убивает мужа не потому, что испугалась или пожалела, а потому, что не захотела терять будущую выгоду от его деловой сделки.

Муж прожил с женой 7 лет, наклоняется к ней и не распознает того, что она больна.

Любовник не приходит на помощь своей возлюбленной, бросает ее в тяжелую минуту и очень радуется, когда она умирает.

Книга о пустых людях, о пустых жизнях.

P.S. «Король, дама, валет» настолько немецкая книга, что при чтении не оставляет мысль будто держишь в руках томик Томаса Манна.

Groucho Marx, 14 декабря 2016 г.

Чувствуется, что долго живший в Германии Набоков Германию и немцев так и не узнал, вращаясь всё время в кругу соотечественников, мечтая о любимой, недоступной Британии. Герои первого полноценного романа Набокова, конечно, никакие не немцы, а самые что ни на есть русские, просто принаряженные в немецкие имена. Немцы так себя не ведут и вести не могут, а вот русские (реальные и литературные) — сколько угодно.

Но если бы Набоков назвал своих героев русскими, читатели (а роман написан по-русски и предназначен для эмигрантского круга) моментально обвинили бы его в русофобии и прочих нехороших вещах. Так что, переименовывая Андрея и Ксению во Франца и Магду, Набоков проявил предусмотрительность и тактическую мудрость, позже доведённые им до совершенства.

В «Король, дама, валет» Набоков стоит на развилке своего творчества. Одно направление — парадоксальный причудливый психотриллер, беспощадно расправляющийся с персонажами. Второе — надутое спесью витиеватое повествование ни о чём. В свой русский период Набоков несколько раз вступал на первое направление, однако не сыскал себе славы на этом поприще и сконцентрировался на пустопорожних текстах, изобилующих нелепыми синтаксическими ухищрениями, принимаемыми многими читателями за «изысканность».

Мне жаль, что так всё получилось. Судя по этому роману и по некоторым другим «русским» триллерам, Набоков мог стать замечательным писателем, более значительным, чем Патрисия Хайсмит, Себастьян Жапризо и Патрик Модиано вместе взятые. Но увы, он соблазнился банальной карьерой «литературного гения».

харамаки Зоро, 24 января 2018 г.

Весьма увлекательная вещь, написанная крепким языком, к которому однако нужно привыкнуть, с не картонными персонажами разной степени интересности, и простеньким, но хорошим сюжетом.

Немного о персонажах:

Гг (которым вроде бы, по началу, является Франц — юный провинциал,жаждущий любви,а точнее женщин) меня,если честно, разочаровал: сначала он казался многообещающим персонажем, с некоторым потенциалом, но потом стал какой-то марионеткой, бесчувственным механизмом.

Марта — яблоко раздора, так сказать, движущая сила романа, весьма примечательна. Пытающаяся сохранить красоту и молодость,и именно ради того чтоб доказать самой себе, что она так же хороша как и раньше, она заводит любовника. что служит толчком к развитию событий.

Драйер так вообще самый любопытный из участников треугольника. И не соглашусь с авторами отзывов, который утверждают мол все персонажи моральные уроды, ну да не распознал Драйер сразу, что его жена больна, но это лишь из-за невнимательности, и он её все-таки любил, по своему.

Но из всех персонажей, как главных — так и эпизодических, меня сильнее всего поразил безумный владелец квартиры, а его последняя фраза адресованная Францу(«Прочь, вас больше не существует!») вообще нечто!

Об остальном(жанровой классификации, идее, значении романа и проч.) в других отзывах сказано вполне.

И еще, согласен с Avex-сом : для знакомства с творчеством Сирина роман хорошо подходит.

Владимир Набоков – Король, дама, валет

Владимир Набоков – Король, дама, валет краткое содержание

«Король, дама, валет». Книга, стоящая, по экспрессионизму своего жестокого психологизма, особняком в контексте набоковской прозы, – однако тем более интересная…

Король, дама, валет – читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Король, дама, валет

Огромная, черная стрела часов, застывшая перед своим ежеминутным жестом, сейчас вот дрогнет, и от ее тугого толчка тронется весь мир: медленно отвернется циферблат, полный отчаяния, презрения и скуки; столбы, один за другим, начнут проходить, унося, подобно равнодушным атлантам, вокзальный свод; потянется платформа, увозя в неведомый путь окурки, билетики, пятна солнца, плевки; не вращая вовсе колесами, проплывет железная тачка; книжный лоток, увешанный соблазнительными обложками, – фотографиями жемчужно-голых красавиц, – пройдет тоже; и люди, люди, люди на потянувшейся платформе, переставляя ноги и все же не подвигаясь, шагая вперед и все же пятясь, – как мучительный сон, в котором есть и усилие неимоверное, и тошнота, и ватная слабость в икрах, и легкое головокружение, – пройдут, отхлынут, уже замирая, уже почти падая навзничь…

Больше женщин, чем мужчин, – как это всегда бывает среди провожающих… Сестра Франца, такая бледная в этот ранний час, нехорошо пахнущая натощак, в клетчатой пелерине, какой, небось, не носят в столице, – и мать, маленькая, круглая, вся в коричневом, как плотный монашек. Вот запорхали платки.

И отошли не только они, – эти две знакомые улыбки,-тронулся не только вокзал, с лотком, тачкой, белым продавцом слив и сосисок, – тронулся и старый городок в розоватом тумане осеннего утра: каменный курфюрст на площади, землянично-темный собор, поблескивающие вывески, цилиндр, рыба, медное блюдо парикмахера… Теперь уж не остановить. Понесло! Торжественно едут дома, хлопают занавески в открытых окнах родного дома, потрескивают полы, скрипят стены, сестра и мать пьют на быстром сквозняке утренний кофе, мебель вздрагивает от учащающихся толчков, – все скорее, все таинственнее едут дома, собор, площадь, переулки… И хотя уже давно мимо вагонного окна развертывались поля в золотистых заплатах, Франц еще ощущал, как отъезжает городишко, где он прожил двадцать лет.

В деревянном, еще прохладном отделении третьего класса сидели, кроме Франца: две плюшевых старушки, дебелая женщина с корзиной яиц на коленях и белокурый юноша в коротких желтых штанах, крепкий, угластый, похожий на свой же туго набитый, словно высеченный из желтого камня мешок, который он энергично стряхнул с плеч и бухнул на полку. Место у двери, против Франца, было занято журналом с голой стриженой красавицей на обложке, а в коридоре, у окна, спиной к отделению, стоял широкоплечий господин.

Город уехал. Франц схватился за бок, навылет раненный мыслью, что пропал бумажник, в котором так много: крепкий билетик, и чужая визитная карточка, и непочатый месяц человеческой жизни. Бумажник был тут как тут, плотный и теплый. Старушки стали шевелиться, шурша разоблачать бутерброды. Господин, стоявший в проходе, повернулся и, слегка качнувшись, отступив на полшага и снова поборов шаткость пола, вошел в отделение.

Только тогда Франц увидел его лицо: нос – крохотный, обтянут по кости белесой кожей, кругленькие, черные ноздри непристойны и асимметричны, на щеках, на лбу – целая география оттенков, – желтоватость, розоватость, лоск. Бог знает, что случилось с этим лицом, – какая болезнь, какой взрыв, какая едкая кислота его обезобразили. Губ почти не было вовсе, отсутствие ресниц придавало выпуклым, водянистым глазам невольную наглость. А наряден и статен был господин на диво: шелковый галстук в нежных узорах нырял, слегка изогнувшись, под двубортный жилет. Руки в серых перчатках подняли, раскрыли журнал с соблазнительной обложкой.

У Франца дрожь прошла между лопаток, и во рту появилось страшное ощущение: неотвязно мерзка влажность нёба, отвратительно жив толстый, пупырчатый язык. Память стала паноптикумом, и он знал, знал, что там, где-то в глубине,-камера ужасов. Однажды собаку вырвало на пороге мясной лавки: однажды ребенок поднял с панели и губами стал надувать нечто, похожее на соску, желтое, прозрачное; однажды простуженный старик в трамвае пальнул мокротой… Все – образы, которых Франц сейчас не вспомнил ясно, но которые всегда толпились на заднем плане, приветствуя истерической судорогой всякое, новое, сродное им впечатление. После таких ужасов, в те еще недавние дни, вялый, долговязый, перезрелый школьник ронял из рук портфель, бросался ничком на кушетку, и его долго, мучительно мутило. Мутило его и на последнем экзамене,-оттого, что сосед по парте, задумавшись, грыз и без того обгрызанные, мясом ущемленные ногти. И школу Франц покинул с облегчением, полагая, что отделался навсегда от ее грязноватой, прыщеватой жизни.

Читайте также:  Старая черепаха - краткое содержание рассказа Нагибин

Господин разглядывал журнал, и сочетание его лица и фотографии на обложке было чудовищно. Румяная торговка сидела рядом с монстром, прикасаясь к нему сонным плечом; рюкзак юноши лежал бок-о-бок с его черным, склизким, пестрым от наклеек, чемоданом, а главное, – старушки, несмотря на мерзкое соседство, жевали бутерброды, посасывали мохнатые дольки апельсинов, завертывали корки в бумажки и деликатно бросали под лавку… Франц стискивал челюсти, сдерживая смутный позыв на рвоту. Когда же господин отложил журнал и стал сам, не снимая перчаток, есть булочку с сыром, вызывающе глядя на Франца, он не стерпел. Быстро встав, запрокинув побелевшее лицо, он расшатал, стащил сверху свой чемодан, надел пальто и шляпу и, неловко стукнувшись чемоданом о косяк, вышел в коридор.

Ему сразу стало легче, но головокружение не прошло. Вдоль окон пролетал буковый лес, рябили лиловатые стволы, испещренные солнцем. Он неуверенно пошел по коридору, всматриваясь в отделения. Только в одном из них было свободное место; зато там сидела сердитая женщина с двумя бледными, чернорукими, раздраженными детьми, которые, подняв плечи в ожидании неизбежного подзатыльника, тихонько сползали с лавки, чтобы поиграть сальными бумажками на полу, у ног пассажиров. Франц дошел до конца вагона и там остановился, пораженный небывалой мыслью. Эта мысль была так хороша, так дерзновенна, что даже сердце запнулось, и на лбу выступил пот. «Нет, нельзя…» – вполголоса сказал Франц, уже зная, впрочем, что соблазна не перебороть. Затем, двумя пальцами проверив узел галстука, он с восхитительным замиранием под ложечкой перешел по шаткой соединительной площадке в следующий вагон.

Это был вагон второго класса, а второй класс был для Франца чем-то непозволительно привлекательным, немного греховным, пожалуй, – с привкусом пряного мотовства, – как рюмка густого белого кюрасо, как трехминутная поездка в таксомоторе, как тот огромный помплимус, похожий на желтый череп, который он как-то купил по дороге в школу. О первом классе нельзя было мечтать вовсе: бархатные покои, где сидят дипломаты в дорожных кепках и почти неземные актрисы. Но во второй… во второй… ежели набраться смелости… Покойный отец (нотариус и филателист) езжал, говорят, – давно, до войны, – вторым классом. И все-таки Франц не решался, – замирал в начале прохода, у таблички, сообщавшей вагонный инвентарь, – и уже не решетчатый лес мелькал за окнами, а благородно плыли просторные поля, и вдалеке, параллельно полотну, текла дорога, по которой улепетывал лилипутовый автомобиль.

Владимир Набоков – Король, дама, валет

Владимир Набоков – Король, дама, валет краткое содержание

Король, дама, валет читать онлайн бесплатно

Король, дама, валет

Огромная, черная стрела часов, застывшая перед своим ежеминутным жестом, сейчас вот дрогнет, и от ее тугого толчка тронется весь мир: медленно отвернется циферблат, полный отчаяния, презрения и скуки; столбы, один за другим, начнут проходить, унося, подобно равнодушным атлантам, вокзальный свод; потянется платформа, увозя в неведомый путь окурки, билетики, пятна солнца, плевки; не вращая вовсе колесами, проплывет железная тачка; книжный лоток, увешанный соблазнительными обложками – фотографиями жемчужно-голых красавиц, – пройдет тоже; и люди, люди, люди на потянувшейся платформе, переставляя ноги и все же не подвигаясь, шагая вперед и все же пятясь, – как мучительный сон, в котором есть и усилие неимоверное, и тошнота, и ватная слабость в икрах, и легкое головокружение, пройдут, отхлынут, уже замирая, уже почти падая навзничь…

Больше женщин, чем мужчин, – как это всегда бывает среди провожающих… Сестра Франца, такая бледная в этот ранний час, нехорошо пахнущая натощак, в клетчатой пелерине, какой, небось, не носят в столице, – и мать, маленькая, круглая, вся в коричневом, как плотный монашек. Вот запорхали платки.

И отошли не только они, – эти две знакомые улыбки, – тронулся не только вокзал, с лотком, тачкой, белым продавцом слив и сосисок, – тронулся и старый городок в розоватом тумане осеннего утра: каменный курфюрст на площади, землянично-темный собор, поблескивающие вывески, цилиндр, рыба, медное блюдо парикмахера… Теперь уж не остановить. Понесло! Торжественно едут дома, хлопают занавески в открытых окнах родного дома, потрескивают полы, скрипят стены, сестра и мать пьют на быстром сквозняке утренний кофе, мебель вздрагивает от учащающихся толчков, – все скорее, все таинственнее едут дома, собор, площадь, переулки… И хотя уже давно мимо вагонного окна развертывались поля в золотистых заплатах, Франц еще ощущал, как отъезжает городишко, где он прожил двадцать лет.

В деревянном, еще прохладном отделении третьего класса сидели кроме Франца: две плюшевых старушки, дебелая женщина с корзиной яиц на коленях и белокурый юноша в коротких желтых штанах, крепкий, угластый, похожий на свой же туго набитый, словно высеченный из желтого камня мешок, который он энергично стряхнул с плеч и бухнул на полку. Место у двери, против Франца, было занято журналом с голой стриженой красавицей на обложке, а в коридоре, у окна, спиной к отделению, стоял широкоплечий господин.

Город уехал. Франц схватился за бок, навылет раненный мыслью, что пропал бумажник, в котором так много: крепкий билетик, и чужая визитная карточка, и непочатый месяц человеческой жизни. Бумажник был тут как тут, плотный и теплый. Старушки стали шевелиться, шуршать, разоблачать бутерброды. Господин, стоявший в проходе, повернулся и, слегка качнувшись, отступив на полшага и снова поборов шаткость пола, вошел в отделение.

Только тогда Франц увидел его лицо: нос – крохотный, обтянут по кости белесой кожей, кругленькие, черные ноздри непристойны и асимметричны, на щеках, на лбу – целая география оттенков – желтоватость, розоватость, лоск. Бог знает, что случилось с этим лицом, – какая болезнь, какой взрыв, какая едкая кислота его обезобразили. Губ почти не было вовсе, отсутствие ресниц придавало выпуклым, водянистым глазам невольную наглость. А наряден и статен был господин на диво: шелковый галстук в нежных узорах нырял, слегка изогнувшись, под двубортный жилет. Руки в серых перчатках подняли, раскрыли журнал с соблазнительной обложкой.

У Франца дрожь прошла между лопаток, и во рту появилось странное ощущение: неотвязно мерзка влажность нёба, отвратительно жив толстый, пупырчатый язык. Память стала паноптикумом, и он знал, знал, что там, где-то в глубине, – камера ужасов. Однажды собаку вырвало на пороге мясной лавки; однажды ребенок поднял с панели и губами стал надувать нечто, похожее на соску, желтое, прозрачное; однажды простуженный старик в трамвае пальнул мокротой… Все – образы, которых Франц сейчас не вспомнил ясно, но которые всегда толпились на заднем плане, приветствуя истерической судорогой всякое новое, сродное им, впечатление. После таких ужасов, в те еще недавние дни, вялый, долговязый, перезрелый школьник ронял из рук портфель, бросался ничком на кушетку, и его долго, мучительно мутило. Мутило его и на последнем экзамене – оттого, что сосед по парте, задумавшись, грыз и без того обгрызанные, мясом ущемленные ногти. И школу Франц покинул с облегчением, полагая, что отделался навсегда от ее грязноватой, прыщеватой жизни.

Господин разглядывал журнал, и сочетание его лица и фотографии на обложке было чудовищно. Румяная торговка сидела рядом с монстром, прикасаясь к нему сонным плечом; рюкзак юноши лежал бок о бок с его черным, склизким, пестрым от наклеек чемоданом; а главное – старушки, несмотря на мерзкое соседство, жевали бутерброды, посасывали мохнатые дольки апельсинов, завертывали корки в бумажки и деликатно бросали их под лавку… Франц стискивал челюсти, сдерживая смутный позыв на рвоту. Когда же господин отложил журнал и стал сам, не снимая перчаток, есть булочку с сыром, вызывающе глядя на Франца, он не стерпел. Быстро встав, запрокинув побелевшее лицо, он расшатал, стащил сверху свой чемодан, надел пальто и шляпу и, неловко стукнувшись чемоданом о косяк, вышел в коридор.

Ему сразу стало легче, но головокружение не прошло. Вдоль окон пролетал буковый лес, рябили лиловатые стволы, испещренные солнцем. Он неуверенно пошел по коридору, всматриваясь в отделения. Только в одном из них было свободное место; зато там сидела сердитая женщина с двумя бледными, чернорукими, раздраженными детьми, которые, подняв плечи в ожидании неизбежного подзатыльника, тихонько сползали с лавки, чтобы поиграть сальными бумажками на полу, у ног пассажиров. Франц дошел до конца вагона и там остановился, пораженный небывалой мыслью. Эта мысль была так хороша, так дерзновенна, что даже сердце запнулось и на лбу выступил пот. «Нет, нельзя…» – вполголоса сказал Франц, уже зная, впрочем, что соблазна не перебороть. Затем, двумя пальцами проверив узел галстука, он с восхитительным замиранием под ложечкой перешел по шаткой соединительной площадке в следующий вагон.

Это был вагон второго класса, а второй класс был для Франца чем-то непозволительно привлекательным, немного греховным, пожалуй, – с привкусом пряного мотовства, – как рюмка густого белого кюрасо, как трехминутная поездка в таксомоторе, как тот огромный помплимус, похожий на желтый череп, который он как-то купил по дороге в школу. О первом классе нельзя было мечтать вовсе: бархатные покои, где сидят дипломаты в дорожных кепках и почти неземные актрисы. Но во второй… во второй… ежели набраться смелости… Покойный отец (нотариус и филателист) езжал, говорят – давно, до войны, – вторым классом. И все-таки Франц не решался – замирал в начале прохода, у таблички, сообщавшей вагонный инвентарь, – и уже не решетчатый лес мелькал за окнами, а благородно плыли просторные поля, и вдалеке, параллельно полотну, текла дорога, по которой улепетывал лилипутовый автомобиль.

Его вывел из затруднения кондуктор, как раз совершавший обход. Франц прикупил своему билету дополнительный чин. Гулким мраком бабахнул короткий туннель. Опять светло, и уже нет кондуктора.

В купэ, куда Франц вошел с безмолвным, низким поклоном, сидели только двое: чудесная, большеглазая дама и пожилой господин с подстриженными желтыми усами. Франц снял пальто и осторожно сел. Сиденье было так мягко, так уютно торчал у виска полукруглый выступ, отделяющий одно место от другого, так изящны были снимки на стенке: какой-то собор, какой-то водопад… Он медленно вытянул ноги, медленно вынул из кармана газету; но читать не мог: оцепенел в блаженстве, держа раскрытую газету перед собой. Его спутники были обаятельны. Дама – в черном костюме, в черной шапочке с маленькой бриллиантовой ласточкой, лицо серьезное, холодноватые глаза, легкая тень над губой и бархатно-белая шея в нежнейших поперечных бороздках на горле. Господин, верно, иностранец, оттого что воротничок мягкий, и вообще… Однако Франц ошибся.

– Пить хочется, – протяжно сказал господин. – Жалко, что нет фруктов…

– Сам виноват, – ответила дама недовольным голосом и погодя добавила: – Я все еще не могу забыть. Это было так глупо…

Читайте также:  Король, дама, валет – краткое содержание романа Набокова

Драйер слегка закатил глаза и не возразил ничего.

– Сам виноват, что пришлось прятаться… – сказала она и машинально поправила юбку, машинально заметив, что пассажир, появившийся в углу, – молодой человек в очках – смотрит на голый шелк ее ног. Потом пожала плечом.

– Все равно… – сказала она тихо, – не стоит говорить.

Драйер знал, что молчанием он жену раздражает неизъяснимо. В глазах у него стоял мальчишеский, озорной огонек, мягкие складки у губ двигались – оттого, что он перекатывал во рту мятную лепешку, – одна бровь, желтая, шелковистая, была поднята выше другой. История, которая так рассердила жену, была, в сущности говоря, пустая. Август и половину сентября они провели в Тироле, и вот теперь, на обратном пути, остановившись на несколько дней по делу в антикварном городке, он зашел к кузине Лине, с которой был дружен в молодости, лет двадцать тому назад. Жена отказалась пойти наотрез. Лина, кругленькая дама с бородавкой, как репейник, на щеке, все такая же болтливая и гостеприимная, нашла, что «годы, конечно, наложили свой след», но что могло быть и хуже, угостила его отличным кофе, рассказала о своих детях, пожалела, что их нет дома, расспросила его о жене, которой она не знала, о делах, про которые знала понаслышке; потом стала советоваться. В комнате было жарко, вокруг старенькой люстры с серыми, как грязный ледок, стекляшками кружились мухи, садясь все на то же место, что почему-то очень его смешило, и с комическим радушием протягивали свои плюшевые руки старые кресла, на одном из которых дремала злая обветшалая собачка. И на выжидательный, вопросительный вздох собеседницы он вдруг сказал, рассмеявшись, оживившись: «Ну что ж, пускай он поедет ко мне, – я его устрою…» Вот это жена и не могла простить. Она назвала это: «Наводнять дело бедными родственниками» – но, в сущности говоря, какое же наводнение мог произвести один, всего один бедный родственник? Зная, что Лина жену пригласит, а жена не пойдет ни за что, – он солгал, сказал Лине, что уезжает в тот же вечер. А потом, через неделю, на вокзале, когда они уже уселись в вагон, он вдруг из окна увидел Лину, бог весть чем привлеченную на платформу. И жена ни за что не хотела, чтобы та заметила их, и хотя ему очень понравилась мысль купить на дорогу корзиночку слив, он не высунулся из окна с легким «псст…», не потянулся к молодому продавцу в белой куртке…

Король, дама, валет – краткое содержание романа Набокова

Владимир Владимирович Набоков, что тут спорить лишний раз, — грандиозный американский писатель. Несмотря на то, что он утверждал, что сердце его говорит на русском, голова его, все-таки, была очень английской. Русская литература в упор не принимала произведения на своем языке от будущего классика Соединенных Штатов. Его романы ставили в тупик русскоязычных критиков, привыкших к размашистому эпосу, погружениям на дно души и философии, перипетиям сюжета и вечным исканиям, приправленным балами, дуэлями, полями и тройками.

Романы же Набокова были, на первый взгляд, просты, очень емки, прекрасно детализированы, метафоричны — лучшее в них, конечно же, это метафоры — но совершенно молчаливы. В романах Набокова ничего не называется прямо, мораль совершенно не прозрачна, до нее нужно докапываться, добираться, то есть, все это, разумеется, черты только положительные, но ждать материального ответа и повышения уровня продаж не приходилось. К тому времени, женатый молодой человек был вынужден перебиваться учительскими подработками по французскому языку, тренировками по теннису, что, скорее всего, достаточно сильно било по гордости человека, который всегда знал, что он великий писатель. Берлин, отобравший у него отца, ввергнувший в водоворот унижений бывшего русского дворянина, противный, скучный город пива и сосисок, совершенно не заслуживал ни любви, ни добрых слов в свою честь.

«Король, дама, валет» — это роман, написанный в отчаянно не любимом Набоковым городе, и несмотря на то, что в центре повествования тривиальный любовный треугольник, в первую очередь речь в идет именно о Берлине. Все, что здесь происходит — это детали одной большой картины, того пространства, которое воспитывает таких людей: пустых, неинтересных, подчеркнуто земных, телесных. Здесь нет ярких чувств, поворотов сюжета, здесь нет героев и антигероев, здесь даже дороги никуда не поворачивают, а заканчиваются тупиками. Зато вы найдете в избытке бесконечные перечисления предметов гардероба различной степени застиранности, рваности, ветхости, описанные маньяком-фетишистом. В городе стоит душное лето, и как будто бы все должно быть радостно и хорошо, но настолько тесно, утомительно, неинтересно, как будто дело происходит не в столице Германии, а в каком-нибудь Кировске.

Роман рассказывает нам полудетективную историю о молодом человеке, Франсе, который окрыленный надеждами юности и заботами матери, перебирается в Берлин, чтобы поступить на работу в конторе своего непонятного троюродного дяди, коего он до этого и в глаза-то не видел, а чем нужно будет заниматься в конторе как-то не уточнил. Ну и ладно. И вот при первой встрече с новоиспеченной родней, Франс безумно влюбляется в жену своего патрона, холодную, сдержанную Марту с прекрасными ногами в дорогих шелковых чулках. Марта когда-то вышла замуж по расчету, муж упорно считает ее Снежной Королевой, не способной на чувства; и вот эта леди из холодного цеха внезапно влюбляется в нелепого очкарика-племянника, вступает с ним в тайную связь (которую оказывается не очень уж и сложно скрывать), а дальше, по нарастающей, начинает планировать устранение своего супруга дабы зажить полной зажиточной жизнью с обретенным возлюбленным.

Роман предельно натуралистичен, полон подробнейших близоруких деталей, составляющих отталкивающую картину быта и нравов, отсутствия чувств, если не любви, то хотя бы банального уважения и благодарности. Во всех этих деталях и отражается основной замысле романа — в абсолютной ненависти к Берлину и всем его жителям. В России роман не был понят. Переведенный же на немецкий язык, он стал самым коммерчески успешным за всю историю набоковской литературы. Вот уж ирония.

Penguin Books

Здесь нет ни одного положительного персонажа, да хотя бы мало-мальски приятного персонажа. Не то, чтобы это было обязательное условие, но приговор, что этому миру выносит автор, поистине пугает.

Франс нелепый, несамостоятельный, слабый мальчик, за которого все решают женщины — сначала мать, потом Марта, откровенно подталкивающая его на убийство. Он не имеет никакого образования и навыков, но это было бы не так критично, будь у него хоть какие-нибудь интересы. Из всех размышлений героя мы видим только одно желание — быть состоятельным. И поэтому ему так болезненно ехать в вагоне третьего класса, снимать маленькую комнату в конце улицы, работать в магазине дяди, заполненном дорогими галстуками, костюмами, бельем — такими прекрасными и непозволительно дорогими вещицами. Все это усугубляется ужинами и обедами в доме богатого дяди, жизнью у него на содержании, постоянным подсчетом денег. И обладание Мартой — как тайное обладание всеми этими недоступными богатствами, эта любовь не делает Франса сверхчеловеком, он не становится сильнее, богаче — потому что это не ценность. Он все также пресмыкается, боится своего чокнутого домовладельца, боится своих покупателей, все время боится.

Их первый запретный поцелуй, волнение, вдохи, страсть и потеря контроля — все это прекрасно дополняется деталями рваного носка и торчащего из него нечистого мизинца. А после счастливого избавления от бремени неразделенной страсти, рисунок повествования очерчивает прелестный бардак, разбросанные вещи, все те же рваные носки, дались они ему, халаты и подштанники, выгоревший след на обоях — все эти обои в цветочек будто хороводом идут на фоне постельной романтики. Подобный натурализм хорош был для «Тихого Дона» с запахами пота и лука и коровами в окне, но честное слово, Берлин?

Скудность быта, скудность существования. Все очень дорогое, но оно вообще того не стоит. Еда, одежда, радости ночных встреч. И так по кругу, по спирали, в какой-то момент ты сам теряешься и не можешь понять, о чем тут речь? Что будет дальше, ведь ничего не происходит? Есть ли вообще выход из этого тупика.

Марта холодная, бездушная, не знавшая любви, получающая сравнения то с мадонной, то с жабой — сначала подчеркнуто фригидная, она как будто совсем не знает чувств. Она постоянно недовольна чем-то, зачем-то постоянно торгуется, делает это все тоже равнодушно, по инерции, как красивая заведенная кукла. Она думает, что любит Франса, но просто сбежать с возлюбленным (читать: с любовником) не может, потому что тогда она лишится всего своего роскошного быта, всех своих шелковых чулок и розовой туалетной воды. Она даже просчитывает на десять лет вперед карьерный рост Франса, чтобы сбежать с ним, как-то забывая о том факте, что работает он на ее мужа. Ее существование откровенно бессмысленно, ее жизнь не будет иметь развития. Франса она хочет поставить просто на место Драйера: он должен заменить его в доме, в ведении дел, в постели. Но в жизни их ничего бы не изменилось, все те же ужины, все те же смены нарядом, разве что никто бы больше не слышал раскатистого, золотистого смеха хозяина дома.

Франс впервые видит возлюбленную в поезде, на котором они случайно едут вместе, там, мельком, она очаровывает его, а по приезде он разбивает очки — как символ слепоты, полной беспомощности и дезориентации в пространстве. Она становится его поводырем, его руководителем, спокойно вкладывая в его руки орудие убийства. В финале очки снова бьются, но сейчас это трещина на стекле, искажение мира, постоянно царапающая паутинка, как расколовшийся мир.

Слепота вообще здесь имеет место быть и является чуть ли не главным пороком. Драйер по началу кажется жертвой чужой жестокости, — веселый, жизнерадостный оптимист, настоящий хозяин жизни — вот кто король в этом раскладе. Он успешен, полон идей и энергии, он горяч в противоположность своей замороженной супруге. Он постоянно шутит и смеется в пшеничные усы, чем без конца раздражает Марту. Но он содержит ее и сделал ее жизнь такой, как ей хочется: Марта никогда не высказывает недовольства своей жизнью, даже планируя будущую жизнь с Франсом, она осознает несбыточность надежд, вспоминая о том, что не сможет жить в нищете. А комфорт гораздо важнее, чем физическое отвращение при виде мужа. Но в дальнейшем мы понимаем, что Драйер просто очарован собой, он любит себя и свое дело, он увлекается, а потом резко остывает, основой его поступков оказывается только тривиальная жажда развлечений. Он просто-напросто слеп. Драйер не видит разворачивающегося под носом романа, он совершенно не верно воспринимает жену. Он может забыть об обещании или вовсе о человеке, которому оно было дано. Его взгляд направлен только внутрь себя, и кажущаяся любовь к жене — это тоже лишь элемент самолюбования, наслаждения собой и стоящей рядом красотой.

Все они говорящие куклы-манекены, которых Драйер изобретает и пытается продать американцу. Пустые, бестелесные, невесомые, чье существование не оправдано вообще ничем, а значит, чему продолжаться на страницах романа? Они действительно как карты в колоде: так выпал расклад, но они сами по себе не значат ничего, просто часть колоды. И их совершенно не жалко. Отбой.

А по сути дела, все это словоизлияние можно укомплектовать в одно-единственное предложение из небольшого рассказа «Путеводитель по Берлину»:

…Скучно, одним словом. Скучный, чужой город. И жить в нем дорого…

Ссылка на основную публикацию